Заметив на моем лице признаки нескрываемого удивления, он продолжал: — Я понимаю, вас удивляет то, как я, благонамеренный и состоятельный буржуа, могу знать, что творится в преступном мире, но именно благодаря моему ремеслу, — вы, вероятно, помните, что я приказчик в кафе, — мне приходится сталкиваться с массой всякого народа, и вот через них-то я мог познакомиться с подонками Парижа и проникнуть в подозрительные притоны. Я видел такие странные вещи, что заинтересовался изучением трущоб большого города. Далее господин Катюсс объяснил мне, что он нечто вроде принца Родольфа из «Парижских тайн», который отыскивал в трущобах заблудших овечек и с увлечением романиста изучал нравы и обычаи воров. — Вам стоит только задержать некоего Рото, по прозвищу Монмартрский Кудряш, — добавил он, — и вся шайка будет в ваших руках. Предвижу, что меня заподозрят в черной неблагодарности к человеку, явившемуся сообщать столь драгоценные сведения, но мне никогда не случалось видеть, чтобы честный человек приходил с доносом. Катюсс, этот новый принц Родольф, имел такую физиономию, которая — не знаю почему — не внушала мне доверия. — Прекрасно, — ответил я, — очень ценю ваше бескорыстное содействие правосудию, но так как вы один знаете Монмартрского Кудряша, то необходимо, чтобы вы присутствовали при его аресте. Наконец, я должен оградить вас от возможного мщения со стороны этого человека; вот почему не удивляйтесь, если я передам вас в руки четырех агентов, которым дано приказание не оставлять вас ни на минуту. Господин Катюсс побледнел и ничего не сказал, но легко можно было заметить, что если бы он предвидел такой исход, то, наверное, воздержался бы от визита ко мне. Едва этот доносчик, так плохо принятый мной, вышел из моего кабинета в сопровождении четырех агентов, которым было поручено задержать Кудряша и в то же время не выпускать Катюсса, как ко мне ввели другого посетителя. Его я обозначу только инициалом — С., так как присяжные признали его заслуживающим снисхождения. — Господин Горон, — сказал он, — при всем уважении, которое я к вам питаю, мне кажется, что сейчас вы были обмануты. Субъект, только что вышедший из вашего кабинета, некто Катюсс, по всей вероятности, хотел вас обмануть; это он обокрал господина де Сито, а теперь хочет отвратить подозрение. Я поспешил возразить вновь прибывшему с самой очаровательной улыбкой: — Потрудитесь сесть, милейший, и, чтобы доказать вам, что я не был обманут, намерен задержать вас, так же как задержал Катюсса. Двое людей, столь хорошо осведомленных, как вы и он, должны остаться в распоряжении правосудия. Понятно, он протестовал, но все было бесполезно. В тот же вечер Рото, прозванный Кудряшем, был арестован, и очная ставка между ним, Катюссом и С. была чрезвычайно интересна. Я узнал, каким образом была подготовлена кража на улице Нотр-Дам-де-Назарет у господина Бенуа-Берне и почему Катюсс явился ко мне с доносом на одного из своих сообщников. Как водится сплошь и рядом, воры, рассорившись между собой, начали выдавать друг друга, и непосредственным результатом было увеличение числа обвиняемых. Вот таким-то образом мне указали на некоего Мария, по прозвищу Мышь, игравшего одну из главных ролей в краже, совершенной на улице Нотр-Дам-де-Назарет. Мышь имел исключительные дарования к подделке ключей. Он сфабриковал ключ к квартире господина Бенуа и несколько раз приводил туда своих сообщников в те часы, когда хозяин квартиры бывал на бирже. Там же, на месте, Катюсс, претендовавший на роль главаря шайки, составил план кампании. — Денежный шкаф без секретного замка, — сказал он, — следовательно, достаточно будет достать от него ключ. Пусть двое из нас проникнут вечером в кабинет господина Бенуа и во время его сна украдут ключ. План был найден превосходным, и сообщники поклялись выполнить его пунктуально. Однако за несколько дней до назначенного срока двое участников, а именно Мышь и некто Крючок, пробрались в квартиру господина Бенуа, взломали денежный шкаф отмычкой и похитили все ценные бумаги, затем, по всей вероятности, бежали в Бельгию или в Англию, чтобы ликвидировать добычу. У господина де Сито Катюсс также был одурачен своими сообщниками. Под вымышленным именем синьора Энрико Пинто и выдавая себя за богатого испанца, он нанял квартиру в том же доме, где жил граф де Сито, но он совершил большую неосторожность, отлучившись на несколько дней в Трувиль. Его сообщники воспользовались этим случаем, чтобы вынести из квартиры графа все ценные вещи. Обманутый, таким образом, всеми сообщниками, Катюсс не нашел ничего лучшего, как донести на них полиции. Я немедленно занялся двумя беглецами. Мышь первый попался в руки полиции. Я узнал, что у него есть брат, находящийся в Мазасе. Нужно заметить, что редко случается, чтобы в среде мошенников не пробуждалось родственного чувства, коль скоро кто-нибудь из семьи попадет в тюрьму. Вот почему я был почти уверен, что Мышь покажется где-нибудь поблизости Мазаса, и назначил тайный надзор. Мои предположения не замедлили осуществиться. В один прекрасный вечер наш агент, — кажется, это был Барбаст, — увидел Мышь, который подходил к Мазасу с корзиной съестных припасов для своего пленного братца. Мышь, увидев для себя опасность, хотел выхватить из кармана револьвер, но Барбаст и двое полисменов, которых он подозвал, вовремя удержали преступника. Его связали и отправили в полицейский пост, где я стал его допрашивать. Однако Марий, по прозвищу Мышь, не хотел ничего знать. — Я не такой негодяй, как Катюсс, — говорил он, — вы можете искать, сколько вам угодно. Я никого не выдам. Я отправил этого субъекта в арестный дом, и мы продолжали искать Крючка, который был настоящим главарем шайки и, кроме того, директором целой ассоциации воров, мошенников и карманников. Я узнал, что Крючок, именовавший себя господином Менеган, повез в Лондон похищенные у господина Бенуа ценные бумаги. Я тотчас же отправил сыщика Гулье в столицу Великобритании. Счастье улыбнулось ему: он скоро отыскал ловкого мошенника. В Лондоне Гулье, прекрасно говоривший по-английски, вступил в сношение с людьми, занимающимися по ту сторону Ламанша выгодной профессией — «воровских банкиров». В Англии, где закон не преследует сбытчиков краденых вещей, процветает вполне безнаказанно, почти на глазах полиции, особая отрасль промышленности, состоящая в том, чтобы перепродавать жертвам грабежа их же процентные бумаги с вычетом от 25 до 40 процентов комиссионных. Ниже я буду иметь еще случай поговорить подробнее об этой отрасли промышленности. Гулье скоро узнал по доносу одного из таких «воровских банкиров», что Менеган, он же Крючок, поселился в отеле «Полдень» и живет, как настоящий важный барин. Гулье, в сопровождении английского сыщика, господина Грасама, отправился в означенный отель и вошел в салон как раз в то время, когда Менеган, комфортабельно развалившись на канапе, читал французские газеты… в которых говорилось о нем. Они направились прямо к нему и заявили о своем звании. Менеган, с высоты своего величия, смерил их надменным взглядом и с апломбом возразил: — Господа, вы ошибаетесь, я не понимаю, что вам от меня нужно, я голландец и никогда не жил во Франции, следовательно, я даже не мог совершить тех краж, в которых меня подозревают. На эти протесты не обратили никакого внимания, инспектор Гулье и его английский коллега связали Менегана, который был отправлен в полицейский пост на Кингстрат, где он подвергся тщательному обыску; в его ботинках и под подкладкой шляпы было найдено десять тысяч франков банковыми билетами. В отеле Half Noon, когда там сделали обыск, также было открыто на 10 000 франков французских и итальянских процентных бумаг, из числа похищенных у господина Бенуа-Берне. Однако добиться высылки Менегана во Францию было нелегко. Он уверял английские судебные власти, что по происхождению он голландец, и нам стоило многих хлопот выяснить его подлинную личность; но в конце концов было дознано, что настоящее его имя Керио и он уже раз пять или шесть побывал под судом. Только тогда английское правительство согласилось на выдачу этого преступника. Но инцидент этим не кончился. Менеган чуть не ускользнул на пути в Париж. По приезде в Кале его посадили в тюрьму, где первой его заботой было попытаться бежать. Ему удалось проломать дыру в потолке своей камеры, и он уже протиснулся на полкорпуса в это импровизированное отверстие, когда сбежавшиеся на шум жандармы положили конец его мечтам о побеге, стащив его за ноги вниз к реальной действительности. Я также съездил в Лондон, чтобы допросить Керио и отыскать некоторых из его сообщников, которые, как мне было известно, находились в Англии, но казуистика английских законов не позволила мне снять допрос с арестованного, пока он не вступит на французскую территорию. Тем не менее я добился от Менегана некоторых столь важных признаний, что, можно сказать, в продолжение целой недели почти весь состав сыскной полиции был занят арестами участников шайки Катюсса. Их ловили в Лондоне, в Марселе, в Брюсселе, а главным образом в Париже. Потребовалось бы исписать целые фолианты, чтобы рассказать приключения всех этих авантюристов; к ним, между прочим, принадлежал некий Сирасс, которого я ездил допрашивать в Марсель и там же арестовал. Этот молодой человек, двадцати двух лет, очень образованный и умный, украл документы одного русского аристократа и был задержан в то время, когда садился на пароход, чтобы отправиться в Россию. Мы задержали еще Гетца, известного в Монмартре под аппетитным прозвищем Чеснок. В числе арестованных было много женщин, которые почти все в этом деле выказали себя выше своих возлюбленных и никого не выдали. Между прочим, арест одной из них, госпожи Луизы, был довольно драматичен. Гарнье, один из наших агентов, вместе с товарищем отправился задержать эту женщину в ее квартире, на улице Вик-д’Азир; она покорно последовала за агентами в ближайший полицейский пост. Вдруг на углу улицы Гранж-о-Белль и набережной Жеммап к ним подошел какой-то молодой человек и резко спросил: — По какому праву вы ведете эту женщину? Вместо ответа, агент Гарнье передал свою пленницу коллеге и сам схватил молодого человека за руку. — Хорошо, — сказал тот, — я последую за вами, но совершенно бесполезно тащить меня таким образом. Несколько шагов он прошел довольно спокойно, как вдруг сделал прыжок в сторону, выхватил из кармана нож и ударил Гарнье прямо в грудь. К счастью для сыщика, в его кармане лежал толстый бумажник, наполненный множеством бумаг. Лезвие ножа скользнуло по ним и только слегка оцарапало кожу. Видя, что, несмотря на силу удара, агент устоял на ногах, молодой человек выхватил револьвер и выстрелил в него в упор, но, без сомнения, в тот день смерть решительно не хотела принять Гарнье в свои объятия; пуля пробила бумажник, лежавший в правом кармане его пальто. Злоумышленник не успел сделать второго выстрела, так как Гарнье решительно набросился на него, и с помощью нескольких прохожих преступника удалось обезоружить. Это был также один из участников шайки Катюсса; само собой разумеется, он отказался дать сведения о своей личности, но мы очень скоро получили их другим путем. Он оказался профессиональным вором и был отправлен в Мазас ко всей почтенной компании. Что же касается женщины, то ее поместили в Сен-Лазар. Глава 8 Попугай Тотора и гусь Гаткина Аресты продолжались в течение нескольких месяцев, каждый день приносил новые открытия. Можно было подумать, что мы накрыли нечто вроде масонского общества мазуриков. Среди них выделялся один молодец, настоящее имя которого, как я узнал впоследствии, было Шамбон, но среди «негры» он был известен под псевдонимом Виктор Шевалье. Мне указали на него как на главного сбытчика в шайке Катюсса, но напасть на его след мне долгое время не удавалось. Наконец, я узнал, что он живет на улице Пото со своей приятельницей Марией Б. Мне описали также образ жизни этой парочки, занимавшей маленький уединенный павильон, вдали от нескромных глаз полиции. Виктор Шевалье занимался прежде перепродажей лошадей и, чтобы иметь какое-нибудь показное ремесло, сохранил несколько старых кляч, которых давал взаймы соседям, в особенности же различным подозрительным личностям, оперирующим на скачках. Чета Шевалье счастливо жила в своем уединении, у них был маленький садик, они имели кур, гусей и попугая, который, как мне рассказывали, говорил точно человек. Виктор Шевалье пользовался репутацией любезного хозяина, он оставлял обедать приятелей-клиентов, приносивших к нему свои трофеи, и тогда попойки затягивались до зари. В то утро, когда приехал на улицу Пото, я застал только Марию Б., которая приняла меня очень сурово и наотрез отказалась дать какие-либо сведения о своем сожителе. Я почти ничего не нашел в домике Шевалье. Все сундуки, о которых мне говорили, исчезли, не было даже попугая, который так хорошо говорил. Впрочем, этот утренний визит не был бесполезен. Тем временем как я расспрашивал Б. и она расточала передо мной все перлы своего жаргонного репертуара, в дверь вдруг постучались. — А это принесли белье от прачки, — сказала женщина. — Разрешите мне поговорить с носильщиком. При всей моей любезности я не счел нужным дать этого разрешения и громко крикнул: