Я люблю сливочные эли, милкшейки IPA, молочные стауты. Маленький пивоваренный бизнес обычно открывается в нетуристических местах. Поэтому придётся ехать на метро в глубины Бруклина. В мои любимые бывшие индустриальные районы, где жизнь уже закипела, а аренда всё ещё низкая, и потому там селятся хипстеры, готовые открывать заведения для самих себя. С папой я сяду на салатовую ветку метро — G — и отправлюсь в заведение под названием «Other Half» прямо под страшной дребезжащей автомобильной эстакадой. Ощущение в ней — как будто ты сидишь в баре где-то на Третьем кольце в Москве. Но как же классно. Мы попробуем как минимум четыре сорта пива. А потом отправимся домой пешком, а по дороге поужинаем в маленьком израильском ресторане «Кухня тётушки Ады». Дедушка У дедушки были карие глаза с острыми тёмными ресницами-стрелами, трогательные большие уши, летние рубашки с коротким рукавом, заправленные в брюки, и серые «жигули». Пушистые седые брови, смуглая кожа, будто чуть задубевшая на подмосковном ветру и под скромным нашим дачным солнцем, руки, привыкшие к труду, вся душа, вложенная в шесть соток. Как он весь день с утра и до обеда возился в сарае, собирая и разбирая какие-то эдисоновские механизмы. И чего он там столько копался? Десять видов лопат и грабель, пассатижи, паяльник, банки с растворителями, обмотанные грубой марлей, и дрели, свёрла, коробки гвоздей, молотки и топор. Всё такое гипертрофированно маскулинное, мужское, грубоватое, дедушкино, родное. Глазами внучки. Смешанное с лаской в его голосе, с шутками в его глазах, с очками на носу и с этим их с бабушкой ритуальным чтением на ночь. «Возьми в руки книжку!» До сих пор ставлю перед детской кроватью тарелочку с ягодами или нарезанными фруктами, как ставила бабушка дедушке — на тумбочку, перед сном. Его пальцы в вязком машинном масле. Как он совершал эти странные аналоговые подвиги: сделать своими руками небольшой трактор для прополки грядок, собрать газонокосилку, возвести террасу, построить душ и топить в нём печь по воскресеньям и — сокровище — придумать уборную прямо внутри деревянного дома, а не на улице, чтобы как люди, чтоб как у людей. Как дедушка послушно шёл обедать, когда бабушка звала к столу. Тарелки глубокие с отбитым краем, тарелки плоские небольшие для салата и пошире — для второго. Алюминиевые вилки и ложки, картофельное пюре в горячей кастрюле, зарытое в подушки, чтобы не остыло. Как он звонко хрустел редиской, теперь так делает мой Д. Как использовал эпитет «своё», выращенное на своей грядке. Укроп и белёсая головка зелёного лука, опущенная им в соль. Чеснок, салат и малосольные огурцы, добытые из банки со смородиновым листом. Кабачки. Клубника. Пионы — бесстыжим размашистым букетом в вазе на столе. Три капли уксуса — в борще. Почти двадцать лет не видела дедушку. Всё не устаю фантазировать, как бы ему понравилась моя С., как бы ему стал симпатичен мой Д. Сэндвичи Каца А дедушку я бы в Нью-Йорке повела в культовое кафе «Katz’s Delicatessen». Заведение очень старое, знаменитое тем, что во время войны снабжало американских солдат салями. Дедушке бы понравилась эта американо-еврейская кухня. Дедушку бы впечатлил этот классический дайнер — американский придорожный ресторан быстрого обслуживания — с красными кожаными диванами и барной стойкой, ему были бы симпатичны фотографии голливудских звёзд на стенах и неоновые вывески. Хот-доги, колбасы, соленья, гарниры. И сами сэндвичи — два куска ржаного хлеба и полкило пастрами между ними. И этот запах копчёного мяса на весь квартал. Бабушка А бабушку я взяла бы сейчас под руку и повела по бордвоку — дощатой набережной — на Брайтон-Бич. Чтобы она гуляла и поражалась тому, как в кафе «Татьяна» подают пельмени, сало и блинчики с вареньем, — совершенно в том духе, как готовила она сама нам, на даче. Только ты сидишь при этом лицом к Атлантическому океану и дети резвятся на горках у самой воды. Как звенит тут и там смешная, местечковая русская речь. Как в книжных продаются собрания сочинений Пушкина, в супермаркетах на вес — квашеная капуста, в лотках ближе к пляжу выставлены жареные пирожки с вишней, персиком, картошкой и мясом. Вроде тех, что когда-то можно было добыть в Крыму. Бабушка бы наряжалась в цветные блузки с перламутровыми пуговицами, красила бы ногти бледно-розовым и выгуливала бы золотые серьги. Она бы привыкла к концертам российских исполнителей, слушала бы радио на русском языке, а иногда я бы вывозила её на Сорок вторую на какой-нибудь классический мюзикл вроде «Скрипача на крыше». Сакуры Или я повела бы бабушку в Бруклинский ботанический сад смотреть на цветение сакуры. На настоящие японские сакуры, подаренные Нью-Йорку Токио после войны. Двести прекрасных деревьев. Аллеи там всегда весной становятся розовыми и белыми из-за цветения этих вишен, а рядом — пруд с мраморными карпами, беседка на островке, сад камней. И мы с бабушкой непременно поехали бы туда. Но только не на фестиваль японской культуры в выходные, когда не протолкнуться, а в будний день, когда людей мало. И мы спокойно расстелили бы покрывало для пикника прямо на траве и подставили бы лица этому дождю из розовых лепестков, который усиливался бы при каждом дуновении ветра. Асфальт становился тёмным Я люблю осень. Я любила её и в Москве. Асфальт становился тёмным, а кромка джинсов неизменно намокала. Помню, как смотрю в окно нашей квартиры на севере столицы, а там — московское небо заволокло серым, сердитые капли дождя на стекле прямо с утра и пожелтевшие деревья раскачиваются от первого ветра. Мать-одиночка ли, жена по запросу ли. Садик в любую непогоду, чужие няни в помощь, понимание в их глазах, ощущение вины, что я опять еду с работы поздно. Вечно одна, но ведь не одна же, а с ребёнком. До сих пор верю: материнское чутьё при правильном применении безбрежно. Я тогда думала: как воспитывать дочь в ощущении, что реальность вокруг стабильна и надёжна, если мир вокруг нас всё время рушится? Жизнь — так глухо не похожая на атмосферу, в которой выросла я сама. Но я научилась. Да, мама пришла поздно, да, она уставшая, да, она — та самая, которая всё тянет на себе. Но она не потеряла смех в глазах. Она не перестала быть волшебницей. Может, даже наоборот. Тогда и научилась ей быть. Помню наши с С. пятки в разноцветных носках под пледом. Мультики. Какао. Как мы пекли печенье, украшали его сахарными карандашами. Сгружали его в корзину и ездили на машине по родственникам и друзьям, угощая. Ёлка на Новый год, мы отмечаем вдвоём. Нет, втроём, с нами поселился тогда Нарцисс, благородный дворовый котёнок. Позже к нам присоединился пёс Феникс. Дочке Когда ты вырастешь и тебе впервые захочется хлопнуть дверью перед моим носом, не пугайся. Ни себя, ни меня, ни звука, с которым захлопнется эта дверь. Это будет нормально. Ты станешь взрослой молодой девушкой, и тебе захочется отделить свой мир от нашего, родительского. Так задумано природой. У тебя больше не будет потребности бежать ко мне и показывать смешной момент в книге, построенный крутой домик в «Майнкрафте», видео про зверей в YouTube. Не бойся, наша связь не прервётся в этот момент, она начнёт трансформироваться. Не пугайся этого внезапного одиночества, ощущения покинутости, разрыва со мной, твоей мамой. Это не такой уж продолжительный трудный период, а не реальность. Тебя не разлюбили, теперь ты будешь жить отдельно, и это нормально, ты, можно сказать, и должна этого хотеть. Может возникнуть потребность защитить свой новый внутренний мир от вторжений тех, от кого ты всю жизнь зависишь, от слишком сильных, властных и авторитетных нас, родителей, и это нормально, иди вперёд.