– Конечно, как же иначе? Дружба победит все. Даже смерть. 2 Перелезая на крышу терраски, Тома наступила на подол, споткнулась и чуть не растянулась на железном настиле. Была глубокая ночь, она только недавно вернулась с выпускного. Одиннадцать лет позади, и вот ― конец школьному времени. После выпускного Тома и Максим сидели у фонтана: целовались, держались за руки, говорили о будущем, смотрели друг на друга, не отрываясь. Максима Тома встретила в начале десятого класса ― они вместе посещали подготовительные курсы, собирались поступать в один и тот же институт. Поначалу не общались. Даже не смотрели особо в сторону друг друга. Максим ездил на курсы на мопеде. Как-то в дождливую погоду он пронесся по дороге мимо Томы ― и окатил ее из лужи. Не остановился, не извинился. Она, рассердившись, решила отомстить: купила в аптеке пузырек валерьянки, подошла к припаркованному мопеду и облила его, особенно щедро ― сидение. На курсах она бросила Максиму пустой пузырек. На недоуменный вопрос, зачем он ему, ответила: «Узнаешь». После занятий Максим увидел, что у мопеда неожиданно выросла шерсть: его облепили все коты в округе. И, конечно, кто-то из них обоссал сидение. На следующий день ужасно злой Максим накинулся на Тому. – Мне пришлось стоя ехать на мойку! ― возмущался он. Тома удовлетворенно улыбнулась. – Зато теперь будешь больше думать о пешеходах. – Ты просто мстительная коза! – А ты эгоистичный козел! Перебранка привела к тому, что они вместе уже почти два года. Максим сделал то, что не удалось бы никому: пробудил в Томе способность радоваться жизни. Ту, которую она потеряла после рокового выпускного в конце девятого класса. Ночью у фонтана они как будто остались во всей вселенной одни. Со стороны казалось, что их не интересует больше ничего вокруг. Но это было не совсем так. В тот вечер Тома очень много думала о Стасе. Она знала: сегодня он должен вернуться из спецшколы. Эта мысль вызывала страх и… в то же время волнение. Тома ужасно хотела увидеть Стаса, пусть и отказывалась признаться в этом самой себе. Он оставил Томе раненое сердце и сломленный разум. На выздоровление потребовались бы месяцы, а может и годы психотерапии с опытным специалистом. Но Тома бежала от этой правды, не принимала советы близких и твердила себе: «Я в порядке. Со мной все в порядке. Все позади». Но это был самообман. Болото их общего со Стасом прошлого не отпускало ее. Выбираться оттуда оказалось очень сложно. На крыше было прохладно, Тома обняла себя руками. На ней было платье без рукавов ― зеленое, как и на первом выпускном в девятом классе. Тома специально выбрала этот цвет: он напоминал ей о той роковой ночи. Иногда Тома ловила себя на мысли, что специально, любыми способами пытается вернуть болезненное прошлое. Она ругала себя, обзывала мазохисткой ― но продолжала. Тома посмотрела в темное окно коттеджа, стоящего через несколько домов. За тем окном ― комната Стаса. Интересно, где он сейчас? Дома? Спит? Или уже переехал? Недавно она видела Яну, и та рассказала, что Стас после возвращения собирался уехать. Но вдруг он еще дома? Вдруг он… совсем близко? Тома убеждала себя: он изменился, он больше не посмеет причинить ей боль. И, думая об этом, она очень хотела к нему. Сейчас ей казалось, что только с ним она могла быть живой, а не ходячим призраком. «Что же ты сделал со мной, Стас?..» Тома замечталась. Может, завтра подойти к Яне? Взять у нее листок с новым адресом Стаса? Поехать и увидеть его? У них может это получиться ― начать все с нуля. Сделать вид, что ничего не было, и сейчас они ― два незнакомца, которые в первый раз встретились. Но хватит ли у нее смелости? Она ведь ужасная трусиха… Тома еще раз взглянула вдаль и улыбнулась. 3 Взгляд сфокусировался на потолке ― на маленьком багровом пятне, как будто кто-то прихлопнул сытого комара. А затем появились звуки: шелест колышущейся занавески, скрип стула где-то за стеной, гудение вытяжки, шум машин за окном. Следом пришли запахи: цветения, бинтов, моющего средства. Стас старался осмыслить все это, пытался вспомнить, что означает каждый образ, звук, запах. Ведь это помогло бы понять, кто он. Этого он не помнил. Он не помнил своего имени, но знал, что аромат цветения, который он уловил, идет от липы. Он не помнил, где он жил, но знал, что моющее средство, которым продезинфицировали помещение, с запахом хвои. Кто он? Как его зовут? Где он? Стас запаниковал, не в силах ответить на эти вопросы. Кроме последнего: повернув голову и осмотревшись, он понял, что находится в одиночной больничной плате. Сколько ему лет? Как он выглядит? Как он оказался здесь? Стас пошевелился. Тело пронзила боль, и он сморщился. Очевидно, он где-то сильно пострадал. И все же он может двигаться. Он не парализован. Эта мысль ненадолго вызвала облегчение. Был ясный день ― свет из окна, которое располагалось напротив койки, заливал комнату. Из-за солнца все вокруг казалось теплым, золотистым. Когда ветер чересчур сильно тревожил занавеску, и она полностью открывала окно, хотелось зажмуриться ― солнце светило прямо в глаза. Стас скинул одеяло, осмотрел свое тело. Рука забинтована, на бедре ― огромный пластырь. Судя по тому, что, шевелясь, он чувствовал эпицентр боли в этом месте, под пластырем серьезное увечье. Где же он так пострадал? Такое чувство, будто его перемололо в мясорубке. Стас вытянул вперед руки. Мужские, он ― мужчина. Странно, что он не подумал об этом в первую очередь. Как будто… об этом он и не забывал. Это радовало. Руки молодые. Наверное, ему не больше двадцати пяти. Как же странно, когда не помнишь свой возраст. Правда… Еще более странно, когда не помнишь имя и внешность. Пока он не мог встать, каждое движение причиняло новую вспышку боли. Поискал глазами вокруг. Рядом стояла тумбочка, на ней ― бутылка воды, стакан, тарелка, миска с абрикосами и орехами. Может, где-то есть зеркальце? Стас протянул руку, пошарил по тумбочке, отодвинул в сторону ложку ― железную, блестящую… Стоп! Ложка! Стас схватил ее и жадно вгляделся в вогнутую поверхность. Изображение было перевернутым, и Стас перевернул ложку выпуклой стороной. Так стало нормально. Изображение сильно искажало черты, как будто он смотрелся в кривое зеркало в комнате смеха. Но хотя бы что-то. Худое лицо ― юный, но уже не подросток. Светлые волосы, бледная кожа, покрытая синяками и ссадинами. Лицо приятное ― как у доброго парня, угодившего в какую-то серьезную передрягу. «Наверное, я хороший человек». Мысль принесла облегчение, но одновременно и едва уловимую тоску, как будто в этой истине крылся какой-то подвох. Раздались шаги, резкие и уверенные, и в палату быстро вошел врач лет пятидесяти в белом халате. У врача было вытянутое лицо и большая лысина на макушке. – Проснулся? Как себя чувствуешь, Стас? «Стас, значит, меня зовут Стас». Сердце тревожно забилось. Стас приложил все мысленные усилия и попытался воссоздать свою жизнь по одному лишь имени, но потерпел неудачу. – Я… Я не знаю, ― в отчаянии сказал он. ― Не знаю, кто я. Я ничего не помню о себе. Врач озабоченно посмотрел на него, придвинул стул к койке и присел. – Тебя зовут Стас Шутов, тебе восемнадцать лет, и ты попал в автомобильную аварию. У тебя есть родные, мама и сестра, и они скоро будут. Думаю, больше информации тебе лучше узнать от них. Твоя потеря памяти ― следствие травмы. Стас жадно ловил каждое слово врача. Как же хотелось завалить его вопросами о своей жизни. И как же было страшно. – А я вообще… Вспомню? ― с легким страхом спросил Стас. – Я сделаю для этого все возможное, ― неопределенно ответил врач. ― Давай-ка мы тебя посмотрим. Врач посветил Стасу в глаза фонариком, затем поводил перед его лицом ручкой и попросил следить за ней взглядом. Достал молоточек. Постучал Стасу по коленям и запястьям. С удовлетворением сообщил, что рефлексы в норме, убрал молоточек, фонарик и ручку в карман халата и спросил: – А теперь расскажи мне, что ты вообще помнишь и знаешь? Даже не о себе? Стас немного подумал, собираясь с мыслями, а затем выпалил: – Я живу в России. Наш президент ― Владимир Путин. Квадрат длины гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Много туч, много дач, много телепередач пишется без мягкого знака. «Глухарь» закончился тем, что Карпов расстрелял одиннадцать человек, а Глухарев уволился. На последних словах врач оживился. – Любишь «Глухаря»? Стас стушевался. – Не знаю… Наверное… – Это хорошо, это очень хорошо… ― Врач выглядел довольным. – Что, вы тоже его смотрели? – Нет, я не про это. Просто все, что ты перечислил до «Глухаря», ― это общие сведения, они не дают тебе никакой личностной оценки. И вероятность того, что память вернется, в таком случае ниже. Но если ты помнишь что-то, что тебя как-то идентифицирует, это сильно повышает шансы. Стасу было непонятно, чем поможет идентификация его как фаната «Глухаря», но спрашивать не стал. – Вполне возможно, потеря памяти ― это временно, из-за удара. И совсем скоро ты уже все вспомнишь. – А сколько прошло времени после аварии? ― спросил Стас. – Тебя привезли этой ночью. Сейчас… ― врач посмотрел на часы. ― Три часа дня. Это Стаса успокоило. Он боялся, что выпал из реальности не меньше, чем на несколько дней.