И тут я не выдержал и дал ей пощечину. Лена вскрикнула и схватилась за лицо. Мимо проходили люди, стоял шум и гам. Но теперь наступила мертвая тишина. На нас все уставились. – Только попробуй еще раз к ней подойти, ― пригрозил я. – Ты мудак, Шутов! ― рявкнула Лена. ― Между нами все кончено! Иди трахай эту свою уродку, мне плевать уже! И она убежала. После школы, идя домой, я ненадолго задержался у дома Томы. Постоял, заглянул в окна. Сейчас я не чувствовал к ней ненависти, была лишь усталость ― от всего. Наверное, и к лучшему, что я расстался с Голядкиной. Все равно все это было несерьезно. Я взглянул на фонарный столб, у которого в детстве мы с Томой так любили играть вечерами. Я достал маркер и написал на нем: «Не спеши меня ненавидеть» ― сам не знал зачем, просто минутный порыв. Может, хотел, чтобы Тома заметила надпись. И чтобы хотя бы один человек на свете поверил в то, что я могу быть лучше, чем есть. Конечно, через день я уже пожалел о надписи и подошел к столбу, чтобы стереть ее. Но за меня это сделал дождь. Я решил, что и это к лучшему. Тома не должна видеть меня слабым. Спецшкола. Месяц 10 Стасу снился сон о прошлом. Им с Томой было лет по восемь, они сидели на чердаке в доме ее бабушки. Развалившись на огромных подушках от старого дивана, играли в игру. У Стаса в руках был альбом. Он нарисовал там большой квадрат и разделил на 25 квадратиков. – Что ты наденешь на бал? ― спросил он Тому. – Трусы. – Еще? – Лифчик. Майку. Джинсы. – Еще? – Косуху. – Еще? – Мартинсы. – Еще! – Ммм… В каждом квадратике Стас рисовал озвученный Томой предмет. Когда всю необходимую одежду назвали, он перешел к другому вопросу: – Что ты возьмешь с собой на бал? – Барабан. – Еще? – Барабанные палочки. – Еще? – Гитару. Рок-группу. – На чем ты поедешь? – На джипе. Заполнив все клетки, Стас попросил Тому выбрать число от одного до десяти. Тома выбрала восемь; Стас понял почему: это день его рождения. Он стал считать клетки и зачеркнул восьмую ― носки. Затем начал считать заново с девятой клетки. Он все вычеркивал и вычеркивал клетки, а Тома то возмущалась, то хихикала: – На чем же я поеду? Ладно, доберусь на поезде. Как я буду без майки? Придется наглухо застегнуть косуху! Стас вычеркивал клетки до последней. Итог: Тома пойдет на бал абсолютно голая, пешком, с одними барабанными палочками. Она фыркнула: – Ими же даже не прикроешься! Зато можно отбиваться от маньяков. Друзья покатились со смеху, представив эту картину. Затем Тома забрала у Стаса альбом и фломастер, нарисовала еще один квадрат и заявила: – Так, а теперь твоя очередь! В чем ты пойдешь на бал? Ответить Стас не успел. Пол вдруг исчез, и он провалился вниз. Руки и ноги потеряли способность двигаться, их будто залили свинцом… Стас попытался закричать, но губы слиплись. И тут он открыл глаза. Куда вдруг поехала его койка, почему он не смог закричать? Панически скрутило живот, но уже спустя несколько секунд Стас все понял. Ему заклеили рот скотчем, пока он спал. Стащили на пол, накинули сверху одеяло. Стас отбивался, но противников было человек пять, не меньше. Конечно, зачинщик ― Резак. Стас успел заметить его ухмылку. Стаса закатали в одеяло, как начинку для шаурмы в лаваш. Раздался звук, будто скотч отлепляют от ленты. Так и оказалось: Стаса замотали липкой лентой поверх одеяла, чтобы он не смог выбраться. Затем его толпой подняли и куда-то понесли. Мучители старались не шуметь: хихикали тихо, шли осторожно. Стаса опустили, а затем подтолкнули в бок. Он мешком покатился по какой-то неровной и наклонной поверхности. «Лестница!» ― пронеслось в голове. От каждого удара о ступеньку внутренности кто-то сминал, словно жестяные банки. – Что за шум? Что здесь происходит? ― раздался грозный голос, и, судя по топоту, шпану Резака как ветром сдуло. Одеяло раскрутили, Стаса освободили. Тот отлепил скотч ото рта, поднял глаза и увидел Светлану Игоревну. – Ты видел, кто это сделал? ― строго спросила она. – Нет, не видел. Конечно же, она не поверила и сурово сдвинула брови. – Не выгораживай нарушителей, Стас. Мы здесь не допустим такого беспредела. Подумай хорошо и ответь на вопрос. Кто это сделал? Но Стас упрямо покачал головой. – Не увидел. Светлана Игоревна вздохнула. – Ладно, иди в кровать. А вам тут чего? ― рявкнула она появившимся на лестнице любопытным, которых разбудил шум. ― Бесплатный цирк, что ли? А ну марш по комнатам! И чтобы никаких разговорчиков! Все разошлись. – Резак, вот урод, ― причитал Коля, когда все улеглись. ― Хоть караул на ночь выставляй. Сейчас Шутов, а завтра кто? Я? Васяй? Игнат? – Я одного не понимаю. Почему этому уроду все сходит с рук? ― спросил Васяй. Ответа ни у кого не нашлось. Все еще немного повозмущались и улеглись спать. Заснуть у Стаса долго не получалось. Как только Стас задремывал, перед глазами оживало свежее воспоминание: его бросают с лестницы. Он тут же вздрагивал и просыпался. На следующий день Стас чувствовал себя разбитым. На перемене в середине учебного дня, подойдя к туалету, он услышал из помещения голоса Резака и Круча. – Оставил бы ты его, а? ― устало сказал Круч. – А ты что, мамочка его? ― Резак заржал: ― Иди молочка ему дай, пусть соснет. – Может, и мамочка, ― отрезал Круч. ― А может, его адвокат. Официальный представитель, ангел-хранитель, друг или случайный прохожий. Тебя парить не должно. – Неправильных друзей ты завел, Круч, ― в тоне Резака слышалась угроза. ― Вот чего он тебе сдался? Белобрысый, смазливый, как Барби, только с членом. Как его там… А, вспомнил! Кен. А может… ― он хихикнул особенно сально, ― ты того, это самое?.. – Серьезно, Резак, ― оборвал Круч. ― Кончай до него домудохиваться. – А это мне решать, когда кончать, ― огрызнулся Резак. ― Что, угрожаешь? – Совет даю. – Я тебе тоже могу дать один совет. ― Резак понизил голос, но Стас все равно услышал. ― Иди играй в другую песочницу. Тут все игрушки уже поделены. Раздались приближающиеся шаги. Стас торопливо отошел от двери. Спрятавшись за угол, он подождал, пока парни выйдут, а затем зашел внутрь. Итак, он попал в какую-то дикую альтернативную жизнь. Чудовище из его кошмаров заступается за него перед его злейшим врагом. Вот будет зрелище, если правда дойдет до махача. Стас бы с удовольствием посмотрел на это, сидя в кресле с попкорном. Круч в спецшколе уже совсем освоился, быстро понял, как тут все работает. Он начал приторговывать наркотой. Этим он занимался и на воле. За два месяца Круч добился того, чего не смог Резак за все время пребывания здесь: везде стал своим, со всеми завел дружбу. Вчера Стас своими глазами видел, как, покуривая за постом охраны, Круч вел непринужденный разговор с двумя самыми злостными режимниками. Он подкармливал их: отстегивал процент, чтобы закрывали глаза на все его дела. При этом, в отличие от Резака, Круч ни до кого не докапывался, не позволял себе срывать злость на слабых. Наоборот, слабым он оказывал поддержку ― правда, тем способом, который был ему выгоден: впаривал им наркоту. Продуманный ход. Круч обращал внимание на тех, кому особенно тяжело: кто много плакал, кого обижали и доводили. Он начинал общаться с этими ребятами, подбадривал их, успокаивал, а, войдя в доверие, предлагал «волшебную таблетку». И они велись, потому что чувствовать эту боль ― невыносимо. Ты пойдешь на что угодно, лишь бы избавиться от нее. И последнее, о чем ты будешь думать, ― это о последствиях.