– Да, есть… В соседней комнате. – Думаю, нам стоит пройти туда. У меня есть что показать вам. Милехин снова поглядел на часы. – Это очень важно, – с чуть заметной усмешкой сказала я. – Уверяю вас. Милехин пожал плечами и сделал широкий жест в сторону двери. Я встала и пошла с ощущением предвкушения победы. Моральной победы над этим самодовольным нуворишем. – Так чем же она шантажировала Олесю? – повторил свой вопрос Милехин, пока компьютер загружался. – Тем, о чем Олеся пишет в этом файле, – навела я мышь на название «diary.doc». – Не понимаю. – А вы откройте файл, – подвинула я мышь. Милехин нахмурился и неохотно кликнул мышью. – Тем, что всем расскажет, будто вы сделали Олесю своей любовницей, – не удержалась я и проговорила самое главное сама. – Что?! – Глаза Милехина настолько округлились, что я неподдельно испугалась за состояние его сердечно-сосудистой системы. – Что вы сказали? Я всего лишь кивнула на экран, где уже был загружен текст со всеми физиологическими и хронологическими подробностями инцеста. Однако Милехин не смотрел туда, он был поглощен тем, что ему только сказали. – Дрянь! – выругался Милехин, стукнув кулаком по столу. – Боже, какая дрянь! Бедная моя девочка! Четыре года платить матери, чтобы уберечь меня от тюрьмы! Она знала, что я убью Клару, как только узнаю. Я еще раз обратила внимание хозяина дома на монитор. – С учетом того, что вы сейчас сказали, то, что здесь написано, конечно, не соответствует действительности? – спросила я. – Это дневник Олеси, если вы не в курсе… Милехин склонился над монитором. В его глазах я прочитала неподдельный ужас. И почувствовала, что ему необходимо уступить место. Я встала, а сгорбившийся бизнесмен опустился на стул. Он читал молча, глотая слюну. Дочитав до конца, он обернулся ко мне и внезапно выкрикнул тонким голосом: – Это чудовищная ложь! Ложь! Провокация! Немыслимая каверза! Олеся не могла написать такого! – Скажите, Владимир Петрович, ваша дочь не стояла на учете у психиатра? – спокойно продолжала я. – Она была наркоманкой? – Нет! Нет! – кричал Милехин. – Это подстроено, все подстроено, все против меня! – Кто против тебя? В чем дело? – В комнату заглянула встревоженная Кристина. За ней выглядывал Привольнов, который был напуган не меньше. – Пошли все вон! – заорал Милехин и схватился за сердце. Лицо его побагровело, и он стал задыхаться. – Вызови «Скорую», – бросила я в сторону Привольнова. Тот без лишних слов поднял телефонную трубку. – Что вы ему наговорили? – недружелюбно спросила Кристина. – Кто вы вообще такая? – Детектив, – невозмутимо ответила я. – Занимаюсь расследованием смерти Олеси Милехиной. Кристина смерила меня злым взглядом и подошла к мужу. Тот сидел в кресле, мотая головой из стороны в сторону с закрытыми глазами. – Ничего, успокойся, скоро все будет хорошо, – пробормотала Кристина, разминая ему пальцами грудную клетку. И тут ее взгляд упал на монитор компьютера. – Что? Что это такое? – испуганно спросила она. – Потом прочитаете, – сказала я. – Сейчас займитесь мужем… «Скорая» прибыла достаточно быстро. Врачи, проведя необходимые диагностические процедуры, успокоили всех, сказав, что парочки уколов в данном случае будет достаточно. После чего бригада эскулапов благополучно отбыла. Как только Милехин пришел в себя, то сразу попросил удалиться Привольнова и Кристину. Они вышли, и бизнесмен, глядя на меня достаточно осмысленным взором, заявил: – Татьяна Александровна – так, кажется, вас зовут? – Совершенно верно, можно просто Татьяна, – ответила я, заметив, как изменился тон Милехина: в нем не ощущалось никакой снисходительности, а, напротив, появилось уважение. – Так вот, Татьяна Александровна, я заверяю вас, что все это ложь, – сделал он жест в сторону компьютера. – Но файлы были запаролированы, – попробовала возразить я и тут неожиданно бросила взгляд на время, когда было сделано последнее изменение в файле. И тут меня словно током ударило: 27.04! Двадцать седьмое апреля! Спустя почти месяц после смерти Олеси, сразу после начала моего расследования! Это означало, что изменения в тексте сделаны кем-то другим. Ведь компьютерный текст нельзя идентифицировать подобно письменному! Время, время! Как же я могла упустить такой момент с самого начала! Я внутренне досадовала, но решила не признаваться Милехину в ошибке. В конце концов, разговор необходим. И пускай ценой сердечного приступа, но я должна была вывести Милехина на откровенность. С учетом новых данных я должна менять тактику. Инцест уже не казался мне бесспорным фактом. Возможно, все это действительно ложь. К тому же я имела свидетельство, полученное от Александра Замараева: Олесе сделала укол какая-то блондинка. Следовательно, отпадают версии наркомании и самоубийства. Я еще раз открыла файл и сравнила стилистику. Действительно, то место, где говорится непосредственно о том, как это происходило, сильно отличалось от других строчек. Там писала наивная девочка, здесь – прожженная, примитивная особа, не умеющая художественно выразить свои ощущения. Но у меня оставалось еще несколько вопросов, которые не успела задать из-за того, что Милехину стало плохо. И я продолжила разговор: – Владимир Петрович, скажите, вы знали о том, что Олеся беременна? – Нет, – дрогнувшим голосом ответил Милехин, удивленно воззрившись на меня. – Откуда вам это известно? – От Елисея Державина, – пояснила я. – Значит, вам она ничего не говорила… А про себя подумала о том, что это может означать. Итак, Олеся не хотела делиться с отцом столь интимными вещами. Но почему? Потому что тот не одобрял ее связи с Елисеем? Или просто потому, что вообще утратила доверие к отцу? Вряд ли я получу подлинный ответ на этот вопрос – он слишком личный, чтобы его знал кто-то еще, кроме самой Олеси. Да, кстати, с беременностью вообще складывается странная ситуация – была она все-таки или нет? Я ведь так и не побеседовала с судмедэкспертом, исследовавшим тело Олеси. Надо бы сделать это побыстрее. Но пока я вернулась к беседе с Милехиным: – Скажите, а что вам вообще известно о ее отношениях с Елисеем? – Олеся говорила мне незадолго до смерти, что они решили пожениться. Я тогда не стал заострять свое внимание на этом вопросе, решил заняться им всерьез по возвращении. Я сейчас даже думаю, что Олеся выдумала беременность, чтобы добиться своего и выйти замуж. – А что, ей нужно было добиваться? – приподняла я бровь. Милехин раздраженно махнул рукой. – Молодые девушки всегда идут на какие-нибудь ухищрения! – Так уж и всегда? – недоверчиво прищурилась я. – Уж простите, может быть, меня и нельзя назвать слишком молодой девушкой, но могу сказать, что на подобные меры идут обычно тогда, когда не уверены в чувствах партнера. А разве у Олеси были основания считать отношения с Елисеем непрочными? – Олеся вообще заблуждалась насчет этого человека! – категорично, но абсолютно нелогично заявил Милехин. – Почему вы были против замужества дочери? – прямо спросила я. – Я был не против ее замужества, а не согласен с ее выбором, – поправил меня Милехин. – Почему? У вас есть какие-то факты, убедительные аргументы? Бизнесмен пожал плечами: – Бывают необъяснимые симпатии и антипатии. Парень, которого выбрала Олеся, вроде бы был неплохой, но у меня к нему душа не лежала. Я хотел, чтобы моя дочь вышла замуж за моего адвоката Алексея Привольнова – вот его я люблю и уважаю. – Но Олеся-то любила и уважала совсем другого человека! – подчеркнула я. – И именно ей предстояло выходить замуж, а не вам! – Олеся, как влюбленная девушка, не могла рассуждать объективно! – поморщился Милехин. «Да нет, Владимир Петрович, мне кажется, это вы не способны рассуждать объективно. Причем во всем», – мысленно усмехнулась я. Переубеждать бизнесмена было бесполезно, я понимала это прекрасно, и лишь посочувствовала мысленно Олесе за то, что ей приходилось отстаивать собственные интересы перед таким человеком, как ее отец. Есть два мнения: мое и неправильное – вот, видимо, его девиз. Ему даже проще считать, что Олеся выдумала беременность, чтобы привязать Елисея, чем признаться самому себе, что дочь просто не хотела делиться с ним. «Ой ли? – снова подумала я и снова решила как можно скорее прояснить этот вопрос у эксперта. – Может быть, она и впрямь все выдумала? Или Елисей? Но зачем?» Увы, пока даже мало-мальски четкого предположении не вырисовывалось. Понимая дальнейшую бесперспективность дискуссии на тему «Кто лучше: Елисей или Алексей», я решила зайти с другого конца и сказала: