– Обычные формальности, – сказала я. – Саша, давай договоримся так: ты никому, ни единой душе не расскажешь о том, что только что рассказал мне: ни матери, ни Оксане, ни Пашке. Кстати, ты кому-нибудь говорил про убийство? – Нет, – ответил Замараев. – Я Оксане и Пашке сказал о том, что хотел украсть чего-нибудь, а меня засекли. Вот и удрал. – Продолжай в том же духе, – сказала я. – Когда ты понадобишься в суде, я за тобой приду. Ты очень ценный свидетель. – Боюсь я в суде выступать, – признался Сашка. – Как я скажу о том, что залез на чужой балкон, чтобы украсть банки? – А ты не говори. – А чего ж тогда говорить? – Придумаешь что-нибудь, – сказала я. – Например, так: стоял на балконе, держал в руках последние десять рублей и думал о том, что лучше купить – хлеба с картошкой, курево или пиво. Дунул ветер, вырвал из твоих рук десятку и перенес на соседний балкон. Вот тебе и пришлось лезть к соседям. Это я к примеру. Можешь что-нибудь и другое придумать, ты ж голова! – подбодрила я его. – Но это все ерунда полная, никто тебя не будет привлекать – я об этом позабочусь. Кстати, можешь вернуться к себе домой, не бойся. Только никому ни о чем не говори. Если соседи будут спрашивать, где был, – отвечай, что у своей подруги. Моя подруга, сколько хочу, столько у нее и живу. Понял? Сашка кивнул головой, глядя на меня с восторгом: – А мне вот и в голову не пришло так придумать. Ну ты прямо как писатель! – Ты только больше никуда не исчезай. Договорились? – Я, пропустив комплимент в свой адрес, взглянула алкоголику прямо в глаза. – Не исчезну, – пообещал Замараев. – Можете не беспокоиться. – Да и не пей больше, хорошо? – строго посмотрела я на него и пригрозила: – А то по пьяни наболтаешь кому-нибудь лишнего, потом и я не смогу помочь. Понял? Было видно, что Замараев борется с самим собой. Наконец внутренняя борьба завершилась не очень уверенным кивком. – Вот и хорошо, – вздохнула я и уже собралась уходить, когда Замараев спросил: – Скажите, а у вас действительно сегодня день рождения? Мне почему-то не захотелось признаваться в том, что настоящий мой день рождения еще не скоро, и я ответила: – Конечно… Ведь я тебя угостила, значит, не соврала. * * * Крупнов сидел и терпеливо ждал. Он был уверен в том, что получит то, что хочет. По-иному быть просто не может. И в назначенное время раздался телефонный звонок. – Алло, это ты? – сразу спросил Виталий Евгеньевич. – Да, – хмуро ответили в трубку. – Ну и что скажешь? – Сейчас приеду и привезу все, что ты сказал. – О’кей, – коротко ответил Крупнов и повесил трубку. Он успел слегка выпить до ее приезда. Когда она вошла, взглянул на нее насмешливым взглядом, полным презрения, уже не скрытого, а вполне открытого, ничем не завуалированного. С выражением своего полного превосходства принял из ее рук нужные ему документы. Однако там не было главного – того, без чего он не мог достигнуть своих целей полностью. – И что это такое? – угрожающим тоном спросил он. – Документы. – А где то, о чем я просил в первую очередь? – Для того чтобы достать и эти, мне пришлось черт-те что совершить. – Что же, интересно знать? – С Лешкой пришлось побыть немножко, – огрызнулась она. – С Лешкой? – тяжелым тоном спросил Крупнов. – Это ничего… Это полезно… Тебе же это ничего не стоит. Он поднял глаза и посмотрел на нее. Она молчала и едва сдерживала себя, чтобы не разразиться матерной тирадой. – Хорошо, – Крупнов пролистал снова документы, которые лежали на столе. – На первый раз очень хорошо. Но меня интересуют те самые документы – ты поняла, те самые! Он сделал акцент на последних словах, и она нахмурилась еще пуще. – Какого черта? – наконец отозвалась она. – Давай пленку! – Ты что, дурочка, что ли? – усмехнулся Крупнов. – Я тебе обещал это только в случае выполнения тобой всех обязательств. – Сколько тебе нужно денег, сволочь, чтобы ты отстал от меня? – Я уже говорил. Она думала где-то около минуты, молча куря сигарету. Потом, затушив ее в пепельнице, сквозь зубы выдавила: – Будут тебе деньги. Только если пленку не отдашь, то я тебя грохну. Вернее, не я, а другие люди. – Ишь как заговорила! – изумился Крупнов. – Пеняй на себя, Виталик! – Она погрозила ему пальцем и направилась к выходу. – Да я тебя сам грохну! – бросил ей вслед Крупнов. – И никто не узнает! Она остановилась около самой двери, повернулась и медленно подошла обратно к Крупнову, который, слегка раскрасневшись от возмущения – какая-то шлюшка будет ему грозить! – сидел за столом. – Послушай, Виталик, за что ты так ненавидишь Милехина? – почти что ласково спросила она. – Кто тебе сказал? – Я это вижу. – Я его не ненавижу. Он мне мешает, – ответил Крупнов. – А если я тебе не принесу эти документы, что ты будешь делать? – Я уже сказал – пленка попадет к Милехину. – Я этого не боюсь. – Врешь! – А если не вру? – Она заставила себя улыбнуться и присела на стол, обнажив свою длинную ногу в очень сексуальных колготках. – Если мне все равно? – Я найду способ заставить его свернуть свое дело, – с дьявольской улыбкой сказал Крупнов, не спуская глаз с длинной ноги. Спустя несколько секунд улыбка, однако, сползла с его лица, и он, нахмурившись, вернулся к своему излюбленному тону, подчеркивавшему, как ему казалось, превосходство над остальными людьми: – Твое дело – принести мне документы. Мне все равно, перед кем тебе придется раздвигать ноги. Я не верю, что тебе все равно. А с Милехиным я сумею разобраться без тебя. Это не твой вопрос. И посмотрел на нее своими безжалостными серо-голубыми глазами в упор. Она могла бы подумать, что такие же глаза были у гестаповцев, когда они допрашивали свои жертвы в застенках, но не подумала. Потому что не обладала ассоциативным мышлением и очень мало знала. Она просто встала и, смерив Крупнова ненавидящим взглядом, пошла к выходу. На сей раз она не стала останавливаться, открыла дверь и спустя несколько секунд растворилась в темноте. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Милехин жил всего в трех кварталах от моего дома. Припарковав свою машину рядом с уже стоявшими здесь автомобилями, я направилась к нужному подъезду. Алексей Привольнов уже ждал меня у входа. – Татьяна Александровна, только, прошу вас, недолго. Владимир Петрович очень занят, у него сегодня важное дело, – предупредил сразу же Алексей, всем своим видом выражая нетерпение и увлекая меня в глубь подъезда. – Слушай, Леша… – Я специально остановилась, чтобы мои слова как следует дошли до собеседника. – Я начинаю всерьез думать, что Милехин не заинтересован в расследовании смерти дочери. Повинуясь моему импульсу, остановился и Привольнов. – А может быть, Леша, ты что-то от меня скрываешь? – подозрительно глядя на него, спросила я.