— Когда-то изучали. — Шестое… Пишем речи, находим зачинщиков, поднимаем уволенных рабочих и захватываем фабрики и заводы иностранных владельцев. — Мой правитель, — выдохнул Юстин Ассиз. — Это противозаконно. — Я объявляю «Мир без насилия» вне закона, — сказал Адэр и придвинул к себе список предприятий, прекративших деятельность. Часть 02 *** Куда бы ни приехала Малика, она везде видела непривычную суматоху. Под проливным дождём селяне разбирали заброшенные лачуги, ломали заборы, обивали окна брезентом и парусиной, затыкали паклей щели в конюшнях и коровниках. Старожилы пророчили лютую зиму. В магазинах пустовали полки. Перекупщики, одетые в плащи до пят, переминались с ноги на ногу на рынках и заламывали заоблачные цены. Малика беседовала со старостами селений. Иногда удавалось собрать глав местных Советов со всей округи, но такое случалось редко: люди и раньше неохотно покидали сёла, а теперь и подавно не желали месить глину прохудившимися сапогами. А Малика торопилась. С нового года должны вступить в силу законы времён Зервана. О них давно забыли, как забыли о штрафах и прочих наказаниях за малейшую провинность. Старосты кряхтели, чесали затылки, закатывали глаза, а Малика напоминала о нетерпимости правителя к нарушителям законов. Оставив чиновников в тягостном расположении духа, она ехала в постоялый двор и выбирала дальнюю комнату. Валилась на кровать и закусывала уголок подушки, чтобы никто не догадался, как тяжело ей даются любвеобильные ночи Адэра. Сил выглядеть бодрой и говорить без дрожи в голосе хватало на три дня. Малика, вконец измученная, садилась за руль старого автомобиля, некогда пригнанного из резервации ветонов, и отправлялась в обратный путь. Её попутчики — стражи Драго и Мебо — бóльшую часть дороги проделывали пешком, то и дело выталкивая машину из канав. Вернувшись в замок, Малика целый день отсыпалась, потом шла к Иштару. Садилась в уголок и пыталась понять, что же её влечёт в комнату с холодным камином и окном, в любую погоду открытым настежь. По ту сторону железной решётки злобствовала непогода. По эту сторону блестел забрызганный дождём паркет. Стены источали запах ледяной свежести. Под потолком покачивалась на цепи люстра — её включали крайне редко. На прикроватной тумбочке горела настольная лампа. И везде лежали книги: энциклопедии, словари, справочники. Иштар читал, валяясь на кровати. Лианы, зигзаги и спирали на его руках и плечах оживали, когда он переворачивал страницу или брал другую книгу. Ракшад всем видом показывал, что не замечает Малику. Наверное, поэтому она сидела здесь вечерами: хотелось находиться рядом с кем-то и быть пустым местом, слушать шуршание страниц и молчать. Ближе к ночи Малика уходила, чтобы успеть добраться до спальни и на несколько мучительных часов отгородиться от мира. В этот раз в комнате Иштара было холодно как никогда. При выдохе перед лицом клубился мутный воздух. Дождь стучал по подоконнику, как град. Малика немного посидела в уголке, глядя на брошенные возле кровати сапоги из шкуры серого льва. Окончательно замёрзнув, взяла со стола кипу навигационных карт — они давно лежали нетронутыми — и направилась к двери. — Куда понесла? — спросил Иштар не отрывая взгляда от страницы. — В архив. — В топку. — Почему — в топку? — опешила Малика. — Это же карты. — Они устарели. — Уверен? Иштар кивнул. — Нет, — проговорила Малика. — Историю сжигать нельзя. Я их спрячу. Прижимая карты к груди, взялась за дверную ручку. — Мы не отрубаем детям пальцы, — произнёс Иштар, продолжая смотреть в книгу. Малика обернулась: — Я читала ваши законы. — Многим законам пять тысяч лет. Ракшаде пять тысяч лет. Ты этого не знала? — Знала. — Мы не отменяем законы. Когда-то они были нужны, сейчас — нет. Но это наша история. Историю сжигать нельзя. — Иштар перевернул страницу. — У вас сотни святых. У нас одна святая — женщина с именем Ракшада. Ты знала? — Нет, не знала. — Ваши святые — мученики. Наша святая — воительница. Она выковала Ракшаду. И я горжусь, что моя сверхдержава носит женское имя. Я ответил на твой вопрос? — Да, ответил. Иштар закрыл книгу, уставился на обложку: — Ты меня спрашивала: чем я горжусь. А чем гордишься ты? Ваши мужчины насилуют мальчиков и спят с мужчинами. Ты этим гордишься? Вы позволяете женщинам продавать своё тело. Домов терпимости у вас больше, чем школ. Чем ещё ты гордишься? У вас сотни тюрем, тысячи беспризорников и брошенных стариков. У вас спят на улице и умирают от голода. Ты этим гордишься? Заложив руки за голову, Иштар вперил взгляд в потолок: — Если вдруг начнётся война, ваши мужчины займутся мародёрством. Лишь единицы будут воевать за дом, за клочок земли, за кусок хлеба. В Ракшаде рядом с отцами и старшими братьями встанут малыши. Мы будем воевать за отчизну. Мы готовы умереть за Бога, а вы убиваете друг друга из-за Богов. Вас сотрут с лица земли, а нас никто не победит. Малика подошла к кровати: — Почему ты не смотришь на меня, Иштар? — Когда мужчина смотрит на женщину, он становится уязвимым. — Поэтому ваши женщины носят накидки? — Отчасти. — Мужья видят лица жён? — Нет. — И ты никогда не любил, Иштар? — Почему — не любил? Я и сейчас люблю, — ответил он, глядя в потолок. — Люблю Всевышнего и Ракшаду. — Ты не знал женщину, с которой тебе хорошо, Иштар. Ты не догадываешься, что Всевышний уже послал на землю ангела, который вытащит тебя из бездны ада. И тебе неизвестно, как стать для неё ангелом. Может, там, в Ракшаде, тебя ждёт женщина, которая сможет понять тебя, простить, принять и пройти с тобой через всё… Знаешь, о чём я думала каждый вечер? Как же ты узнаешь своего ангела, если не видишь женских глаз? — Не твоё дело. — Ты прав, — кивнула Малика и, прижимая к груди карты, вышла из комнаты. *** Актовый зал с трудом вместил в себя заседателей Большого Совета. Люди стояли вдоль стен и в проходах между рядами, сидели на подоконниках запотевших окон. Некоторые приехали заблаговременно. Некоторые с трудом добрались до Ларжетая лишь утром — дождь лил не переставая третью неделю. В зал вошёл правитель. Придерживая красноглазого зверя за кожаный ошейник с золотыми вставками, взбежал на сцену, опустился в кресло рядом с журнальным столиком. Задвигались стулья, заскрипели подоконники. Кто-то приоткрыл раму, чтобы впустить струю свежего воздуха, и тотчас захлопнул — порыв ветра обдал крайние ряды ледяным душем. — В Грасс-Дэморе насчитывается семьсот двадцать семь знатных фамилий. За сто лет междоусобиц ни одна не разорилась. Семьсот двадцать семь богатейших домов в самой нищей стране! Это нонсенс. — Адэр обвёл взглядом мрачную публику. — «Мир без насилия» объявил Грасс-Дэмору войну. Уверен, что вашему бизнесу в тех странах ничего не грозит: вы платите в их казну налоги и обеспечиваете их граждан работой. Я предупреждал вас, что если вы не начнёте работать на благо родины, я заберу ваши земли. Я дал вам время до нового года, однако вынужден его сократить. В вашем распоряжении неделя. Публика из молчаливой превратилась в окаменевшую. — Здесь собралась половина богатейших людей Грасс-Дэмора. Другая половина получит письма с теми же требованиями и предложениями, которые я озвучу сейчас. — Выдержав паузу, Адэр продолжил: — Я разрешу вам богатеть вместе с родиной. Не согласны — отрекайтесь от великих дел своих отцов, отрекайтесь от народа, отрекайтесь от Грасс-Дэмора и принимайте гражданство другого государства. Я пойму — Грасс-Дэмор не поймёт. Я прощу — Грасс-Дэмор не простит. Вы можете занять выжидательную позицию в надежде, что в свете последних событий я не осмелюсь пополнить ряды своих врагов. Не надейтесь. А потому я требую, чтобы завтра вы остановили работу всех своих предприятий за границей. Зал взорвался. Люди вскакивали, кричали, размахивали руками, падали на стулья и вновь вскакивали. Адэр встал: — Тех, кто не верит в меня, тех, кто думает, что я преследую собственные интересы, а не интересы Грасс-Дэмора, прошу покинуть зал. Стражи проводят вас к старшему советнику Орэсу Лаелу. Он примет ваши заявления об отказе от гражданства. Только потом не говорите, что я не пытался вам помочь. С десяток дворян удалились с гордым видом. Несколько человек заметались между рядами — то с одним поговорят, то с другим — и вернулись на свои места. Адэр поочерёдно указал на них рукой: — Вы, вы, вы тоже, и вы… Я вам уже не доверяю. Что будет дальше? С первого ряда поднялся мужчина средних лет: — Да, я сомневаюсь. Не в вас, мой правитель, — в своих силах. Пять лет назад я создал мукомольный концерн в Росьяре. Если его закрыть, я останусь без денег. На какие средства я буду налаживать бизнес в Грасс-Дэморе? Адэр указал в глубь зала: — А вы? С заднего ряда поднялся пожилой человек: — Собственно, та же причина. В Маншере у меня завод кровельных материалов. Пока я построю здесь такой же, пройдёт несколько лет. Предположим, я найду деньги на строительство. Но как будет жить моя семья? — А потому идём дальше. — Адэр опустился в кресло и взял со столика бумаги. — В Грасс-Дэморе сто двадцать пять иностранных предприятий. Зарубежные хозяева остановили их работу и выкинули на улицу миллионы рабочих. Вы можете ознакомиться со списком фабрик, заводов, концернов, с их ценой и купить любое. Со всех сторон полетело: «Вы собрались экспроприировать предприятия?» — «Нас затаскают по судам». — «Заплатим, а нас вышвырнут». — «Всё заберут…» — «С конфискатом лучше не связываться». Адэр поднял руку: