Иштар заложил руки за голову: — Каждый ракшад платит за невесту выкуп. Мы называем его «вдове на слёзы». Когда женщина становится вдовой, эти деньги идут на её содержание в Обители Слёз. Условия жизни зависят от размера выкупа. Плебеек выкупают за несколько сотен шииров. За дочерей знатных ракшадов платят миллионы. Этот обычай не касается жён правителей Ракшады. Хазир просто берёт жену. После его смерти она живёт во дворце и управляет кубаратом сына или прислугой на женской половине. — А если женщина умирает первой? — Деньги возвращаются мужу. — Разводы у вас до сих пор запрещены? — Мы не изменяем законы. — С жёнами все понятно, а как же наложницы? — Мы их называем кубарами. — Иштар приподнялся на локтях. — Я и так много рассказал. Теперь твоя очередь. — Мне кажется, ты знаешь о нас всё. — Особенно о тебе. Слава всегда бежит на шаг впереди хозяина. А дурная слава летит так, что затылка не видно. Адэр усмехнулся: — Тогда о чём говорить? — Почему ты до сих пор не женился? — Я не тороплюсь. — Нет, если не хочешь, не говори. Я не настаиваю, — сказал Иштар. — Ты не поймёшь. — Я постараюсь. Адэр погладил зверя: — Я не помню свою мать, но помню, как мы с отцом ходили к ней на могилу. Он говорил: «Мой ангел», и целовал каменное изваяние в лоб. Долго стоял, а затем уходил. Без меня. Он забывал, что пришёл со мной. Я обижался, неделями с ним не разговаривал. Я никак не мог его понять. Глядя в пустоту и перебирая пальцами шерсть на холке зверя, Адэр погрузился в себя. Иштар нарушил затянувшееся молчание: — Теперь понимаешь? — Я не знал, каково это — держать любимую за руку, когда она делает последний вздох, видеть её глаза в последний раз. Не знал, каково это — потерять ангела. Я думал: если это любовь — к чёрту её. Думал, что жениться меня заставит только долг перед троном. — Что думаешь сейчас? Адэр похлопал ладонями по подлокотникам кресла: — Уже не думаю. Я знаю, что именно так и произойдёт… Я кое-что тебе принёс. — Вытащил из кармана пиджака сложенную газету. Бросил на кровать. — Почитай. Иштар развернул газету. «Глас Партикурама». На первой полосе статья о суде над братом хазира Ракшады. Журналист описывал преступления Иштара, словно сам побывал в плену и, выдержав жестокие пытки, с честью вырвался из лап «чудища». Писака превозносил милосердие и гуманность Адэра и смешивал с грязью достоинство армии Ракшады, которая взращивает таких воинов, как Иштар Гарпи. — Хотел захватить ещё пяток, потом передумал, — сказал Адэр. — Ты же теперь у нас герой, легендарный бэцель Иштар. Очень жалею, что не пригласил представителей прессы на твоё триумфальное шествие. Я исправлюсь. Разрешу им пообщаться с очевидцами. Представляю, как будет счастлив хазир Ракшады: его братец, безжалостный воин Иштар Гарпи, осознал свои ошибки и стал милосердным и гуманным. Адэр поднялся. Притянул зверя за ошейник: — У нас с тобой нет ничего общего, Иштар. И быть не может. Это принадлежит или мне, или тебе. По-другому никак. — И удалился. Сминая газету в кулаке, Иштар смотрел на заколоченное досками окно. *** Вилар сопровождал Малику на коротких прогулках вокруг замка, навещал вместе с ней Муна и Йола, развлекал рассказами, укладывал спать, ночи проводил в кресле возле её кровати. Навязчивость маркиза изнуряла Малику. Она чувствовала себя разбитой и одинокой сильнее, чем в трюме шхуны. Сопротивляться и просить было бесполезно — счастье сделало Вилара глухим и слепым. Малика устала от Бархата настолько, что едва не рассмеялась от радости, когда ей сообщили о вечеринке, которую Адэр решил устроить для советников и ветонской знати. Но радости быстро пришёл конец. Вилар открыл шкаф, передвинул плечики с немногочисленными нарядами и вытащил тёмно-зелёное платье. — Наденешь это. Опустив голову, Малика принялась наматывать на палец поясок халата: — По какому поводу приём? — Вечеринка, — поправил Вилар. — Вино, закуски и парочка местных музыкантов для фона. — Разве сейчас время для вечеринок? — Мы не отмечали новый год. И есть ещё один повод. Орэс Лаел привёз хорошие новости. «Общества защиты детей» девяти стран направляют в Грасс-Дэмор гуманитарную помощь. Честно говоря, никто не думал, что игры Адэра с прессой дадут такие результаты. Кстати, на прошлой неделе из Хатали пришла сотня снегоуборочных машин. Правитель Хатали попросил Адэра позаботиться о рабочих со сломанными руками. — Вилар хохотнул. — Мародёры утаптывают снег под надзором карательных отрядов, а журналисты приписали их к дорожным рабочим и назвали патриотами. В дружбе с прессой, однозначно, есть смысл. Малика подошла к окну. Глядя на тонкую границу между мглистым небом и сизым морем, проговорила: — Мне нечего делать на вечеринке. Я не советник. — Ты будешь со мной. — Не хочу испугать гостей своим видом. Вилар обнял её сзади за плечи: — Ты прекраснее всех, Малика. Когда твои волосы уложены, когда на тебе изысканное платье и дорогие украшения, ты похожа на высокородную даму. А когда ты такая, как сейчас, даже в этом халате, ты — сама природа. Дикая, необузданная, полная тайн. Ты как небо, море, горы. То, чем можно любоваться бесконечно. — Вилар повернул Малику к себе лицом. — Я хочу, чтобы ты была рядом. Пожалуйста! Она отвела взгляд. Как переступить через человека, который умеет так любить? Как разбить ему сердце? Как сделать так, чтобы завтра он проснулся и не почувствовал боли? — Хорошо. Я приду. Сама приду. Позже. Вилар поцеловал Малику в щёку и впервые за три дня оставил её одну. Она металась по комнате, которая казалась ей треугольником: в одном углу Адэр, в другом Вилар, из третьего хищно смотрел Иштар. В голове ураганом проносились мысли. Бежать. Опять бежать. Куда? К морунам. Но Мун слишком слаб и не сможет пройти через всю страну пешком. Оставить его. Да. Оставить. Предупредить и уйти. А дойдёт ли она? Вокруг на сотни миль ветонский лес, снега по пояс, голодное зверьё и обозлённые лесные банды. А дальше мёртвая пустошь, беспощадный ветер и лютый мороз. Изводя себя размышлениями, Малика не заметила, как наступил вечер. Гости, наверное, уже собрались. Адэр с трёхдневным опозданием поздравил их с новым годом. Ветонские дворяне знакомят его со своими жёнами и дочерьми. Советники обсуждают с ним последние новости. Никто не заметит, как в зале появится ещё одна гостья — незваная и никому не нужная. Малика надела выбранное Виларом платье, завязала на затылке волосы в узел и посмотрелась в зеркало. Размер груди, как и фигура, никогда её не заботили, но так идти нельзя. Лиф топорщился (под ним явно что-то уменьшилось), юбка висела как флаг при безветрии. Малика перемерила все наряды и в итоге сняла с плечиков старое серое платье. Если бы надеть его и очутиться в прошлой, беззаботной жизни… Но нет… Сколько Малика ни проводила ладонями по юбке, сколько ни одёргивала рукава, позади оставались тяжёлые дни, а впереди ждали непроглядные ночи. На второй этаж вели два лестничных пролёта, расположенных зигзагом. Малика в нерешительности топталась на верхних ступенях, понимая, что своим видом поставит Вилара в неловкое положение. Снизу доносилась музыка — скрипка и вроде бы альт. Звучали голоса, среди которых Малика пыталась уловить голос маркиза. Она бы окликнула, объяснилась и со спокойной душой вернулась к себе. По лестнице бегала прислуга, иногда проходил кто-то из местной знати (ветонов выдавал акцент), а Вилар не появлялся. Не в силах больше ждать, Малика спустилась на второй этаж. В начале коридора, освещённого множеством свечей, возник защитник: — Ошиблась этажом, дорогуша? Малика посмотрела в светло-серые глаза. Защитник отступил в сторону: — Прости, моруна. Она пошла по ковровой дорожке, озираясь. Слуги меняли свечи в шандалах, служанки сновали туда-сюда, держа перед собой серебряные подносы с бокалами. Возле окон и ответвлений коридора стояли защитники и стражи — и ни одного знакомого лица. — Если он предложит тебе остаться на ночь, останешься? — раздался за спиной женский голос. — Хочу и боюсь. Я слишком долго была вне игры, — прозвучало в ответ. — Да, вдовий шарф тебя не красил. — Не в шарфе дело — в желании. А его увидела, и вдруг проснулся аппетит. — Не удивительно. Такой красавец. — Эх, матушка! Смотрю я на этих клоунесс и понимаю, что у меня почти нет шанса. — Я видела, как он раздевал тебя взглядом. — Он всех раздевает. — На то он и мужчина. А ты не сдавайся. Будь настойчивей. — В любом случае замужество мне не светит. — Учу-учу, и всё без толку. Так и состаришься наивной дурой.