Даймонд проснулся от доносящихся из-за двери криков и топота ног. Он вновь ощутил сильнейшую жажду, но боль в теле как будто бы немного утихла. Суета за дверью продолжалась еще какое-то время, после чего дверь отворилась, и в комнату вбежал запыхавшийся Гессен с факелом в руке. Он снял с себя тяжелые доспехи и теперь предстал перед Даймондом в одной лишь тунике, накинутой поверх мощного торса. Когда он подошел к кровати вплотную, у раненого охотника появился соблазн выдернуть из своей груди стрелу и вонзить ее в эту огромную груду мускул. Впрочем, у него было не так много сил, чтобы это осуществить. Поэтому он лишь уставился на него мутным взором. – Кто был с тобой? – спросил Гессен громко. – Кто еще был в замке? Отвечай! – О чем ты говоришь? Гессен наклонился над кроватью, схватил раненого пленника за шею и поднес пылающий факел к его лицу. – Видишь этот ожог на моей физиономии? Я получил его, когда вытаскивал твою мать из огня. Хочешь себе такой же? – Мне плевать, – отрезал Даймонд. – Ах вот как... – Гессен сжал его шею пальцами. – Кто-то убил троих часовых на улице и разогнал наших лошадей из стойла. Тебе лучше рассказать, кто это сделал, иначе я сломаю тебе шею как цыпленку! Даймонд хотел ответить что-нибудь дерзкое, но не сумел выдать ничего кроме жалкого стона – пальцы Гессена передавили ему горло точно клещи. Когда бледное лицо пленника вдруг раскраснелось от натуги, и он стал терять сознание, Гессен отпустил его и дал ему звонкую оплеуху. – Будь ты в лучшем состоянии, я бы выжал из тебя все дерьмо, малец! Но не хочу портить праздник мастеру Шульцу, поэтому доставлю тебя к нему живым, чего бы мне это ни стоило! Он вышел, хлопнув дверью. Даймонд отдышался и только после этого смог растянуть разбитые губы в слабой улыбке. Это был Патрик. Он пришел за ним. Всю ночь люди Гессена провели без сна, а как только рассвело, принялись собираться в путь с недовольными выражениями на лицах. Большая часть их лошадей разбежалась, кто куда. Три трупа их товарищей висели на колодезной перекладине в центре деревни со сломанными шеями. – Я же говорил, что на этих землях лежит проклятие! – причитал старый рыцарь графа, тыча пальцем в бронированную грудь Гессена. – Ты убил Арнольда и бросил его труп в болото, теперь его неупокоенная душа мстит нам! Нас всех перебьют, – старик разве что не плакал. Гессен сморщил свой обрубок, который был у него вместо носа, и сплюнул от презрения. – Будь ты одним из моих людей, я прямо сейчас подвесил бы тебя к этим бедолагам за трусость. Прекрати трястись от страха! Кто-то с нами играет, но ему не победить, если мы будем внимательны и осторожны. Один из громил швейцарцев вышел из толпы и подошел к своему предводителю. – А ведь старик прав. У нас всего три лошади, а путь лежит через плохо знакомую местность. До ближайшей деревни полдня пути. Если на нас опять нападут, скоро нас останется так мало, что мы уже не сможем защищаться. Нужно срочно покинуть это место и выйти на открытую местность, чтобы враги не могли действовать скрытно. – Ты говоришь дело, – кивнул Гессен. – Поэтому нам нужно поскорее собраться и уходить отсюда. Свяжите пленника, бросьте его в телегу и подготовьте для меня лошадь. Я поеду налегке, остальные двинутся прямо за мной. Дальнейший путь Даймонд проделал в повозке, на которую установили большую клетку, позаимствованную в деревушке. Пленник до сих пор был облачен в доспехи, запачканные запекшейся кровью – его и врагов. Стрела все еще торчала из груди, тело ломило от нарастающего жара. Начиналась лихорадка. Когда солнце встало в зените, Даймонд и вовсе стал терять сознание. Он облизал пересохшие губы и простонал что-то невнятное. Один из швейцарцев, лицо которого, несмотря на жару, было скрыто забралом шлема, догнал телегу и протянул пленнику мех с водой. Даймонд опустошил его наполовину, после чего вновь повалился на пол клетки и впал в забытье. Он очнулся ближе к вечеру. Группа остановилась у деревни, на окраине которой расположилась небольшая часовня. Пастухи гнали скот с пастбищ, работающие в полях крестьяне возвращались по домам, чтобы доделать вечерние дела и готовиться к ужину. Гессен слез с лошади и перебросился с одним из крестьян парочкой коротких фраз, затем дал своим людям знак идти к часовне. – Покажите нашего пленника монахам. Говорят, там ему смогут помочь. Несколько пар рук грубо стащили Даймонда с телеги и поволокли по земле. Его затуманенное зрение никак не могло остановиться на чем-то одном, перед глазами постоянно мелькали невнятные образы вооруженных людей Гессена, на размытом фоне их фигур четко выделялась черная линия древка стрелы, торчащей из груди. Вскоре раздался звук открываемой двери и приглушенные старческие голоса монахов. Освещение внутри было слабым: пара факелов да огарок свечи на жесткой столешнице, куда солдаты уложили Даймонда. – Мы позаботимся о нем, – произнес чей-то голос тихо. – Можете обождать снаружи. Ему нужен покой. Шаги солдат удалились. Даймонд остался наедине с двумя монахами в рясах, лица которых были скрыты в полумраке. Один из них напоил его свежей колодезной водой, пока второй неумело снимал с него доспехи, начиная с ног. – Осторожно, – голос монаха постарше звучал напряженно, когда он принялся за стрелу. – Рана вскроется, и у него пойдет кровь. Нужно будет быстро остановить ее, иначе он истечет до смерти. Они потянули стрелу, и Даймонд громко закричал, чувствуя, будто из груди вынимают вовсе не стрелу, а его ребра. Кровь застучала в висках, он начал терять сознание, но священнослужитель влепил ему пощечину, от которой зазвенело в ушах. – Все хорошо, сын мой, ты не первый мой пациент. Видит Бог, я никакой не лекарь, но справляюсь не хуже, чем один из них! Когда Даймонд увидел перед глазами наконечник стрелы, с которой капала свежая кровь, он ощутил необъяснимое облегчение и даже выдавил из себя благодарность. – А теперь быстро снимаем с него панцирь. Нужно осмотреть рану. Пока монахи возились с ремешками и шнурками, Даймонд понемногу приходил в себя. Боль затихала, но лихорадка продолжалась. Его аккуратно усадили, сняли с него панцирь и поддоспешник, после чего обнажили его торс, на котором запеклись длинные корявые струи крови. – Тебе повезло, стрела не проникла глубоко, – старик поднес к раненой груди пациента огонек свечи и, внимательно сощурившись, осмотрел рану. – Доспехи защитили тебя. Стрела пронзила их, но застряла между ребер, не задев внутренние органы. – Откуда у вас такие познания в медицине? – спросил Даймонд, облизав пересохшие губы. – Никогда не видел священников, разбирающихся в ранах. Старик улыбнулся наполовину беззубым ртом. – Я не всегда служил Богу, сын мой. Твоя удача! А теперь приготовься. Мы промоем твою рану старым добрым вином. Пациент задергался в руках монахов, когда в его рану влили огненную струю кисло пахнущей жидкости. Сил у него было не много, поэтому крик, рвущийся из горла, на деле получился лишь негромким стоном. С его лба обильно потек пот. – Отхлебни чуток, сын мой. Это поможет. Даймонд присосался к кружке, пока не опустошил ее до дна. По телу разбежалось тепло, заглушившее боль. – Осталось зашить и наложить повязку, а потом ты сможешь немного отдохнуть. – Просто прижгите мою рану каленым железом, – предложил Даймонд охрипшим голосом. – Боюсь, я не выдержу больше. Монах покачал головой. – Ну нет, этот метод я не одобряю. Ты не умрешь сегодня, сын мой. Поэтому крепись. Осталось совсем чуть-чуть. Когда операция наконец завершилась, грудь Даймонда накрепко перевязали бандажом, после чего влили в него травяное пойло. Даймонд подавился и с трудом сдержал кашель, чтобы ненароком не вскрыть зашитую рану. Монахи заботливо усадили его на тюфяк, брошенный на скамью. – Постарайся поспать в таком положении, – сказал старый монах, вытирая руки о мокрую тряпку. – Лежать тебе пока нежелательно. Я приду чуть позже и проверю, не идет ли кровь. Храни тебя Бог! – Спасибо, святой отец! – поблагодарил Даймонд. Вскоре силы покинули его, и он резко погрузился в темноту. – Милорд, – кто-то легонько потряс Даймонда за плечо, отчего он тут же открыл глаза. – Просыпайтесь. Нам пора уходить отсюда. Над его лицом наклонился один из громил Гессена. Даймонд понял это по шлему с опущенным забралом. Швейцарец держал в руке зажженную свечу. Какого дьявола ему было нужно? – Это ведь я, милорд, – наемник снял с головы шлем, и Даймонд сначала приметил его блестящую лысину, а потом узнал и улыбающееся лицо Патрика. – Сможете идти? По щекам Даймонда потекли слезы. Он закивал головой и попытался встать, но ослабевшие ноги подкосились, и он едва не упал со скамьи. Лицо Патрика омрачилось. – Ничего, понесу вас на себе. Снаружи нас ждет запряженная лошадь. Скоро мы будем далеко отсюда. Патрик ухватил его за подмышки и повел по узкому коридору к выходу. Даймонд навалился на слугу всем весом своего тела, его ноги безвольно волочились по полу. Двустворчатая дверь часовни издала пронзительный скрип, и они вышли на свежий ночной воздух. Даймонд вздрогнул, когда услышал грубый голос Франка Гессена: – Куда это мы собираемся? Семь факелов появились во тьме одновременно, выплыв из-за пригорка и образовав полукруг света, в центре которого расположились беглецы. Наемники Гессена и солдаты графа фон Шеленберга преградили им путь. Каждый из воинов держал в руке обнаженный меч. – Похоже, этот лысый выродок держал меня за полного идиота, пока расхаживал в доспехах моего убитого человека! – насмешливо воскликнул Гессен. – Хочу отдать тебе должное, кто бы ты ни был... Затея была отменной. Однако если ты не заметил, после убийства Арнольда я позволил своим людям больше не скрывать лица за забралами, а ты так и не поднимал его, несмотря на палящее весь день солнце. Это и заставило меня насторожиться. Патрик не дрогнул и даже не растерялся. Увидев явный перевес сил в сторону противника, он покрепче ухватил Даймонда и двинулся назад в часовню, но, когда он дернул за ручку, дверь оказалась запертой изнутри. – Проклятие, – одними губами выругался Патрик и усадил Даймонда у двери. – Погодите, милорд. Я перебью гадов, а после мы уедем. Обещаю. Даймонд окончательно пришел в себя, и, хотя его тело ослабло, разум его оставался ясным. Он очень хотел помочь Патрику, но не смог даже как следует пошевелить конечностями и только беспомощно застонал. Тем временем враги, словно стая волков, загнавшая в тупик кабана, обступили Патрика со всех сторон и принялись кружить рядом, выжидая, что он предпримет. Слуга стоял, выпрямившись во весь рост, едва заметно подогнув колени, как хищник, приготовившийся к прыжку. Он снял из-за спины двуручный меч, высвободил его из ножен и крепко сжал рукоять обеими руками. Первыми на него бросилась тройка солдат фон Шеленберга, которая явно уступала Патрику и в росте, и в весе. Они выставили вперед клинки, целясь в его крупную фигуру, но Патрик дважды взмахнул мечом, проведя им в воздухе сначала влево, а потом вправо, и все трое упали на землю с перерубленными туловищами, из которых брызнула кровь. Одновременно Патрик успел отпрыгнуть в сторону от выпада длинного меча Гессена, тоже решившего перейти в атаку. – Очень даже неплохо! – восхитился Гессен. – Ты бы мог сослужить мне хорошую службу, присоединившись в ряды моих наемников. Что скажешь, парень? Патрик не ответил. Лишь презрительно изогнул бровь и отступил на пару шагов назад, увеличив расстояние между собой и оставшимися четверыми противниками. Двое из них казались такими же безобидными, как и те, кого он только что смертельно ранил. Другими двоими были сам Гессен и его последний наемный швейцарец. Вот они представляли собой настоящую силу, но Патрик не испытывал страха. Все уроки старого Арнольда всплыли в памяти слуги, в каждом мускуле его тела. Во что бы то ни стало, он должен защитить своего последнего лорда и своего самого близкого друга на всем белом свете. – Берегись! – успел крикнуть Даймонд, заметив в руке Гессена арбалет, направленный в сторону Патрика. Несмотря на размеры Патрик был быстрым, как кошка. Он отпрыгнул в сторону, стрела пронеслась в каких-то дюймах от его головы и с жужжанием впилась в деревянную дверь часовни. Пока Гессен перезаряжал арбалет, трое его подопечных встали за него стеной, а Патрик перешел в контратаку, замахнувшись мечом над головой. Его первый удар был блокирован двуручным мечом швейцарца. Раздался лязг, полетели искры. Патрик немедля отвел лезвие в сторону и тут же нанес боковой удар, приложившийся к правому боку швейцарца, который вскрикнул от боли, но устоял. – Разойдись! – скомандовал Гессен и, быстро прицелившись, нажал на рычаг арбалета. Раздался щелчок. Патрик успел слегка развернуть корпус и стрела, вскользь задев его панцирь, отскочила в сторону. Гессен чертыхнулся. Его бойцы вновь обступили своего предводителя.