* * * Энгус Мерридью улыбался в полумрак гостиной, его идеальная улыбка была самодовольной, но открытой. Отсвет от экрана озарял кресло и силуэт обмякшей в нем Алвиты, но все остальное было погружено в темноту. У нее мелькнула бессвязная мысль, что если она попытается встать, то просто рухнет на пол. Провалится во мрак, откуда не будет возврата. Она спит? Теперь это уже было трудно сказать наверняка. – Вы готовы встретить нашего следующего гостя? – ухмыльнулся Энгус, бросив вопрос зрителям. Камера прошлась по пустым рядам зала. Этот вопрос относился к одной Алвите. Та кивнула. – Фантастика! Итак, вот та, которую я уже давно хотел пригласить в нашу программу, но она всегда отличалась скромностью. Больше того, она мне сказала, что приглашение на телевидение напугало ее до смерти! Пауза для смеха. Но смеяться было некому. – Но если серьезно, ребята, я бесконечно счастлив говорить с ней, и, уверен, вы почувствуете то же самое. Эта женщина прожила долгую интересную жизнь, так что позволим ей закончить достойно. Встречайте на 70-м канале Эдит Кинни! Улыбнувшись, Алвита постаралась найти силы, чтобы похлопать хрупкой пожилой женщине, медленно прошедшей к креслу рядом с Энгусом Мерридью. Она выглядела лучше, чем когда Алвита видела ее в прошлый раз, более живой в своих движениях, в самых красивых жемчужных сережках, но она оставалась такой же бледной, а кончики ее пальцев были тронуты синевой. Алвита внезапно остро прочувствовала, как давно уже не стучала ей в дверь. Ей хотелось надеяться, что Эдит тактично не упомянет об этом в эфире. – Добрый вечер, – улыбнулся ей Энгус. – И позвольте сказать, Эдит, сегодня вы просто лучезарны! – О, Энгус, думаю, вы можете говорить все, что угодно, – подмигнув, ответила Эдит. – Но внимательно следите, какие чеки подписываете! Энгус разразился добродушным смехом, прозвучавшим неестественно резко в пустом зале. – С этим всегда были проблемы, не так ли, Эдит? – сказал Энгус. – Вам очень одиноко? – Так было не всегда. – Старуха печально покачала головой. – Но с тех пор как четыре года назад скончался мой Фредди, это стало большой проблемой. На экране появилась фотография. Черно-белый снимок привлекательного мужчины в шерстяном костюме и молодой женщины, со временем превратившейся в постаревшую Эдит, которую знала Алвита. – Да, конечно. – Лицо Энгуса изобразило подобающее сочувствие. – Вам удобно говорить об этом? Эдит кивнула. – Он принимал много сердечных лекарств. Конечно, они считались безопасными, но, очевидно, это оказалось не так. – Какая трагедия! И не впервые фармацевтика доставляет вам серьезные проблемы, правильно? – О да, – покачала головой Эдит. – Да, у меня ужасный опыт общения с медициной. В основном, артрит. Хотя недавно нашли одно действенное средство. Я смогла приготовить себе чашку чая и все остальное! – По-моему, это просто замечательно. – Было замечательно. Но вы же знаете, как бывает. Препарат подорожал в производстве, и врачи перестали его назначать. – Голос Эдит оставался ровным, словно она рассказывала об интересном происшествии во время пляжного отдыха. – А от того, что мне назначили взамен, о, стало только хуже. – И вы вините во всем Тобиаса Фелла, человека, которому принадлежит фармацевтическая компания? – Конечно, решение принимал не он лично… – Ну же, Эдит, – настаивал Энгус, – мы здесь в кругу друзей. – Что ж, тогда да, пожалуй, я виню его. – Эдит хитро усмехнулась. – Я так понимаю, ему также принадлежит дом, в котором вы живете? – Да, я переехала сюда после смерти Фредди. Лифты никогда не работают, а даже со старым лекарством подниматься по лестнице я не могла. А после смены препарата – ну, я вот уже почти месяц по сути дела заперта в своей квартире. Привлекательное лицо Энгуса Мерридью стало подобающе печальным. – И это вас убивает? Даже несмотря на одурманивающий туман снотворного и поздний час, у Алвиты в груди что-то оборвалось. – Не совсем. – Эдит ответила на вопрос пожатием плеч. – Но это определенно играет свою роль. – Вы случайно не?.. – Повернувшись к телекамере, Энгус изобразил, как надевает себе на шею петлю и затягивает ее. Пауза для смеха. В студии не было никого, кроме Эдит, которая игриво хмыкнула. – Нет, нет, мне бы не хватило сил на это. Но я одинокая, старая, больная. В какой-то момент я просто… кончилась. Стук прекратился, если вы понимаете, что я хочу сказать. Алвита ощутила укол вины. – Я слышал, появился симпатичный парень, который вам помогает, – скабрезно усмехнулся Энгус. – Ну, он старался как мог, но на самом деле тут уже ничего не поделаешь. И все же я рада, что он был здесь. Напрасно он так переживает. У него доброе сердце. – Отрадно это слышать. Итак, Эдит, наше время подошло к концу, но все-таки я должен спросить: после всего этого, что ждет Эдит Кинни? – Ну, Энгус… – Она задумалась над его вопросом. – Думаю, что я постепенно начну разлагаться. – Вот как? – оживился Энгус. – Интересный уход из жизни. Вы рассчитываете на стандартное путешествие в гробу или на что-нибудь экзотическое в уединении своей квартиры? Эдит посмотрела прямо в объектив телекамеры, встретившись взглядом с Алвитой. – Ну, на самом деле это зависит не от меня, ведь так? Алвита покачнулась. Казалось, кресло исчезло и она провалилась в свободное падение, хотя на самом деле она не сдвинулась с места. С трудом поднявшись на ноги, Алвита сделала три нетвердых шага к коридору, но тут доксатрин наконец подействовал, и она отключилась. * * * Дверь в квартиру Эдит оказалась не заперта. Молчаливая и распахнутая настежь, она ждала, когда Алвита соберется с духом, чтобы войти. Алвита не знала, который сейчас час. Когда она проснулась? И проснулась ли вообще? Она не могла сказать, приснилось ей то, что она видела по телевизору, или же сном было то, что происходило сейчас. Можно ли чувствовать усталость во сне? Потому что Алвита чувствовала ее у себя аж в костях, проникшую глубже, чем когда-либо. Сколько сейчас времени? Единственным указанием на это был слабый, болезненный дневной свет, падающий из окна в конце коридора. У Томми все в порядке? Алвита не знала. Нужно будет проведать мальчика. Но сначала она должна сделать это. Убедиться, увидев своими собственными глазами. Парня, назвавшегося Диего, нигде не было видно. Даже въедливый запах табачного дыма исчез. Но вместо него появился другой запах: приторно сладкий, слегка маслянистый, цеплявшийся за все, к чему прикасался. Алвита много раз слышала это описание в криминальных сериалах, сотни раз читала его в детективных романах: «запах гниющих фруктов», но только это было нечто другое. То были лишь слова. Запах смерти не был похож ни на что. Алвита ожидала, что дверь скрипнет, однако смазанные петли повернулись в абсолютной тишине. У нее задрожали ноги. Бесшумная дверь, старый ковролин под ногами – она двигалась совершенно беззвучно, и ей приходилось постоянно напоминать себе, что она реальный человек, а не бестелесный призрак. Лампы в квартире Эдит не горели, все окна были зашторены. Жидкого солнечного света, проникающего по краям, едва хватало для того, чтобы обозначить контуры мебели, мимо которой проходила Алвита. Но на самом деле свет ей был не нужен. В тесной, заставленной квартире она без труда ориентировалась на запах, который привел ее к двери гостиной. В щель под ней пробивался голубой свет, мерцающий и неровный. Эта дверь скрипнула. Эдит казалась такой маленькой, свернувшаяся в клубок у подлокотника кресла, слишком для нее большого. Лицо старухи осунулось, глаза были милосердно закрыты. На столике рядом с ней стояла чашка с давно остывшим чаем. Невозможно было определить, как давно она умерла, однако это произошло не так давно, поскольку смерть еще не успела разгладить печаль, врезавшуюся в черты ее лица. Помещение озарялось экраном телевизора, светившим в темноту своим посланием: «НЕТ СИГНАЛА». Алвита и не проверяя знала, какой это канал. * * * На протяжении следующих двух дней царил настоящий хаос, и Алвита не успевала подстраиваться под происходящее. Полиция долго мурыжила ее, допытываясь по каждому пункту ее показаний. Откуда она узнала о смерти Эдит? Почувствовала странный запах, проходя мимо ее квартиры. Кто тот мужчина, который, по ее словам, бывал здесь? Она не знает. Он сказал, что его зовут Диего. С тех пор она видела его еще? Нет. Как он выглядел? Смуглый, в поношенном костюме, курит. Он произвел на нее хорошее впечатление. Знает ли она, что доксатрин запретили вследствие серьезных побочных неврологических эффектов? Да, ей это известно. Принимала ли она доксатрин в тот день, когда обнаружила Эдит? Нет, она не принимает его вот уже несколько месяцев. Знает ли она некоего Джеймса Андрэ? Никогда о таком не слышала. Знаком ли ей этот мужчина? Нет, она его никогда не видела, но ей нравится его бейсболка. У нее когда-то было платье такого же оттенка синего цвета. Пытаясь найти дорогу в этом странном месте в нервном центре подозрения и сочувствия, в котором она оказалась, Алвита ткала пестрый гобелен из правды, полуправды и откровенной лжи. Она не могла сказать, становилась ли из-за усталости ее ложь менее очевидной или же, наоборот, до боли прозрачной, но если следователи и почувствовали, что она с ними не до конца откровенна, то, похоже, им не было до этого особого дела. После того как они расспросили ее про Эдит, а затем про этого Джеймса, который, судя по всему, умер следующей ночью, стало ясно, что они не собираются возвращаться. Затем приехала ее мать, примчалась из Шеффилда, чтобы на несколько недель «освободить ей руки» от Томми. Алвита читала в ее глазах молчаливое осуждение, но она слишком устала, чтобы сопротивляться, и не могла притворяться, будто для нее не станет несказанным облегчением, если какое-то время ей не придется присматривать за Томми. Она нежно поцеловала сына в голову, пресекая все вопросы о том, почему ему до начала школьных занятий придется побыть с бабушкой.