Перед дверью квартиры Эдит стоял мужчина. Его смуглое лицо было иссечено складками глубокого горя, так хорошо знакомого Алвите. Дрожащей рукой мужчина поднес сигарету ко рту, и струйку дыма затянуло в приоткрытую дверь старухи. Алвита долго смотрела на него, пытаясь вспомнить, видела ли она его прежде. Детей у Эдит нет; это она знала точно. Может быть, друг семьи? Определенно, мужчина не похож на сотрудника патронажной службы, что было бы неудивительно. Они встретились взглядами; глаза у мужчины были затравленные, и он двинулся к Алвите, поднимая руку для рукопожатия. Сообразив, в чем дело, та попыталась скрыть свою усталость. Тряхнув головой, она постаралась сосредоточиться, но ей все равно казалось, будто мыслям ее приходится протискиваться сквозь зыбучий песок. – Я могу вам чем-либо помочь? – спросил мужчина. Какой у него был акцент? Бразильский? Определенно, какой-то южноамериканский. Однажды, давным-давно, еще до рождения Томми, Алвита летала в отпуск в Перу, и интонации были схожими. Она собиралась подняться к Мачу-Пикчу, но не изучила вопрос надлежащим образом, и у нее не хватило сил на изнурительный подъем. Воздух там был такой разреженный… – Здравствуйте! – снова окликнул ее мужчина, и Алвита, вздрогнув, сообразила, что ничего не ответила. – Да, здравствуйте, – постаралась не обращать внимания на усталость Алвита. Она указала на дверь. – Эдит, вы ее… э… вы знакомы с Эдит? – Да. – Мужчина кивнул, неуютно переступая с ноги на ногу. – Мы с ней друзья. Знакомы уже много лет. Он лжет? Похоже было на то, что он лжет, но полной уверенности у Алвиты не было. Только не сейчас. Какой бы ни была правда, это означало, что кто-то другой присмотрит за Эдит, что явилось облегчением, к которому примешивалось чувство стыда. – Вы не видели мальчика? Дети… мой сын… они должны были играть где-то здесь. – С девочкой? – Кивнув, мужчина указал на коридор. – Они только что убежали туда. – Спасибо, э…? – Алвита неопределенно махнула рукой, показывая, что не знает его имени. – Диего. Санти. – Спасибо, мистер Санти. – Она направилась было туда, куда указал Диего, затем обернулась. – Знаете, курить в помещении нельзя. Особенно при детях. – Я знаю, просто у меня… – Он снова чем-то расстроился, силясь подобрать нужные слова. – Чувствительный нос. Помогает определять запахи. Алвита не знала, что на это сказать, поэтому она ушла в ту сторону, куда указал Диего, нашла там играющего Томми и забрала его обедать. * * * Ночная смена была гораздо тяжелее, чем работа на кассе. Алвита работала в диспетчерской местного таксопарка, принимая заказы от пьяных, угрюмых и тех, кто, судя по голосу, уставал еще больше нее, хотя она не представляла себе, как такое возможно. Без постоянного движения бороться с усталостью было труднее. За столами сидели люди в наушниках, говорящие в микрофоны, и воздух был заполнен белым шумом, в котором было так легко затеряться. Конечно, не заснуть, не заснуть по-настоящему, но провалиться в какое-то полубессознательное состояние, постоянно угрожавшее накрыть ее с головой. Алвита не любила кофе и не выносила цепкую медикаментозную сладость энергетических напитков, поэтому в борьбе со сном ей приходилось поддерживать себя таблетками кофеина, одним ухом прислушиваясь, не зазвонит ли ее сотовый. Томми спал. Номер приколот над домашним телефоном. Если возникнут проблемы, он знает, как ей позвонить. Все будет в порядке. Сегодня клиенты были недовольны. Несколько водителей заболели, и время ожидания увеличивалось. В этом было единственное преимущество усталости: Алвита обнаружила, что, когда она уставшая, все оскорбления просто скатываются с нее, словно слабый радиосигнал, звучащий где-то бесконечно далеко. Она знала, что другие воспринимают это хуже, их эмоциональные защитные барьеры работают на пределе, и время от времени кто-нибудь из ее коллег срывался, не выдержав поток грубостей, звучащих из телефона. Но слой ваты, обволакивающий сознание Алвиты, в какой-то степени оберегал ее, хотя существовать в этом мире ей было гораздо сложнее. В половине третьего ночи ее смена закончилась, и она побрела домой. Ей нужно было идти пешком всего десять минут, хотя знакомые и предупреждали, что ходить одной ночью очень опасно. Однако Алвиту это нисколько не волновало; группки подростков в темных углах, зловещие фигуры под фонарными столбами – для нее это были лишь тени. Бледные, едва различимые существа, которые иногда окликали ее, но никогда их словам не удавалось пробиться сквозь туман. Алвита шла в мире, полностью обособленном от их миров, смещенном на три градуса в сторону жизнью без сна. Все эти люди не могли к ней прикоснуться. Она прошла мимо квартиры Эдит. Постучать еще раз? Нет, уже слишком поздно. И теперь у нее есть этот молодой Диего. У нее все в порядке. Алвита постаралась убедить себя в беспочвенности своих подозрений. Она заглянула в комнату Томми. Мальчик крепко спал. Он не проснется еще несколько часов, а ей даже не нужно будет готовить обед и гладить ему школьную форму. Маленькие радости летних каникул. Однако от Элли насчет завтра никаких известий, так что нужно будет подумать, с кем оставить сына. Может быть, богатенькие детки завтра снова возьмут его играть с собой. Алвита не очень-то им доверяла, но даже так мысль о нескольких часах при свете дня, полностью отданных себе, вызвала у нее улыбку. Неужели это делает ее плохой матерью? Она слишком устала, чтобы забивать себе голову подобными мыслями. Пошарив в кармане, Алвита достала ключи, и в кои-то веки ее молитвы оказались услышаны: зажглась кнопка вызова лифта, подарив ей возможность дать хоть какой-то отдых ноющим ногам. Она медленно пожевала пирожок с телятиной, который купила в ночном магазине, когда поняла, что не успеет в бакалею. Конечно, есть ей не хотелось, ей не хотелось есть уже несколько недель, но она понимала, что ее организму требуется хоть какая-то еда, поэтому все-таки кое-как справилась с безвкусным мусором из магазина на углу. В квартире было тихо и темно, и Алвита бросила сумку на пол в коридоре. Не потрудившись снять куртку, она поплелась в спальню. * * * Алвита снова сидела перед телевизором и смотрела 70-й канал. Ложилась ли она в кровать? У нее были смутные воспоминания о том, что она лежала, ощущая под собой старый матрас, однако сейчас она находилась здесь, и это определенно был не сон. Во сне она не могла читать, а сейчас на экране была отчетливо видна надпись «Поздно ночью с Энгусом Мерридью». Во рту у нее стоял вкус мела, несомненно, от таблетки доксатрина, которую она выпила. Чтобы забыться. В этом был смысл. Улыбающийся ведущий смотрел прямо в объектив телекамеры, обращаясь к зрителям. С этого ракурса его зубы выглядели такими ровными, что казались ненастоящими. Как будто они были просто нарисованы. – Нарисованы на чем? – спросил Энгус, отрываясь от своего плавного монолога. – Этого ведь не может быть, правильно? Алвита вынуждена была с ним согласиться: этого действительно не могло быть. – Итак, я знаю, что вы все подумали, – усмехнувшись, продолжал ведущий. – Какой вопрос вы себе задаете. «Что этот продажный старина Энгус попытается впарить нам сегодня?» Что ж, братцы, не хочу вас разочаровывать… И не буду! Вы абсолютно правы. У меня совершенно новый спонсор, и вы встанете в очередь первыми. Если честно, я сперва не поверил, когда мой продюсер Тобиас сказал мне, какую он провернул сделку. Это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Алвита улыбнулась, с нетерпением ожидая услышать больше. Она доверяла Энгусу; он не заведет ее туда, куда не надо. Протянув руку в самый край кадра, Энгус что-то схватил. – Итак, позвольте рассказать вам про… сон. Аудитория в студии издала негромкие звуки, свидетельствующие об интересе и возбуждении. В руке у Энгуса была фотография спальни. – Наверное, вы думаете, что знаете всё про сознание и реальность, но позвольте вам сказать, что вы не знали ни хрена до тех пор, пока не попробовали заснуть. Сон не только освежает и придает жизненных сил, но также отпирает дверь воображению. Позволяет вам окунуться в него, сбалансированно, без вреда для здоровья. Теперь фотография была видна Алвите более отчетливо. Это была не просто спальня: это была ее собственная спальня. Что ж, это было разумно. Где еще она будет спать? – Народ, я не могу выразить словами, какое жизненно важное значение имеет сон. Я хочу сказать, кто знает, как без него наше сознание будет вытекать в окружающий мир? Или, возможно, наоборот, это мир будет вливаться в нас? Алвита кивнула. Она с нетерпением ждала, что будет дальше. – Итак, очевидно, что это продукт класса «премиум», который не купишь просто так в ближайшем супермаркете. Но, к счастью, заплатить за него можно не только деньгами. Мы можем заказать его для наших клиентов, воспользовавшись специальным предложением. Все тело Алвиты ныло от усталости. Где это можно купить? Сколько это будет стоить? – О, Алвита, вы всё увидите. Просто продолжайте принимать лекарство, и мы выставим вам счет. Алвита улыбнулась. Доксатрин наконец начал действовать, и она провалилась в сон. * * * Ее мир начинал раскалываться на части. Алвите уже доводилось проходить через бессонницу, месяцами терпеть проникающую до мозга костей усталость, когда она ухаживала за Томми, однако сейчас все было по-другому. Ее тело двигалось совершенно нормально, работало и улыбалось, но рассудок, казалось, всплывал на поверхность лишь на короткие мгновения, изредка вырываясь из тумана настолько, что она могла действительно ощущать свои действия. На нее орали по телефону, потому что такси не прибывало вовремя. Она читала Томми сказку, купаясь в фиолетовом свете ночника, но мальчик уже спал. Она снимала с ленты перед кассой бутылку молока и беспомощно смотрела, как та падает на пол. Элли рассказывала о том, как Томми провел день, выкладывая скороговоркой события и имена, о которых у Альвиты не было ни малейшего представления. Теперь единственной константой было ночное шоу. Казалось, в телевизоре не осталось других каналов. Как-то у Алвиты мелькнула смутная мысль пригласить мастера, чтобы тот посмотрел, что к чему, но она была забыта, едва успев появиться. 70-й канал – это то что нужно. Алвита падала в кресло, принимала доксатрин и сидела, рассеянно слушая голос ведущего. Сегодня Энгуса не было. Это неправильно, он всегда был на 70-м канале. Шоу получилось гораздо хуже, чего и следовало ожидать, и у него почему-то не было названия. Алвита никак не могла уследить за сюжетом, если он вообще был, и отдельные сцены казались не связанными между собой. Мужчина в модном костюме стоял в коридоре и долго колотил ногой в дверь своей квартиры. Сантехник возился с инструментами, а из открытой трубы у него за спиной протягивалась длинная, тощая рука. Молодая женщина танцевала одна в сгоревшем танцевальном зале, и с ее бриллиантовой диадемы капала кровь. Молодой парень в мешковатой футболке сидел посреди коридора, лихорадочно водя карандашом по маленькому блокноту. Затем кадр с Эдит, сидящей в кресле-каталке, и мимолетный образ Алвиты. Она сидела совершенно неподвижно. Коридоры в этой передаче были очень знакомыми. Как это здорово, что Алвита живет в знаменитом здании, которое показывают по телевизору! Странно, что никто не упомянул об этом. Она не отрывалась от экрана. Шоу внезапно переключилось на Томми и его подруг, играющих на лестнице. У нее мелькнула мысль, каким образом мальчик попал на телевидение, она точно ничего об этом не слышала, но все равно она гордилась своим сыном. На экране Томми держался совершенно естественно, хотя и было видно, что ему не очень-то нравится играть с девчонками. Со светловолосой девочкой камера была не так милосердна. Пенни – вот как ее звали. Она выглядела как-то не так, ее движения были резкими, дергаными, словно это были стоп-кадры. Алвита решила как-нибудь расспросить сына об этом, хотя Томми не очень любил рассказывать про Пенни. Алвита закрыла глаза. Ей было так приятно видеть Томми. Она постоянно волновалась за сына, и порой ей казалось, что она так далеко от него. Погребена глубоко под усталостью, где он ее никогда не найдет. * * * Нет другого звука, который разрывал бы душу так же, как плач твоего ребенка, которому больно. Этот звук прорывается сквозь все остальное, каким бы плотным ни был окружающий тебя туман, стискивает тебе сердце и затопляет организм электрическим импульсом адреналина, призывая к действию. Поднимая Томми с лестницы, шепча ему на ухо ласковые слова и осматривая его травмированную руку, Алвита впервые за много месяцев чувствовала себя такой живой, такой сопричастной действительности. Они играли, по крайней мере так сказали девочки, и Томми поскользнулся на лестнице. Алвита осмотрела руку сына, по всей видимости, сломанную, уже начинавшую опухать. Мальчик разрыдался сильнее и уткнулся лицом матери в грудь. Алвита метнула взглядом острые кинжалы в девиц, бывших в шоке. Ну, Анна (чье имя она наконец вспомнила) действительно выглядела подавленной, но Пенни в углу ела конфеты, и ей, судя по всему, не было никакого дела до страдающего ребенка, который, возможно, по их милости получил серьезную травму. Алвита постаралась сглотнуть желчь, сдержать ярость, говоря себе, что нельзя испытывать ненависть к ребенку, что это неправильно. Если бы здесь не было родителей Анны, она не знала, что могла бы сказать. Но Приша, мать Анны, нашла для дочери достаточно резкие слова, и Алвита посчитала нужным добавить только одно: – Впредь вам запрещается играть с Томми. – Ее голос был проникнут ледяным спокойствием. – Никогда. Анна стояла, потупив взгляд. Пенни дерзко смотрела Алвите в лицо. Что не так с этой девочкой? Даже Ханы, похоже, не обращали на нее никакого внимания. Нахлынувший адреналин помог Алвите продержаться в течение всего посещения травмпункта. Она оставалась сосредоточенной, утешала хнычущего от боли Томми, пока они ожидали врача, держала его за руку, когда женщина с добрым лицом исследовала травму, следила за тем, чтобы сын видел ее, когда его повезли на рентген. Это оказался простой перелом, гораздо менее серьезный, чем могло быть, и если не считать нескольких недель в гипсе, для Томми все обошлось хорошо. На работе на удивление отнеслись с пониманием, когда Алвита объяснила ситуацию, и сказали, что она может быть свободна столько, сколько понадобится ухаживать за ребенком. Конечно, сколько Алвита могла себе позволить не работать с финансовой стороны, было уже совершенно другим делом, но об этом можно будет побеспокоиться позже. Когда они вернулись домой и Томми заснул у себя в комнате, адреналин полностью схлынул. Немыслимая волна усталости обрушилась на Алвиту подобно приливу. Она настолько измучилась, что ей показалось, будто истощение стремится физически сбить ее с ног. Стены качались взад и вперед, словно кто-то пытался сквозь них пробиться. Из последних сил Алвита добралась до кресла и не запивая проглотила таблетку. Телевизор уже работал.