– Только пацану? А если вдруг девочка? – Ох! – он помрачнел. – Это реально страшно. С девками вообще страшно. – Да не бойся ты. Пока ничего ж не известно. Всякое еще может случиться… – Не… ты уж роди! А то… Мия – как когда-то, когда они готовились к штурму вражеской «армии», – поняла его косноязычное мычание вполне явственно: ты роди, сестренка, а то я никак не найду подходящую мамку для… наследника. Хотя какое там у Витька «наследство»! Но смысл его тягучих фраз был явно про это. – Вить, спасибо тебе. Мне сегодня многие звонили, но не затем, чтоб помощь предложить. – Не, я ж не говорю, что мне все прям вот так помогать рвались. Любопытничали многие – как это, твоя сеструха в телевизоре! Ну их я сразу в путешествие отправлял, че с такими толковать? – В какое… путешествие? – В пешее эротическое. Че я, при тебе буду прямым текстом, что ли, как на работе? Мия фыркнула, вспомнив анекдот, в котором заведующая детским садом, кажется, перевоспитывала не то сантехников, не то электриков. И настолько успешно, что они начали изъясняться примерно так: Вася, передвинь инструмент, пожалуйста. Разве ты не видишь, что твоему товарищу падают на голову капли расплавленного олова? Она и не думала, что Витек знает такие эвфемизмы, как «пешее эротическое путешествие». – Один, кстати, аж к двери приперся, представляешь? – продолжал он. – В смысле – к двери? – Ну в дверь позвонил, не по телефону! Одноклассник твой какой-то, говорит: где она? Ну я его послал, конечно. А то чего, сразу все пароли-явки, что ли, сдавать? Мало ли кто такой. В хорошем, говорю, месте, там лучше, чем в нашей хрущевке, я ей, ну тебе в смысле, витамины только подтаскиваю, соки там и все прочее. Ну он и отстал. Только с лица как-то вроде помрачнел, когда я про витамины сказал. Но я так думаю, поглючилось мне. Мие почему-то сразу вспомнился Петька. Хотя это мог быть кто угодно – даже, боже упаси, Борька или кто-то из его прихлебателей. * * * Проводив брата, Мия послонялась немного по квартире, но через полчаса поняла, что и дальше глядеть все на те же стены невыносимо. Надо что-нибудь сделать. Например, съездить обновить страховку на «матильду». Или хотя бы выпить в ближайшем кафе стакан молочного коктейля. Или просто дойти до Стрелки и посидеть на основании одной из колонн. Солнце, справа Большая Нева блестит, слева Малая, ветерок смягчает солнечные лучи, туристы гомонят, но от них можно отключиться – хорошо! Едва отворив подъездную дверь, Мия ткнулась взглядом в знакомую фигуру. Все-таки это оказался именно Петенька. Значит, проследил за Витьком и остался тут подстерегать Мию. Тощий, мосластый, нескладный. Только сутулиться почему-то перестал. Надо же, как осмелел! Заговорил он, впрочем, как всегда робко: – Зачем ты так, Мия? – Зачем я – что? – Ну… вот это все, – он произвел руками неопределенные пассы. – В телевизоре… Теперь все думают, что ты… – Он залился краской так стремительно, словно его и впрямь из краскопульта полили. – Да какая мне разница, что думают всякие идиотки! – Но они же… Телевизор ведь не только женщины смотрят! – В его голосе звучало настоящее отчаяние. – И они будут думать, что ты… будут представлять себе, что ты… с этим… – Петенька, – почти ласково протянула Мия. – Тебя заботит, что кто-то там что-то не то обо мне подумает? Да пусть хоть вообще слюной изойдут. Я вообще-то уже вполне большая девочка, вполне в состоянии о себе позаботиться. И что тебя, собственно, беспокоит? Я там, в телевизоре, что, голышом скакала? Все очень пристойно выглядело. – Но ты сказала, что… – Не в силах, видимо, выговорить слово «беременность», он покраснел еще сильнее, даже уши заполыхали. Витек тоже смущался. Экие они, мальчики, пуритане. – Значит, они будут думать, что ты… – И? – Зная, что, если Петенька настроен на разговор, от него так, в два счета, не избавишься, проще перетерпеть, Мия прислонилась к стенке возле подъездной двери. – Пусть думают и завидуют. – Но ты же ведь… не взаправду? – В каком смысле – не взаправду? – Ну… то, что ты там рассказывала, это ведь неправда, да? – Ах вон оно что! Тебя интересует, спала ли я с Янкиным папочкой? Нет, это прямо восхитительно! Вот знаешь, если бы Янка или мамочка ее мне начали предъявы кидать, еще как-то было бы понятно. Да и то… А твое нездоровое любопытство – это вообще ни в какие ворота. – Мия! – почти жалобно воскликнул Петенька. – Что – Мия? Если уж тебе так приспичило знать, да, спала. И что теперь? Ужас, ужас, ужас, я теперь падшая женщина? – Вся эта сцена показалась ей похожей на кадр из глупого фарса. Очень глупого и почему-то совсем не смешного. – Что ты! – как будто испугался он. – Даже если это правда… Я не верю, ты сейчас со зла так говоришь. Но даже если правда – все равно! Ты ведь не такая! Ты же… Он… он тебя соблазнил. Соблазнил, да? Или даже хуже… В жизни все бывает. И тут его вина, не твоя. Но зачем ты про это всем рассказала? – Он меня соблазнил? Он? – Мия захохотала – нарочито грубо. – Петенька, вот никому не говорила, тебе скажу. Он меня, во-первых, не насиловал – если это именно то слово, которое ты стесняешься произнести. И даже, что еще смешнее, не соблазнял. Это я его соблазнила. Все? Вопросы еще есть? – Нет-нет-нет, – он замотал головой. – Ты на себя наговариваешь, я знаю, так бывает. Стокгольмский синдром, комплекс жертвы. Но это пройдет! Правда пройдет! Я все равно… – Что – пройдет? Что – все равно? Петь, ты о чем вообще? – Зачем ты перед всеми начала про свою жизнь рассказывать? – упрямо повторил он. – Да хоть бы я в порно снялась! Тебе-то какое дело? – Но как же… Ведь я… Ведь ты… Но ты не думай, я все равно… – Ты, да я, да мы с тобой! – перебила Мия. – Петь, уяснил бы ты уже: вот я, а вот ты. И… – Она поискала слова помягче, не нашла и бросила цитату из Киплинга: – Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись. Я, милый, никогда тебе ничего не обещала. У нас с тобой никогда ничего не было, нет и не будет. С каких таких веников ты мне сейчас предъявы кидаешь? Ты мне не брат, не сват, не муж, не любовник. Вообще никто. То, что мы с тобой в одном классе когда-то учились, никаких прав тебе не дает. – Но я же тебя люблю! – воскликнул он удивленно. И как будто слова эти придали Петеньке силы, он опять распрямился, развернул плечи. Вроде бы даже глазами засверкал. – Очень мило, – усмехнулась Мия. – Ты меня любишь, спасибо большое. Ну и что? – Как – что? – растерялся он. – Вот так. Ничего то есть. Любишь – люби себе, я-то тут при чем? Мия решительно зашагала к припаркованной у торца дома «матильде». Петенька уныло побрел следом, бубня что-то неразборчивое. Бубни-бубни! Сейчас она заберется внутрь, хлопнет дверцей – и адью, Петенька! * * * Проклятье! У выезда из «кармана» какой-то умник бросил свою «Тойоту». Да не просто бросил, а строго поперек. Запер. Мия подошла к «матильде», зачем-то нагнулась, оценивая окружающие «карман» бордюрные камни. Однажды она их так уже разглядывала – ниже камни с тех пор не стали. Будь у нее джип, может, и удалось бы выехать по газону, ломая торчащий из него шиповник, но «матильда» – девочка маленькая, хрупкая. – Это… твоя машина? – неожиданно подал голос топтавшийся где-то за спиной Петенька. – Ну моя. – Откуда… Ты же… Как… – Петь! Хватит уже! Это. Моя. Машина. И тебя это совершенно не касается! Ясно? Вот чего ты тут торчишь? Чего выжидаешь? – Ну… я думал… может, мы сходим куда-нибудь? Посидели бы, поговорили… – Ты серьезно? – Ну… да. Нам же нужно поговорить. – Значит, так. Слушай и запоминай. Только внимательно слушай. А то у меня такое впечатление, что ты все мои слова мимо ушей пропускаешь. – Н-нет… я… почему… – Вот и ладушки. Запоминай. Разговаривать мне с тобой не о чем. – Он попытался возразить, но Мия продолжала: – Повторяю: что бы ты там себе ни навыдумывал, мне с тобой разговаривать не о чем. Заметь: мне с тобой. Не тебе со мной. Если тебе чего-то невтерпеж – это твои личные проблемы. Никаких «нас» нет. Ты можешь что угодно сочинять, но это твои тараканы, в твоей голове. Разбирайся с ними сам. У меня своих забот хватает. Твои мне до лампочки. Нравится тебе думать, что любишь, – вольному воля, я тебе запретить не могу. Но рядом со мной не появляйся. Ясно? Лицо его странно изменилось. На мгновение Мие даже страшно стало. Как будто, сунув ногу в привычную разношенную тапку, понимаешь, что попал в чью-то зубастую пасть. Или в слизистую вязкую трясину. Не то страшно, что надо ногу спасать срочно, а то, как такое вообще произошло! Тряхнув головой, чтобы отогнать диковатую эту мысль, Мия повторила как можно тверже: – Петь, мне совсем не хочется тебя обижать, ты мне ничего плохого не сделал. Но твое присутствие мне мешает. Понимаешь? Мешает. Так что прекращай. Не надо за мной следить, не надо ничего выдумывать и ходить за мной тоже. Это глупо и бессмысленно. Ясно? Довольно долго – минуты две, не меньше, – он стоял соляным столбом, не шевелясь и не отводя неподвижного, такого же «соляного» взгляда от «матильды». Потом моргнул, плечи вдруг обвисли, спина ссутулилась. Все-таки это был всего лишь Петенька.