Она накапала в стаканчик валерьянки – тьфу, гадость! Порепетировала еще немного. Голос все-таки дрожал и срывался, но, если вдуматься, это даже и неплохо. Вполне в духе «мне не к кому больше обратиться». Расправила плечи, вдохнула поглубже, скомандовала сама себе: ну, поехали? Поехали, как же! Домашний Лелин телефон мертво висел на автоответчике: оставьте сообщение после звукового сигнала, оставьте сообщение после звукового сигнала… Номер мобильного можно было узнать у Янки или Алика, но почему-то Мие совсем не хотелось обращаться ни к кому из них. Да и мобильный, скорее всего, звонки с неизвестных номеров в голосовую почту переадресовывает. Что ж, пусть так. Значит, богатая вдовушка Леля сама виновата. Сама выбрала сценарий, по которому станут развиваться события. Ах, ты недоступна? Ну, пожалуй, хороший скандал, подхваченный и разнесенный разнообразными СМИ (летом им всем катастрофически не хватает «мяса»), до тебя достучится. Да, придется действовать через СМИ. Нет, не в газеты Мия сунется. Кто сейчас их читает? Печатное слово нынче глубоко вторично (они даже на одном из семинаров это обсуждали), главное, что требуется публике, – это картинка. Мия решительно потянула к себе пульт хозяйкиного телевизора, который не включала, кажется, ни разу за все месяцы жизни здесь. Пощелкала кнопкой, переключая каналы. Вечер, самое время для ток-шоу. Одно, другое, пятое… Просидев у телевизора часа полтора, она выбрала (для начала, дальше видно будет) «Крупный разговор» на центральном канале. Записала регулярно мелькающие на экране адрес сайта, электронную почту и телефоны с призывами: «Пишите и звоните нам, если у вас есть история». О да! История у нее есть. * * * Гримерша (довольно пожилая, под полтинник, наверное) глядела на Мию с явным неодобрением. Девушка уставилась в зеркало, стараясь видеть только свое отражение, а не фигуру в форменном халатике подле. Подумаешь! Ты кто вообще? Крутишься всю жизнь возле знаменитостей и воображаешь, что сама уже такая. А на самом деле – никто. Машешь тут своими кисточками, вот и маши, и нечего взгляды всякие кидать. – Губы лучше поярче сделать, – раздался за Мииной спиной деловитый голос. В зеркале напротив возникла Регина. Помощник режиссера, фу-ты ну-ты. Ходит с таким видом, будто она тут главная. Хотя в каком-то смысле так и есть. Любое телешоу – это же айсберг. Ведущий, что красуется в кадре, лишь выглядит главным. Но он просто на верхушке айсберга. А основное – под водой. Не то семь восьмых, не то девять десятых, о чем-то таком в учебнике географии упоминалось. И вот эта «подводная» часть – в руках Регины. Ну да, есть еще сценаристы, продюсеры и прочее руководство, все так. Но если Регина не подготовит должным образом персонажей и их истории – на ком, спрашивается, красавец-ведущий будет демонстрировать свое остроумие и прочую харизму? Губы ей, видите ли, поярче требуются! – Регина, а может, не стоит? – робко возразила Мия, поводя плечами. Костюмчик на ней был темненький-скромненький, просверкивающие золотом каштановые локоны она прибрала в низкий пучок. Довольно свободный, но все ж не вольные кудри. – А может, и не стоит, – неожиданно согласилась помреж. – Ты же у нас не роковая красотка, а… – она замялась. – В общем, совсем другая история. Чтоб они все обрыдались там. Вон как джигарханяновской жене сопереживали – а ведь, казалось бы, у нее все на физиономии написано! Но – тихая речь, опущенные глазки, макияж неброский – и вуаля. При том, что она же страшненькая, как пьяная крыса. А ты у нас красотка хоть куда. Да, точно, не надо губы ярче. И румян не надо, ничего такого. И пиджачок так оставим, обойдемся без декольте. Ну что, готова? Мию Регинина деловитость немного раздражала. А еще больше – пугала. Хотя грех было жаловаться. С того момента, как в телефонной трубке раздался холодноватый, очень внятный голос: «Здравствуйте, Мия, меня зовут Регина, я помощник режиссера программы «Крупный разговор», ей не пришлось ни разу ни о чем беспокоиться. Все вопросы решались как по мановению волшебной палочки: машина от подъезда чуть ли не до вагона, да, девочка, газ, воду и дверные замки я проверила лично, вот тебе тапочки, чтобы ноги отдохнули, – и еще миллион таких же пустяковых, но оттого не менее насущных проявлений внимательности. В своей модной сумке-торбе, от которой вкусно пахло кожей (Мия погладила ее украдкой: действительно кожа, мягкая, бархатистая и явно очень дорогая), Регина таскала и валидол – на случай, если голова закружится, и пластырь – если вдруг туфли натрут, и два ноутбука – основной и поменьше (если вдруг с первым что-то случится), и стопку сложных каких-то документов, и пару шоколадок (швейцарских, очень хороших), и бог весть что еще. Если вдруг чего-то не оказывалось в сумке, она моментально находила в телефоне контакт, который «сейчас все решит» И все решалось действительно моментально. Над Мией Регина кудахтала, как наседка над яйцом. Согласилась ехать поездом, хотя и поморщилась слегка от такого «разбазаривания времени». Чай-кофе сама приносила. Нянчилась, в общем. Мие вспомнилось, как ее злило, что все с Лелей нянчатся, каким несправедливым это казалось. Вот, думала она саркастически, радуйся, теперь с тобой носятся. Но чувствовать себя в эпицентре заботливого урагана было вовсе не приятно. Скорее даже наоборот. Неуютно. И немного страшно почему-то. Не то чтобы ей хотелось отыграть все назад. Нет. Фарш обратно не провернешь, да и не хотелось. Но предстоящий этап «истории» пугал. Она и сама толком не понимала, чего боится – неизвестности, что ли? Так все вроде уже известно. Каких-то неожиданных последствий? Тоже глупо. Не подошлет же к ней Леля наемных убийц. Не те времена. Сама съемка ее, кстати, не пугала. И прошла она как-то… обыденно. Без эксцессов. Красавец-ведущий показался Мие глуповатым, но милым, студия вела себя вполне дружелюбно, и отснятый материал, который ей разрешили посмотреть (не весь, конечно, так, чуть-чуть), выглядел вполне прилично. Однако в животе все равно таился странный холодок – как перед тяжелыми экзаменами. * * * Возвращаясь «Красной стрелой» в Питер, Мия не только не спала, а даже почти не присела. Так и простояла всю ночь у вагонного окна. Вспоминала. Еще и года ведь не прошло, как она вот так же стояла в вагоне поезда Стокгольм – Питер. Боялась, трепетала, предвкушала. Когда за окном поплыл перрон с редкими фигурами встречающих, в голове позванивало, а окружающее казалось как будто чужим. Незнакомым. От вокзала она пошла пешком – чтобы устать как следует. Упасть в постель и провалиться в сон. Не думать, не вспоминать, не планировать – отключиться. «Отключиться» удалось на несколько дней: до самого выхода в эфир «Крупного разговора» с Мией в роли главной героини она ела, спала по десять-двенадцать часов, бродила по городу, пока ноги не начинали ныть, опять ела, опять спала. Едва не проспала эту чертову программу, вот ведь номер! А посмотреть хотелось. Не напортачил ли оператор с ракурсами, не перестаралась ли гримерша, не зевнула ли сама Мия где не вовремя, не выглядит ли «Дунькой с рынка». Телекамера – штука жестокая и нередко непредсказуемая. Но – обошлось. В девушке на экране не было ни тени вульгарности – лишь тень скрываемого страдания. Отлично. Теперь проспать бы часов шестнадцать… Шестнадцать, однако, не получилось. Выспалась за предыдущие дни. И стрекочущая за окном сорока разбудила не хуже будильника. Слушая визгливый этот треск, Мия потянулась, прислушиваясь к собственному телу. Оно было точно не свое, а Миино сознание наблюдало за ним со стороны, клубясь легким звенящим облаком. Что-то похожее она чувствовала после той – первой – их с Аленом ночи. Покой. Да, неожиданное ощущение покоя. Ленивой неги. Боясь расплескать драгоценное ощущение, она медленно, как бы нехотя, постояла под душем, почистила зубы, долго причесывалась – не потому, что волосы были в беспорядке, а потому, что в неспешных движениях щетки текла та же ленивая истома. Кофе был почти готов, когда томный покой разлетелся вдребезги, взорванный телефонным звонком. Может, это безутешная вдовица решила наконец поговорить, с удовольствием думала Мия, протягивая руку к аппарату. Но это была не Леля. – Ну ты даешь, подруга! – Голос Фионы в трубке звенел завистью, скрытой под тонкой пленочкой ненатурального восхищения. – Как тебе удалось? Еще одна жертва моды на старорусские имена! Родители назвали ее Аграфеной, но спесивая дочурка кого-то из «градоначальников» сумела выкроить из этого благородное «Фиона». Некоторым дозволялось звать ее Фифи. Похожее на собачью кличку имечко очень ей подходило: Фиона на весь мир глядела с таким выражением, словно сейчас сморщится и фыркнет – фи! За все три университетских года она не обменялась с Мией и десятком фраз. Ну да, ну да. Она же из «хорошей» семьи, не по чину ей на «простых» внимание обращать. Воистину – Фифи! А тут, стоило мелькнуть в «зомбоящике», и пожалуйста! При том, что сейчас каникулы, когда все-все должны были разъехаться отдыхать. И вот вам здрасьте! – Что именно? – сухо уточнила Мия. – Что – что? – довольно тупо переспросила Фифи. – Что именно мне удалось? – Ну… это… это ж ты вчера в телевизоре отжигала? Во ВКонтактике все на ушах стоят. Ты чего-нибудь хоть запостила там? Ну, типа, из-за кулис и все такое? Что-то на твоей странице ничего нет! Или ты в инстаграме висишь? Только я там тебя не знаю. Фоточки-то повесила? Во ВКонтактике, значит. В инстаграме. Ну да, ну да. Какие там каникулы! Кто мешает, валяясь на турецком (гавайском, кипрском, мальдивском) пляже, зависать в соцсетях? И телеканал наверняка позаботился, чтобы все потенциальные зрители могли увидеть шоу не только в «технологиях прошлого века». Наверняка и на ютуб сразу выложили, и соответственную рекламу по соцсетям запустили. – Эй, ты тут? – требовательно вопросила Фиона, обеспокоившись Мииным молчанием. – Тут. – И чего молчишь? – А что я должна сказать? – Раздражение все-таки прорвалось, Мия только надеялась, что Фи не заметит, она вообще на такие тонкости внимания никогда не обращала. – Погодь… Как это? Это ж ты вчера – в телевизоре? Типа, любовь до гроба… – Фифи мерзко хихикнула. Отнекиваться было бессмысленно, конечно. – Ну я. – Вот так тихушница! – восхищения в голосе Фионы стало немного больше, чем зависти. – Где фоточки посмотреть? – Нигде. – В смысле? – опешила Фиона. – Там запрещают, что ли? Ну ты бы потихоньку… Мия вздохнула: – Телефоны отбирают. – Это объяснение было лучше прочих хотя бы тем, что короче. – Ну хоть бы ссылочку на ютуб повесила, где на тебя посмотреть, – с явно растущим недоумением протянула Фиона. – Меня уже спрашивали… Я-то телевизор смотрела, меня маман вчера позвала, гляди, грит, не твоя однокурсница? Я прямо прифигела… А кто не видел и искать в лом или чего, тут раз – и ссылочка! Чего не повесила? Да, пожалуй, ссылку повесить надо было. Если уж поднимаешь медийный шум, его надо поддерживать. Но, с другой стороны, она, Мия, ведь «поглощена скорбью» и мыслями об «оставленной им памяти», а вовсе не собственным пиаром, разве не так? Потому нет, никаких видимых усилий по саморекламе предпринимать не следует. Фионе этого, конечно, не объяснишь… да и боже упаси! Но та продолжала верещать: – Ты, когда опять туда попрешься, тебя ж непременно еще потащат, так всегда бывает, меня с собой возьмешь? Они любят, когда подруги и все такое… Мия опять вздохнула: – Фион, извини, у меня важный звонок на второй линии, давай потом, – и отключилась. И ведь не соврала про «вторую линию», что самое смешное. Звонила квартирная хозяйка: – Мия, это, разумеется, не мое дело, но… – Похоже, тетка сама толком не знала, какие именно претензии тут можно предъявить, хотя «предъявить» ей явно хотелось. – Мне не нужно проблем, – сформулировала она наконец. – Какие проблемы, Татьяна Васильевна, что вы! – улыбнулась Мия. – Ну… Никаких съемок в квартире… – И в мыслях не было.