После консультации по французской литературе к Мие подошла Янка: – Есть минутка? Раньше Мия с Янкой почти на всех парах сидели рядом. Но с тех пор как осиротела, Янка держалась особняком. Забивалась в дальний угол аудитории, если кто-то подсаживался, молча перебиралась на другое место. Нет, не нарочито, скорее деловито. Если с ней заговаривали – отвечала, но сама ни к кому почти не обращалась. И вот – надо же. Либо близость грядущей сессии ее заставила воспрять, подумала Мия, либо все гораздо интереснее. Не в Алике ли дело? Подробностей она не знала, но пару раз он за последние недели все-таки звонил – похвастаться успехами в охмурении безутешной вдовы. Успехи, судя по его рассказам, имелись вполне ощутимые. И вряд ли Янке такое могло понравиться… На сегодня в расписании стояла еще одна консультация, но до нее было часа два. Девушки взяли в автомате по стакану кофе и устроились в одной из пустых аудиторий. Янка молчала довольно долго, Мия уже начала мысленно конструировать подходящую реплику. Но, к счастью, не понадобилось. – Ты этого Алика давно знаешь? – Да примерно столько же, сколько и ты. Помнишь, после выпускного вместе гуляли? Хотя нет, я с ним чуть раньше познакомилась, он тогда на «Скорой» санитаром подрабатывал, приезжал с бригадой, когда мама… когда мамы не стало. – Ой, прости… – Да ничего. – Я неправильно спросила. Давно, недавно – какая разница. Ты хорошо его знаешь? – Ну… так. Средне. Если ты про любовь-морковь, то не-не-не, у меня с ним никогда ничего не было, одна сплошная френдзона. – А тогда… ну помнишь, мы еще к Леле в гости заходили, тогда почему ты с ним была? – М-м… Честно? Не помню. Сто лет прошло. А что стряслось-то? – Он мне не нравится. – А чего? Клеится, что ли? Скажи «досвидос, паря», и без проблем. Алик не из тех, кто банным листом цепляется. – А из каких он? – В смысле? – Ты говоришь – не из тех, кто цепляется. А из каких? – Да черт его знает! Парень как парень, тусить с ним прикольно. Ян, скажи толком, в чем дело? Ничего не понимаю. – Я сама не понимаю. Но он теперь каждый день у Ле… у мамы бывает. Мия отметила, что сперва Янка хотела назвать мать по имени, как это было у них всегда заведено, но моментально исправила «оговорку». – И? – начала она с вопросительной интонацией и тут же сама себя оборвала, якобы дошло. – Ах ты ж черт побери! Ухаживает, что ли? То-то я в прошлый раз отметила, что Алик как-то вздрагивает не по делу и дышит не так чтоб ровно. Думала, померещилось. А оно вон чего! Янкины глаза вдруг ожили: – Ты думаешь, он на самом деле в нее влюбился? Она же… на двадцать лет его старше! – Ну… на лбу-то у нее не написано, сколько ей лет. Мама твоя и сейчас круче многих двадцатилетних выглядит, так что, подозреваю, в нее многие влюбляются. – Думаешь, и Алик? – Да ничего я не думаю! Откуда мне знать? Хотя… кажется, он и раньше предпочитал дам… постарше. Кто-то что-то такое говорил… – Он мне не нравится, – повторила Янка. – Он как пластмассовое яблоко на витрине: яркое, блестящее, слюнки текут – а не укусишь. – Ты полагаешь… – задумчиво произнесла Мия, старательно скрывая обуревавший ее восторг. – Ты полагаешь, что Алик за Лелей ухаживает из каких-то… прагматических соображений? – Не знаю, – убитым голосом ответила Янка. – Не верю я ему. Мама-то в восторге… Аж смотреть тошно! – Может, ты ревнуешь просто? Ну вроде, «башмаков еще не износила»… Янка досадливо поморщилась: – Не знаю. Противно. Как она может?.. Нет, на самом деле я неправду говорю. Если у нее что-то там зажглось – ладно. А то она совсем было… В общем, если ей действительно захотелось… пусть. Только я не верю. И главное, мне Алик не нравится. Мутный он какой-то. – Ну поговори с ней… – Она и слушать не станет. Как будто пелена какая-то перед ней. – Пелена, говоришь? Так смени рамку, раз пелена. – Рамку? – Рамку. Помнишь, мы с тобой на спецсеминар по НЛП бегали? Еще сидели в углу и тряслись, что нас заметят и выставят – типа, чужие пробрались. Я, правда, толком уже не помню, чего там втирали, но насчет рамок… Хотя, может, и путаю, и это вообще не оттуда… – Да что – оттуда-то? – Если слышишь топот копыт, в первую очередь думаешь о лошадях – не о зебрах. – И что? – Кого видит перед собой Леля? Милого, нежного, очень красивого и, возможно, немного робкого мальчика. На которого к тому же все окрестные дамы облизываются. Что из этого для нее важно, мы не знаем. Но представь, что в какой-то момент вместо такого вот мальчика появляется… ну не знаю… Чарли Чаплин. Или, наоборот, Конан-варвар. Или Ганнибал Лектер. Или сантехник дядя Петя. Глаза Ульяны сузились, засияв каким-то недобрым блеском: – Да… пожалуй… Не говорить, что там зебры, а не лошади, а показать… да. Спасибо, Мий! И не успела Мия ничего ответить, как Янка уже скрылась за дверью аудитории. * * * Алик заявился дня через три – без звонка, чуть не белый от бешенства: – И прикинь, она сказала, что ей нужно побыть одной! Вот чего ей не хватало, а? Я такой круиз нашел – закачаешься! От Питера до Черногории! Она ж сама хотела! И вдруг здрасьте. Типа, сейчас не получится, и вообще… одной ей надо побыть! – с каким-то остервенением повторил он. – Может, решила, наконец, что ты ей дороговато обходишься? Ты ж меры не знаешь. – Да ладно, дороговато, подумаешь! Все чики-пики ж было. Пищала и млела, все как положено. И тут дура эта, подружка твоя… ну, дочка Лелина. – Янка? Ей не понравилось, что у матери роман? – Да фиг знает, чего ей не понравилось. Мы в «Марсельский дворик» зарулили, ну, типа, пообедать или там поужинать. Вот она туда и заявилась… Леля, ясен пень, расстроилась, уехала, на следующий день я к ней пришел, а она фокусы давай выкидывать… Мие в очередной раз подумалось, что при всей своей сногсшибательной внешности и термоядерном обаянии Алик – тупое жвачное животное. Нет, если ситуация требует (к примеру, подходящий «объект» неподалеку), он прямо аристократ девятнадцатого века. Изысканный, галантный, неглупый, остроумный, манеры – как у воспитанника Пажеского корпуса. Но все это – не более чем маскарадный костюм. И костюм этот Алику не совсем впору. Жмет, давит, мешает. И в те моменты, когда можно, наконец, не притворяться, куда все девается? Мальчишка становится тем, кем он, собственно, и является. Жадной безмозглой скотиной. Но Янка-то какова! Ясно, она не просто так в ресторан заявилась, что-то там произошло. Скандал небось закатила мамочке и ее молодому любовнику. Но если Алик с ходу не рассказал, значит, и дальше будет молчать. Впрочем, Мие-то какое дело? Главное – до Лели дошло, что никто в нее не влюблен, что ее просто «доят». Вот ей сейчас, должно быть, тошно-то! – И… ты точно угадала, – продолжал обиженно бубнить Алик. – Вроде как ей денег вдруг жалко стало. – А ты, конечно, вместо того чтобы дуть ей в ушко, что деньги – тлен, прах и на фиг их, что у тебя к ней неземная любовь и все такое, ты, ясен пень, встал в позу обиженного оленя. Так? – А чего?! Цацкаться, что ли? Бабе строгость нужна, они это любят. Слышать из чеканно очерченных губ реплику, которая органично звучала бы от покойного отчима, было диковато. Но – да, это Алик. Идиот. Кретин. Жадный самовлюбленный тупица. Впрочем, Мия в том не сомневалась еще тогда, когда обещала ему устроить «выгодное знакомство». Жаль только, что Алика так ненадолго хватило. Было бы куда смешнее, если бы «безутешная» вдова за него замуж собралась. И тут – бемц! Чем выше взлетишь, тем больнее падать. Ну да с учетом общей ситуации так тоже неплохо вышло. Жаль только, что на Лелино огорошенное личико нельзя полюбоваться. Но такая возможность, скорее всего, еще появится. А пока надо поаккуратнее выставить Алика. За «бабе строгость нужна» очень хотелось влепить ему что-нибудь предельно ядовитое, но Мия сдержалась. Не стоит мальчика дополнительно унижать, ему и так досталось, а он может еще пригодиться. Она изобразила понимающе-сочувственную улыбку: – Чай будешь? – Ну давай, – сморщился он. – Ты ж покрепче не держишь. – Водка есть, для компрессов, – Мия тоже поморщилась, недовольная собой. Вот зачем она сказала это «для компрессов»? С какой стати она Алику что-то объясняет? Он тут кто? Правильно, никто. Но, с другой стороны, если он сейчас согласится на водку «для компрессов», это в некотором смысле тоже унижение. Типа, «тебе, дружочек, и такое сойдет». Алик согласился, конечно. Кто бы сомневался! Махнул одну за другой две рюмки подряд и, когда Мия хотела убрать бутылку в холодильник, задержал ее руку: – Эй, оставь! – Ты напиться, что ли, собрался? – насмешливо спросила она. Хотя бутылка была уже початая, вряд ли таким количеством «мальчик» упьется вдрызг.