Постепенно ощущение «там – он» ослабело. Стало пусть не слишком приятным, но вполне терпимым. Мия привыкла к нему, как привыкаешь к ощущению неловкости в подвернутой ноге: сперва невыносимо, потом легче, легче, и уже улыбаешься – ничего, скоро пройдет. Но сегодня это «он там, за дверью» чувствовалось как-то особенно остро. Кутаясь в мягкий халат, Мия постояла немного на коврике при входе. И как будто въяве видела: вот он стоит, копаясь в кармане в поисках ключа… Даже дыхание слышно. Она приникла к глазку. Может, там и в самом деле кто-то есть? Или это опять морок? Не разглядеть. Опять лампочка перегорела. Соседи и не подумают ввернуть новую. Перегорали лампочки часто, и последние два-три раза Мия меняла их сама, сердито думая, что, может, ввернутые ею лампочки соседи и воруют. Это, конечно, было глупостью, да и соседи присутствовали почти номинально. И все же – появляются ведь! Можно бы иногда и лампочку поменять, не разорились бы. Но нет, все ждут, когда жэковский электрик придет и поменяет. Обыденные мысли свели разгулявшийся сегодня страх с уровня почти панического до вполне терпимого. Может, взять табуретку и поменять эту чертову лампочку?! Мия постояла еще немного в прихожей, не то прислушиваясь, не то просто выжидая. Прижала ухо к гладкой деревянной панели – вроде тихо. Было все еще страшно, но она потянулась к замку – стоять так возле двери, погружаясь в оглушительный стук собственного сердца, вжимая ногти в ладони, невыносимо. Повлажневшая вдруг ладонь соскользнула с замочного движка, но Мия, сердито обтерев ее о пушистую ткань халата, решительно скрежетнула замком. В последний момент представила себя на фоне освещенного дверного проема, как в перекрестье мишени, хлопнула по выключателю, постояла, чтобы глаза привыкли, распахнула дверь, успев подумать, что надо было хоть молоток в карман сунуть. Впрочем, связка ключей – тоже неплохое оружие. Темнота стояла на площадке, как вода в стакане. Нет, не вода. Чернила. Густые, мутные. Слегка разбавленные светом, сочащимся через лестничный пролет снизу. Никого. Нет. Затопившая площадку тьма выглядела по-разному: тут побледнее, там погуще. Погуще было в углу. Там действительно кто-то стоял. – Эй, – сипло позвала Мия, подумав, что, если это и впрямь некто опасный, вести себя подобным образом глупо – ну точно как тупая блондинка из триллера, которая непременно лезет в темноту и еще окликает тех, кто там может прятаться, видимо, чтобы главному герою было кого в итоге спасать. Уподобляться подобному персонажу не хотелось, тем более что спасать ее, в случае чего, некому, но, с другой стороны, не странно ли для гипотетического злоумышленника стоять столбом в углу межквартирной площадки? Протянутая рука коснулась чего-то мохнатого. Шуба? Пальто? Стоящий не двигался. – Эй, – все так же тихо, но чуть более уверенно повторила она. – Вы кто? Пальцы, дрожа, скользили по мохнатому, холодному, жесткому. Вверх… Вниз… Этот, в углу, он что, великан? Снизу запиликал, впуская кого-то, домофон, потом зашелестели шаги. Легкие, уверенные. Отступив назад, Мия нажала на выключатель в прихожей. Жидкий желтый треугольник вывалился из двери, растекся по площадке, добрался до угла, где стоял «великан». Действительно, великан – почти до потолка. Ровный, круглый, синевато-коричневый. Ковролин. Рулон ковролина. Или ковер? Жесткое – его изнанка, мохнатое – край. Чтоб тебя! * * * – Ты чего тут? – остановившись на предпоследней ступеньке лестничного пролета, Алик пялился на Мию, словно она не стояла в дверях квартиры, а жонглировала живыми крокодилами. – Лампочку поменять хотела, – Мия вытащила из ящика придверной тумбочки лампу, покрутила перед Аликовым носом, демонстрируя. – Ввернешь? А то мне даже с табуретки высоковато. – Ну… давай, – согласился он с явным неудовольствием. Ах да, мы же голубая кровь, белая кость, тяжелее бокала ничего в руках отродясь не держали. Попытки Алика изображать из себя привыкшего к обслуге избалованного «золотого мальчика» Мию забавляли. Трех лет не прошло с тех пор, как этот «баловень судьбы» санитаром на «Скорой» подрабатывал. Хотя, может, он и не строит ничего из себя, может, ему просто лень? Ввернув лампочку, «баловень» скинул щегольские мокасины и вознамерился сунуть ноги в торчащие из-под тумбочки тапки. Большие, мягкие, уютные. Мия до сих пор их почему-то не убрала. И зубную щетку… И… Ай, ладно! Но к тапкам – тапкам Алена! – она Алика, разумеется, не допустила. – В носках походишь, у меня чисто. – Па-адумаешь! Хмыкнув, он протопал на кухню и сунул ноги под батарею – мокасины были итальянские, тонкой кожи и для питерской весны не годились совершенно. Чего его, кстати, принесло-то? – Ну что, подруга, тоскуешь? – ухмыльнулся Алик, устраиваясь поудобнее в углу кухонного дивана. – Или обвыкла уже? Ха-ар-роший у тебя облом случился… Да ладно, ладно, я так, по дружбе. Сочувствую. Планы-то на Янкиного папашу наполеоновские строила? Да, подруга? – Я тебе не подруга! – Да это понятно, – миролюбиво буркнул он. – Я ж не в плохом смысле, а потому, что мы с тобой оба не в царских палатах родились. – И чего ты приперся? Сочувствие проявить? Проявил – проваливай. – Да ладно тебе, хоть чаем напои, стынь на улице – бр-р! И, может, чего покрепче найдешь? Промерз, как цуцик! В маршрутках вообще не топят! – В маршрутках? – изумилась Мия. – Не, я понимаю, что машину ты у своей мадамы пока еще не выцыганил, но чтоб на маршрутках? В Питере такси закончились? – Да я вызвал тачку, а она где-то потерялась, говорю диспетчерше, дайте хоть какую-нибудь машину, а она такая: в вашем районе машин нет, расчетное время прибытия – двадцать минут. Прикинь, двадцать минут! А тут маршрутка как раз, я в нее, там дует отовсюду… И от остановки до тебя тоже еще дойти надо! Мия в очередной раз подумала, что мозг у приятеля включается по какому-то непонятному графику: то Алик разговаривает как нормальный человек, а завтра – тупица тупицей. – Одеваться надо по погоде, цуцик! Не на Багамах живешь. А в твоем прикиде только от лимузина до подъезда и можно дойти, и то холодновато будет. – Она насмешливо сморщилась: – У тебя что, нормальной куртки нет? Зимой ведь ходил в чем-то. А сейчас что, красоту демонстрируешь? Прикид был и в самом деле не для питерской обманчивой весны. Тощая коротенькая кожаная курточка, очень стильная, о да, под стать мокасинам, но с точки зрения тепла – ноль без палочки. – Да ну… я в той куртке на сантехника смахиваю. Вид такой… типа, слесарь из немецкой порнухи. Не фонтан, короче. – Ви-ид? А дубленка та шикарная, которую ты мне чуть не в нос совал, она что, не по сезону уже? – Продал… – буркнул Алик. – Про-о-одал? Вот оно что… И часов, тех, которыми ты так хвастался, смотрю, тоже не наблюдается… Далеко дело зашло… Опять проигрался? И мадама твоя – кто там сейчас у тебя? – отказала в «подкорме»? На голодный паек посадила? Плохо удовлетворяешь? Алик словно бы смутился – с его-то самоуверенностью это говорило о многом. Но и впрямь смутился: поморщился, плечом дернул, ну точно, что-то с его богатой «мадамой» не клеится. Мие, собственно, на амурно-финансовые Аликовы дела было наплевать – большой мальчик, сам знает, что делает. – Да она в восторге была, – недовольно протянул Алик. – Только там еще и детишки обнаружились. Она про них помалкивала, типа, неловко ей: если детишки взрослые, значит, и ей не «около тридцати», как она вечно трендела. Да мне-то без разницы, хочется мадам слышать, какая она вся из себя молоденькая, мне жалко, что ли, поддакнуть? – Молоденькая? – изумилась Мия. Аликову «мадаму» она пару раз видела: «молоденькой» та была лет двадцать, если не тридцать назад. Нет, бывают дамочки, что и в полтинник ухитряются выглядеть на двадцать пять, вон хоть на вдовушку Алена поглядеть, но эта, с которой Алик в последнее время деньги тянул, совсем не тот случай. – Ну такая у нее, типа, фишка. Фиг ее знает, что она думает, когда в зеркало глядится. Типа, раз глаз горит, то все остальное уже по барабану. Тупая жирная корова. – Годков-то твоей дамочке сколько? – спросила Мия. Не то чтобы ее и впрямь это интересовало, так, разговор поддержать. Разговор – даже пустой – отвлекал от собственных надоедливых мыслей. – Да не так чтоб сильно много, пятьдесят три всего. Мия покачала головой: – Она старше выглядит. – Не, не старше, как раз на свои. Хотя… да, пожалуй. – И как же ты с этой красоткой… – Мия замялась, подбирая приличное слово. – В постели сложности не возникают? Или ты ее… с виагрой вприкуску пользуешь? – Тайны мужской физиологии ее действительно интересовали. Мало ли когда такое знание может пригодиться. – Вот еще! – Алик как будто обиделся. – Что я, дурак, свой организм химией гробить! Да не, не так все плохо было. Если не разглядывать, то вполне терпимо. Ну толстая, зато не обвисшая, вполне так пухленькая, чтоб подержаться не противно было. А там-то, – он ухмыльнулся, – вы все одинаково устроены. Так что без проблем. Говорю же, она в восторге была – ах и ох, неземная страсть и все такое. – И что, неземная страсть мадаме наскучила? – Если бы! Говорю же, детишки проявились. И давай мамаше на мозг капать, типа, с ума сошла, семейное состояние разбазариваешь. Тоже мне, состояние! Машину мне сколько обещала подарить? Про какую-нибудь квартирку я уж и не говорю. – Ну, дубленочка твоя как полмашины стоила, не меньше. И часики были тоже не фирмы «Заря»… И долги твои игорные наверняка оплачивала. – И что?! – Он почти возмутился. – Она за это неплохо имела. Даже помолодела чутка. От счастья, должно быть. Не, правда! Я что, за просто так должен был ее ублажать, типа, любитель антиквариата? Да я б с великим удовольствием с кем помоложе кувыркался! – Он тяжко вздохнул: – Только где ж их взять, чтоб и не старуха, и с кошельком нормальным? Была бы какая-нибудь девка небедная, я даже и женился бы. А что? Мие стало смешно. Алик, похоже, всерьез считал себя «женихом». Причем завидным. Ну да, ну да. Красавец же. И обаятельный. Это сейчас он расслабился, речь как у гопника из подворотни, а в приличном обществе и ведет себя совсем по-другому. И манеры откуда-то берутся, и речь правильная, и все прочее, что воспитанному молодому человеку полагается. И вот эта самодовольная уверенность, что он – вожделенная мечта любой бабы, тоже куда-то девается. Милый, скромный, а в некоторых ситуациях даже и стеснительный мальчик. Что ни говори, при очевидном недостатке ума хитрости (или инстинктов?) Алику не занимать. А самоуверенность – лишь следствие. Мие вдруг очень захотелось его уколоть. Ну хоть попытаться. – Небедная девушка, я так понимаю, – это дочка какого-нибудь олигарха? – Ну не то чтобы прям олигарха, но что-нибудь типа, – он мечтательно потянулся. – Алик, солнышко, за такими невестами все охотятся, поэтому папочки держат своих дочек под приглядом. Во избежание, так сказать, нежелательных контактов и появления вовсе уж нежелательных наследников. – Так я ж не просто, я жениться готов. Че сразу «нежелательных»? – Ты действительно думаешь, что какой-нибудь богач сочтет тебя подходящим спутником для своей дочки? С твоим-то послужным списком, а? – Ну, если дочка влюбится… – Если сильно влюбится, ушлют на год в какую-нибудь Швейцарию, а там, знаешь, с глаз долой – из сердца вон. – Ну… это да. – Он снова вздохнул. – Но можно ведь… Типа, она такая прекрасная, что я разочаровался в прежней жизни, стыдно мне…