Первый воздушный бой над Марш-Эндом случился в ясный и солнечный субботний день, когда ребята помогали тёте Люси в огороде. Когда они только пришли в деревню – с тех пор миновал почти год, – огород на участке у тёти Люси был совсем крошечным, но теперь она раскопала под грядки почти всю лужайку у дома, оставив лишь тонкие полоски травы наподобие тропинок. Тётя Люси очень серьёзно прислушалась к призывам «Копать огород для победы». Хотя Молли казалось, что её садоводческий пыл происходит скорее от отчаянной необходимости чем-то себя занять, чтобы не думать о грустном. К тому же маленький Питер любил гулять на свежем воздухе и всегда радовался, когда его сажали на коврик посреди грядок и давали стручок гороха, который можно погрызть. Молли собрала огромную корзину стручковой фасоли (увы, это значило, что им теперь ещё долго придётся есть эту фасоль на обед и на ужин, причём ежедневно) и присела передохнуть на коврик рядом с Питером. Над ними порхали бабочки, вокруг кустов сирени, росших у самой стены, с гудением вились шмели. Молли полулежала, опираясь на локти, и сонно таращилась на шмелей. Почему они так громко гудят? Она не сразу сообразила, что это за звук. И поняла только тогда, когда из-за сарая выскочил Джон и что-то крикнул о «Мессершмитте». Тётя Люси и Роуз выбрались из малинника и уставились на самолёты, летящие высоко в небе. – Это «Мессершмитт Би-Эф сто девять Е», – скороговоркой произнёс Джон, буквально приплясывая от волнения. – И за ним гонятся наши «Спитфайры». Он, наверное, побоится вступать с ними в бой. Пойдёт в пике, чтобы от них оторваться. Но ему не уйти! «Мессеры» не такие маневренные, как «Спиты». – Они так близко, – сказала тётя Люси, передёрнув плечами. – Я и не думала, что мы их увидим… вот так. Прямо над нами. – Я вижу свастику у него на хвосте! – крикнул Джон, совершенно не слушая, что она говорит. – Смотрите! Смотрите! Его подбили! – Он дымится. – Молли прищурилась, глядя в небо. – Дым идёт из хвоста. Кажется, сейчас упадёт. Тётя Люси подхватила Питера на руки и принялась озираться по сторонам, словно решая, куда бежать. – Мессер не здесь упадёт, не поблизости, – сказал ей Джон голосом знатока. – Они ещё высоко. Скорее всего, попробует приземлиться где-нибудь на полях. Будет пытаться совершить контролируемую посадку. Самолёт приземлился в полях в нескольких милях от их деревни, как и предсказывал Джон. И это было лишь первое из воздушных сражений, которые они наблюдали в то лето. – Мне кажется, тебе не надо на это смотреть. – Тётя Люси попыталась отобрать у Молли газету, но Молли вцепилась в лист мёртвой хваткой. – Мне надо, – упрямо проговорила она. – Там моя мама. И, может быть, Стелла тоже. Я даже не знаю, где она сейчас! – Молли швырнула газету на кухонный стол. Она и раньше читала статьи о бомбёжках Лондона, но впервые увидела фотографию разрушенной улицы. Фотографии печатали очень редко, и теперь Молли поняла почему. Снимок был жутким, по-настоящему жутким. Видимо, предполагалось, что этот кадр говорит о человеческой смелости и силе духа – о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что, и во всём можно найти что-то смешное, – но Молли было совсем не смешно. На снимке был изображён самый обыкновенный молочник в белой куртке, с тележкой, полной стеклянных бутылок, – вот только улица, по которой он катил свою тележку, лежала в руинах. На ней не осталось ни одного целого дома – по крайней мере, на том участке, который попал в кадр. За спиной у молочника клубился дым или, может быть, пар. Двое пожарных на заднем плане поливали что-то из шланга. Будь у молочника на фотографии хоть капля здравого смысла, он бы и близко не подошёл к этой улице. Вот почему Стелла хотела, чтобы Молли уехала из Лондона. Молли разгладила газету и снова уставилась на фотографию, пытаясь понять, что это за улица, знакомая или нет. Вроде бы незнакомая. И молочник тоже незнакомый. Не тот, который торгует у них в квартале. Но этот снимок улыбающегося человека среди развалин разрушенных бомбами домов был страшнее, чем все пугающие сообщения в сводках новостей. На этом снимке война была очень реальной и очень близкой. – Наверное, тебе всё-таки стоит написать маме, – сказала тётя Люси, присев рядом с Молли. – Узнать, как у неё дела. И как дела у твоей сестры. – Чтобы узнать, как у неё дела, надо ей сообщить мой здешний адрес. А я не хочу, чтобы она его знала! – воскликнула Молли, глядя на Берти: тот лежал, свернувшись калачиком у себя в корзинке, стоящей в углу. Питер, на минутку оставшийся без присмотра, потихоньку подполз к корзинке и теперь пытался дотянуться до Берти. Молли вскочила, подхватила малыша на руки и отнесла на одеяло, расстеленное на полу на другой стороне кухни. Но стоило только его отпустить – как он тут же пополз обратно, очень целеустремлённо и сосредоточенно. Питер обожал Берти и всегда норовил забраться к нему в корзинку и обслюнявить ему уши. Сам Берти был не в восторге, что с ним обращаются как с игрушкой, но стоически терпел все проявления такой неуёмной любви. Сейчас Берти настороженно поглядывал на малыша поверх края корзинки, словно пытаясь прикинуть в уме, есть ли у него ещё пара минут, чтобы спокойно подремать. – Мне всё равно кажется, что написать надо. Молли сердито уставилась на тётю Люси: – Я сделала всё, чтобы она не узнала, где мы с Берти! Нельзя, чтобы она нас нашла! Если я ей сама подскажу, где нас искать, это выйдет… уж совсем глупо. И у вас могут быть неприятности! Вы же соврали, чтобы получить для нас эти регистрационные карточки. Если в регистрационной комиссии узнают, что вы их обманули… – Она посмотрела на Питера, который дополз уже до середины кухни. – Что будет с Питером? Кроме вас, у него никого нет. Тётя Люси кивнула: – Да, ты права. Но ты сама видела снимок, Молли. Это неправильно. Так не должно быть. Бомбы не должны падать на города. Люди не должны гибнуть. И дети не должны разлучаться с родителями. – Эта улица точно не в нашем квартале, – пробормотала Молли. – Я знаю. Это какой-то другой район. С мамой всё будет в порядке. И со Стеллой тоже. Она служит в армии, ездит на мотоцикле или передаёт сообщения по рации. Она сейчас точно не дома. – Хорошо. – Тётя Люси секунду помедлила. – Молли… – Что? – Раз уж мы заговорили о семье… Филлис мне кое-что рассказала. Её младшая сестра, которая учится с вами в школе, говорила какие-то странные вещи о Роуз. – Тётя Люси рассмеялась каким-то нервным, неестественным смехом. – Филлис, конечно, очень суеверная… Верит во всякую чушь. – Она смущённо взглянула на Молли. – Филлис сказала, что Роуз общается с духами мёртвых. И поэтому не разговаривает. Молли с трудом проглотила комок, вставший в горле. С тех пор как она выдумала эту историю, прошло уже столько времени! Сейчас октябрь. Они с Джоном и Роуз живут в Марш-Энде почти целый год. Молли с самого начала не сомневалась, что когда-нибудь её выдумка о сверхъестественном даре Роуз дойдёт и до тёти Люси, и заранее приготовила объяснения. Но прошло столько времени, и она совершенно забыла, что именно собиралась сказать, когда тётя Люси её спросит. Поэтому она только молча кивнула. – Это же просто глупая выдумка, да? – Тётя Люси сосредоточенно водила пальцем по тканому узору на своей твидовой юбке. Молли не понимала, какого ответа от неё ждут. – Роуз не разговаривает, – осторожно начала она. – Я всегда думала, что она замолчала от горя. – Тётя Люси подняла глаза. – Но, может быть, в этом-то всё и дело… Да, Молли? Роуз так сильно тосковала по бабушке, что бабушкина душа вернулась к ней, стремясь утешить? И тем самым открыла путь другим душам, и теперь они тоже могут общаться с Роуз? Молли молча смотрела на тётю Люси. Её всегда поражало, с какой готовностью люди додумывают детали её истории, согласно каким-то своим представлениям. Ей самой почти и не нужно ничего говорить – всё будет сказано за неё. – Молли, а Роуз сможет поговорить с Питером? Для меня? Молли знала, что именно к этому всё и идёт. Но всё равно вздрогнула от слов тёти Люси. Она помнила тех бледных, заплаканных женщин, выходивших от миссис Петри после сеансов общения с духами, и не хотела, чтобы тётя Люси стала такой же, как они. Ей надо быть сильной. Ради себя, ради сына, ради Молли, Джона и Роуз, которым она дарит столько тепла и заботы, несмотря на свой собственный страшный внутренний надлом. Молли сидела, кусая ногти и не зная, что делать и что говорить. – Я просто хочу, чтобы он узнал о маленьком Питере, – сказала тётя Люси, вытирая глаза краешком носового платка. – Он так обрадовался, когда стало известно, что у нас будет ребёнок… Молли кивнула. Она всё понимала. Она понимала, как это ужасно – потерять мужа, когда вы с ним готовитесь к такому большому и радостному событию, как рождение ребёнка. Ей хотелось сказать тёте Люси, что Питер знает о сыне, что он наблюдает за ними с небес и его душа полнится счастьем. Что-то подобное она говорила Эйлин и другим девочкам в школе. Разве кому-то от этого стало хуже? Её ложь защищала Роуз от нападок, а спокойствие Роуз в миллион раз важнее, чем правда. В этом Молли ни капельки не сомневалась. И всё же… Сейчас всё было иначе. Взгляд тёти Люси буквально светился надеждой. Молли вдруг поняла, что не сможет её обмануть. Она никогда не простит себе эту ложь. – Может быть, сегодня вечером? – сказала тётя Люси. – Когда я уложу Питера спать. Роуз сможет… Молли судорожно сглотнула и опустила глаза. Да, она приняла правильное решение. Соглашаться нельзя. Если она согласится, то не просто обманет сама, но втянет в обман и Роуз тоже. Им придётся устраивать спектакль, притворятся, что Роуз слышит потусторонние голоса, как тогда, на кладбище… Молли нисколько не переживала из-за того, что соврала Пэмми – она запросто соврала бы ей снова, без зазрения совести. Она соврала бы кому угодно – но только не миссис Толли. Что, кстати, забавно: ведь самой тёте Люси приходилось врать напропалую, чтобы оставить ребят у себя. – Нет, – сказала Молли, и её голос дрогнул. В глазах тёти Люси было столько обиды и боли, что у Молли сжалось сердце. – Но… почему? Филлис говорила, что в школе она никому не отказывает, когда её просят. – Потому что это обман, – хрипло проговорила Молли. – Мы всё это выдумали. Я всё это выдумала. Сестра Филлис… она жутко вредная. Она с первого дня начала издеваться над Роуз из-за того, что та не говорит. И я ей сказала, что Роуз молчит потому, что не разговаривает с живыми, а только с мёртвыми. Молли заметила, как тётя Люси вздрогнула от её слов. Но сказанного не воротишь. – Вы были правы… Это действительно глупая выдумка. – Она умоляюще посмотрела на тётю Люси. – Я не хотела никому врать. Но… мне пришлось. Я не могла допустить, чтобы Роуз опять обижали. Тётя Люси кивнула, но Молли не была уверена, что она её слышала. Она поднялась, тяжело опираясь руками о край стола, потом метнулась в угол и подхватила на руки Питера: тот уже потянулся к корзинке Берти. Малыш возмущённо завыл, но тётя Люси не стала его утешать и качать на руках – она молча вышла из кухни, прижимая к себе ревущего ребёнка. Задняя дверь распахнулась, и в кухню ворвались Джон с Роуз. Молли устало обернулась к ним. – Ужин готов? – спросил Джон. – Нет, – отозвалась Молли ровным, бесцветным голосом. – И, наверное, ужина уже не будет. В хлебнице должен быть хлеб. – Что случилось? – нахмурился Джон. – Ты не заболела? Ты какая-то странная. Роуз подошла к Молли, прильнула к её плечу и принялась гладить по голове. Молли положила руки на стол и прижалась к ним лбом. – Тётя Люси хотела, чтобы Роуз поговорила с её мужем. Пришлось ей признаться, что Роуз не разговаривает с духами мёртвых, и тётя Люси… расстроилась. Она услышала тихий вздох и почувствовала, как напряглась рука Роуз. Джон долго молчал, а потом выпалил, сердито глядя на Молли: – Я сразу сказал, что затея идиотская! – Ты такого не говорил! – Молли резко выпрямилась. – Ты нас поддержал! И помог нам с привидением на кладбище. А теперь хочешь отмазаться? Вроде как ты ни при чём? – Всё равно мне не нравилась эта идея, – пробормотал Джон. – Я помогал, потому что хотел заступиться за Роуз. – Он схватил сестру за руку и оттащил от Молли. Роуз споткнулась, возмущённо вскрикнула и сердито оттолкнула брата. Но осталась стоять на месте, не попытавшись вернуться к Молли. – И что теперь? А вдруг тётя Люси нас выгонит из-за твоих глупых выдумок? – Значит, это я во всём виновата? – с горечью проговорила Молли. Она так и не поняла: он действительно считает её виноватой, или ему просто нужно обвинить кого-то другого, чтобы не винить себя. Джон что-то буркнул себе под нос и, громко топая, вышел из кухни. Роуз поплелась следом за ним, а в дверях обернулась и с тревогой посмотрела на Молли растерянными глазами. Глава четырнадцатая