– Нам всем влетит, точно влетит, – взволнованно запричитала Мэвис. – А вдруг моя мама проснётся? Я прямо чувствую, что проснётся. Или сёстры наябедничают, когда мы снова поссоримся. Точно вам говорю. Нам так влетит… – Хватит ныть, Мэвис! – шикнула на неё Пэмми. – Ты живёшь в двух шагах от кладбища. Тебе до дома идти полминуты. Если мама станет тебя искать, скажешь, что ты была во дворе, в туалете. Съела что-то не то, и тебе вдруг приспичило. Всё равно мы уже скоро пойдём по домам. Ничего тебе не будет. – Пэмми! – Эйлин подняла повыше свечной фонарь, чтобы как следует на неё посмотреть. – Не надо так говорить. Прояви уважение! – Мы уже проявили неуважение, когда заявились на кладбище посреди ночи! Мы сидим на чьей-то могиле! – Пэмми обернулась через плечо и указала глазами на расколотую каменную плиту, на обломках которой они все сидели. Это было совсем-совсем старое надгробие. Настолько старое, что надпись, выбитая в камне, почти полностью стёрлась и лишь в одном месте ещё угадывались смутные очертания какой-то птицы. Кажется, голубя. – Ты что, боишься? – спросила Молли. – Тебя никто силой не держит, можешь идти домой. Но мы собрались только ради тебя. Это ты вечно твердишь, что мы с Роуз всё выдумываем. Роуз ещё крепче прижала к себе Берти и кивнула Пэмми. – Чего мне бояться, если ничего не будет! – фыркнула Пэмми. – Ты снова станешь рассказывать свои страшилки, пока нам не привидится призрак. Или откуда-то выскочит ваш братец в белой простыне – как будто мы такие тупые, что поведёмся на этот бред. – Но её голос звучал как-то не очень уверенно, и Молли подумала, что Пэмми всё-таки боится, ещё как боится. Просто не хочет показывать. Ночью на кладбище и правда было жутковато. Шелест деревьев на ветру походил на чей-то невнятный шёпот. Пятна густой темноты за высокими надгробиями рядом с церковным крыльцом как будто дрожали и постоянно меняли форму. Молли знала, что это просто меняется освещение, когда на луну наплывают тучи, но ей всё равно было не по себе. – Роуз, тут кто-то есть? – спросила она торжественно-мрачным голосом. Роуз кивнула, отпустила Берти и помахала рукой, обернувшись к надгробному камню у них за спиной. Все девчонки испуганно вздрогнули и тоже обернулись туда. – Ты хочешь сказать… этот дух… Мы сидим на его могиле? – прошептала Эйлин, широко распахнув глаза. – Ой, Роуз! Он… он прошёл прямо сквозь нас? Роуз подняла обе руки и покачала головой. – Она не знает, – быстро проговорила Молли. – У духов свои пути. Роуз говорит, этот дух очень старый и покоится в мире. Ему от нас ничего не нужно. Но он отведёт нас к кому-то, кто давно ждёт. Пойдёмте за Роуз. Она его видит. – Куда отведёт? – нахмурилась Пэмми, когда Молли с Роуз поднялись и Роуз медленно пошла в темноту по тропинке между надгробиями, вытянув руки перед собой. – Я тебе говорю, Молли Грант, если это ваш брат в простыне… – Пэмми, заткнись, – прошептала Мэвис. – Просто заткнись. – Не смей так со мной разговаривать… – Заткнись и смотри! Пэмми обернулась в ту сторону, куда указывала Мэвис, и застыла с открытым ртом. В воздухе над землёй, на фоне тёмной кладбищенской стены, плыла бледная тонкая фигура в развевающихся на ветру лохмотьях. Фигура дёргалась и дрожала, но самое главное – она светилась! Это уж точно был не Джон Грант в простыне. Берти, почувствовав страх девчонок, припал к земле и глухо зарычал. – Пэмми… – Молли обернулась к ней, изображая испуг. – Ты её знаешь? – Что? – сдавленно пискнула Пэмми. – Ты её знаешь? Роуз говорит, это дух женщины и она спрашивает о тебе. – Нет, не может быть! – Да, Пэмми, честное слово. Она говорит, что ты маленькая Памела. И она тебя знает. – Призрачная фигура заметалась из стороны в сторону, словно впадая в отчаяние. – Кажется, она хочет, чтобы ты подошла. – Молли протянула Пэмми руку. – Пэмми, это же ваш семейный участок… там, у стены, – прошептала Мэвис. – Я видела, как вы с мамой клали туда фиалки. Там похоронена твоя прабабушка. – Нет, нет, нет… – Пэмми попятилась. – Да, сразу видно, что это женщина, – сказала Молли, окинув призрака профессиональным оценивающим взглядом. – У неё длинное платье. Роуз, она ещё что-нибудь говорит? – Что… что ей нужно? – заикаясь, выдавила Пэмми. Молли вопросительно посмотрела на Роуз и кивнула: – Она просто хочет тебя обнять, Пэмми. Она говорит, что ей так и не довелось подержать тебя на руках. Пэмми развернулась и бросилась бежать со всех ног. Эйлин с Мэвис, рыдая от страха, умчались следом за ней. Молли и Роуз остались одни. Молли подняла фонарь, и чуть погодя из-за тисового дерева, росшего у самой стены, вышел Джон. Он забирался на это дерево, чтобы закрепить на стене проволоку, по которой скользил призрак. – У нас получилось! – Джон подбежал к Молли и на долю секунду приобнял её за плечи. Впервые за всё время их знакомства. Раньше он никогда так не делал. – Скользило, конечно, отлично. Но всё равно удивительно, что они поверили. – Я сама чуть не поверила, хотя знала, что это просто специальная краска для затемнения, – сказала Молли, тряхнув головой. – Смотрелось жутко. Как будто всё было на самом деле. – Нам повезло, что их участок не в центре кладбища, – сказал Джон и полез обратно на дерево, чтобы снять проволоку. – Вряд ли бы всё получилось настолько реально, если бы нам пришлось трясти «духа» на длинной палке или даже не знаю на чём. А почему Пэмми так испугалась, когда ты сказала, что призрак хочет её обнять? Молли улыбнулась: – Филлис рассказывала, что у них в семье все живут долго, до самой глубокой старости. Их прабабушка умерла в тот же день, когда родилась Пэмми. Ей так и не удалось подержать младшую правнучку на руках, и это правда грустно. Джон отцепил второй конец горизонтально натянутой проволоки, и тюк светящихся тряпок с глухим стуком упал на землю, прямо под ноги Молли и Роуз. – Пора возвращаться. Нас и так не было дома полночи, а нам ещё надо похоронить эту простыню. – Похоронить? – Молли удивлённо уставилась на него. – Зачем её хоронить? Это же не прабабушка Пэмми. – Похоронить – в смысле где-нибудь закопать. Филлис завтра придёт убираться. Хочешь, чтобы она её нашла? Филлис не дурочка, Молли. Если Пэмми расскажет кому-то, что видела призрака ночью на кладбище, Филлис быстро смекнёт, что к чему. – Джон лихо спрыгнул с дерева и чуть покачнулся, когда приземлился. Его нога ещё не зажила до конца, но он заявил, что тоже хочет участвовать в спектакле с призраком: с тех самых пор, как Молли выговорила ему, что он занят своими делами и не заступается за сестру, он чувствовал себя виноватым. – Мне кажется, Пэмми не станет болтать, – возразила Молли. – Ей будет стыдно, что она испугалась и убежала. – Пэмми, может, и не станет. Но есть ещё Эйлин и Мэвис. Вот увидишь, уже завтра к обеду об этом будет знать вся деревня. Глава двенадцатая – Никогда бы не подумал, что мне надоест снег, – сказал Джон. В Лондоне снег был совсем не такой. Он почти сразу становился грязным, особенно на дорогах, где машины мгновенно превращали его в бурую кашу. И он никогда не лежал так долго. За два месяца все налепили столько снеговиков и настроили столько снежных крепостей, что дальше уже некуда. Игры в снежки больше не веселили, особенно после того, как Мартин Эгам закатал в снежок камень и разбил Рою бровь. Крови было так много, что она пролилась даже на землю и красная ямка оставалась в снегу ещё несколько дней, до следующего снегопада. В конце января поднялась снежная буря: настоящий буран, оборвавший телеграфные провода, и деревня осталась без связи. Живот миссис Толли становился всё больше и больше. Молли пугали высокие сугробы, завалившие весь Марш-Энд. Выходишь во двор – и проваливаешься в снег по пояс. По их улице на окраине деревни можно было передвигаться только на санях или пешком. Молли боялась, что если вдруг у миссис Толли начнутся роды, никто не пробьётся к их дому сквозь снеговые завалы и не сможет помочь. Теперь Молли, Джону и Роуз приходилось больше работать по дому, чтобы помогать миссис Толли с уборкой и с приготовлением еды. С едой стало сложнее. Нормирование продуктов всё-таки началось. Пока ограничение коснулось только сливочного масла, бекона и ветчины, как и говорил мистер Эйткен, но нормы были такими скудными, что масло на бутерброды мазали буквально по крошечному кусочку на кончике ножа, а ветчину нарезали тонюсенькими прозрачными пластинами – больше для запаха, чем для вкуса. Теперь у всех троих ребят были и карточки регистрации, и книжки с талончиками на продукты питания. Миссис Толли сумела выправить все необходимые документы, хотя вернулась из Продовольственного управления очень уставшая и очень злая: ей пришлось полдня простоять в очереди, затем её отправили в какую-то другую контору, куда надо было ехать на автобусе. Там она отстояла ещё одну очередь, и в итоге сказали, что в управлении ей дали не те бланки. Но всё решилось, и теперь у ребят был свой дом с официальным адресом регистрации – адресом миссис Толли, – аккуратно записанным на картонных карточках светло-жёлтого цвета. Не считая нормирования продуктов, в Марш-Энде война совершенно не ощущалась. Всё как будто застопорилось из-за морозов и густых снегопадов – так казалось Молли. Даже школу в деревне временно закрыли, потому что маленькой печки не хватало, чтобы как следует протопить класс. Тётя Люси собрала по дому все свои старые книжки и отдала их ребятам. И у них были игры: «Змейки-лесенки» – рождественский подарок для Молли, и набор оловянных солдатиков – для Джона. В наборе были не только солдатики, но и круглый пулемётный бункер, как на линия Мажино, и зенитная противоаэропланная пушка. Тётя Люси выписала эти подарки из Лондона, а подарок для Роуз сделала сама: кукольный домик из ящика от апельсинов, украшенный кусочками ярких тканей и обставленный крошечной мебелью из спичечных коробков. Роуз играла с ним целыми днями, бесконечно «водя» плюшевого котёнка и куколку из комнаты в комнату. «Змейки-лесенки» – замечательная игра, уныло размышляла Молли. Когда тебе есть с кем играть. Джон с утра до ночи носится по окрестным лесам вместе с Роем и другими мальчишками, выслеживая немецких парашютистов. Сегодня он снова взял с собой Берти в качестве ищейки. Молли ему говорила, что Берти тоже надоел снег, но Джон всё-таки настоял на своём. Молли не сомневалась: обратно он понесёт Берти на руках. От Роуз тоже не было толку – она хотела играть только со своим кукольным домиком. Дня три назад Молли, преодолев высоченные сугробы, кое-как добралась до дома Эйлин живущей на другом конце деревни. Но оказалось, что Эйлин сильно простудилась и гулять не выйдет. После этого Молли отчаялась и решила вообще не выходить из дома. Она слонялась по комнатам, изнывая от скуки и от нехватки общения со сверстниками – или с кем-нибудь более-менее близким по возрасту, – и вдруг вспомнила о ярлычке с адресом Викки, по-прежнему спрятанном под подкладкой её чемоданчика. Она обещала Викки написать, но совершенно об этом забыла. Дорогая Викки, ты меня помнишь? Мы познакомились в поезде, когда ваша школа ехала в эвакуацию. Вы с сестрой и подружками помогали мне прятать Берти, моего пёсика. Я сошла с поезда, честно сказать, даже не знаю, на какой станции. Название было замазано краской. Сейчас мы с Берти живём у одной доброй женщины. Я называю её тётей Люси, хотя она мне не тётя. Не настоящая тётя. С нами живут ещё двое ребят, тоже сбежавших из дома. Но не из-за собаки. Они поехали в эвакуацию, и люди, к которым их поселили, сильно их обижали. Нравится ли тебе дом, где теперь ваша школа? Нашла ли ты потайной ход? Помирилась ли Сара с Гвен, или та, другая, девочка (я забыла, как её зовут) рассорила их навсегда? Напиши мне, пожалуйста. Тут у нас всё засыпано снегом и мы умираем от скуки. С любовью, Молли Молли сомневалась, стоит ли отправлять это письмо. Если она хочет, чтобы Викки ответила, надо указать свой здешний адрес. А что, если Викки расскажет мисс Рейнольдс, где сейчас живёт Молли? Вряд ли, конечно. Хотя кто знает… Они с Викки общались всего два часа, и она не так хорошо знакома с Викки, чтобы быть в чём-то уверенной. Но Молли обещала ей написать – и периодически вспоминала о своём обещании. Пока они с Берти скитались, она, конечно же, не могла написать. Но теперь у неё уже нет оправдания. Молли вдруг поняла, что ей хочется отправить письмо. Хочется ощутить свою связь с большим миром за пределами заснеженного Марш-Энда. В последнее время она всё чаще и чаще задумывалась о маме и Стелле. Скучают ли они без неё? Ищут ли её до сих пор? Что они пережили, когда она исчезла? Молли по-прежнему была уверена: что она правильно сделала, что сбежала – но было бы хорошо, если бы ей вообще не пришлось убегать! Она видела, как Роуз скучает по бабушке, как миссис Толли горюет о погибшем муже. Мама и Стелла не знают, где сейчас Молли – они даже не знают, жива ли она. Можно представить, что с ними творится! И всё из-за неё.