– Я ему написал, – тихо проговорил Джон. – И он не вернул вас домой?! – сказала Молли упавшим голосом, уже жалея, что вообще завела разговор об их отце. – Я ему написал. Я должен был написать обо всём, что творилось с Роуз. Она вообще перестала говорить. А раньше болтала без умолку. – Он посмотрел на сестру, отчасти с тревогой, отчасти с укором. – Он приехал в прошлые выходные. Сначала ехал на поезде, потом на какой-то телеге – и добрался в субботу под вечер. – Роуз прижалась к плечу брата и закрыла глаза. – Миссис Кемп сказала папе, что я всё наврал. И добавила, что Роуз постоянно писает в постель, и что она понимает, как девочке тяжело и как сильно она скучает по бабушке, и что она сама делает всё, чтобы позаботиться о малышке. Потом миссис Кемп начала сокрушаться, сколько у неё хлопот с дополнительной стиркой. И ещё она сказала… она сказала, что бабушка разбаловала Роуз и Роуз не умеет общаться с другими детьми и вечно пытается подраться с Норой. Она сказала, что Роуз нарочно сломала любимую куклу Норы, и тогда она, миссис Кемп, якобы велела ей подарить Норе котёнка. Но это всё ложь! До последнего слова. Роуз не избалованная. Бабушка была строгой. Эта знала вся улица. Все говорили, что у бабули тяжёлый характер, но зато она вкусно готовит. – И ваш папа поверил ей, а не вам? Джон кивнул и поморщился: – Он сказал, что ему стыдно за наше отвратительное поведение, и велел больше не сочинять небылиц. Он дал миссис Кемп пять шиллингов – за беспокойство и лишнюю стирку. Ты бы видела её лицо, когда он уехал! Такая довольная… словно кошка, объевшаяся сметаны. Она поняла, что ей всё сойдёт с рук. И что папа пришлёт ей денег, если побольше поныть. – Какой ужас, – прошептала Молли. А она ещё так злилась на маму, когда та запретила ей ехать в эвакуацию. Но мама хотя бы переживала за Молли и не хотела её отпускать к чужим людям. Ей вдруг стало неловко перед Джоном и Роуз, хотя она-то уж точно не виновата, что у них такой папа. – Теперь ты рассказывай, – сказал Джон, ещё крепче обняв сестрёнку. – Я не поехала в эвакуацию. Мама считает, что эвакуация никому не нужна. – Молли осторожно подбирала слова, чтобы её новые знакомые не подумали, будто она хвалится мамой, которая не захотела её отпускать из дома. – Я убежала из-за него, из-за Берти. Берти, иди сюда. – Пёсик, обнюхивавший землю по углам амбара в поисках крыс, обернулся на зов и подбежал к Молли, настороженно глядя на Джона и Роуз. – Он очень общительный и дружелюбный, но мы с ним так долго прятались от людей, что он совсем отвык от чужих. Роуз выскользнула из объятий брата и присела на корточки, протянув руку к Берти. Пёсик взглянул на Молли, а потом облизал Роуз ладошку. Малышка радостно рассмеялась и вернулась к куче мешков, где сидел Джон, и всё смотрела на Берти, явно желая познакомиться с ним поближе. – Можешь его погладить, – сказала ей Молли. – Берти любит, когда его гладят. – Она посмотрела на Джона. – Видишь? Он добрый. И дружелюбный. – И как это связано с вашим побегом? Я не понимаю… – Пошли разговоры, что собаки могут взбеситься, испугавшись бомбёжек. У нас рядом с домом ветеринарная клиника, и я видела очередь… человек пятьдесят, может даже больше… Люди привели к ветеринару своих собак, чтобы они их усыпил. И кошек тоже. – Но зачем? Молли пожала плечами: – Не знаю. Я тоже не понимаю, зачем это нужно. Просто люди и сами боятся бомбёжек. Все были в панике. Носились по улицам как сумасшедшие, искали чёрные шторы для затемнения, переживали, хватит ли на всех бомбоубежищ. Вы, наверное, не знаете, вы тогда уже уехали в эвакуацию… Но в тот день, когда объявили войну, сразу после того как по радио передали речь мистера Чемберлена, в Лондоне включились сирены воздушной тревоги. – Молли закрыла глаза, вспоминая тот жуткий день. – Одна женщина с нашей улицы… Она бежала в бомбоубежище и всю дорогу кричала. Я о ней совершенно забыла, а теперь вспомнила. Мама считала, что Берти точно взбесится, когда начнутся бомбёжки. Так она говорила. Но мне кажется… – Молли с трудом сглотнула. – Мне кажется, она просто хотела избавиться от всего, что не жизненно важно. Потому что никто не знает, что будет дальше. – И вы сбежали, чтобы его не усыпили? – Да. – Она на секунду замялась, но всё же решила рассказать Джону и Роуз то, о чём не осмелилась рассказать девочкам в поезде. Всё-таки Джон рассказал ей, как их предал отец. Это очень тяжёлая, горькая правда. Значит, и Молли скажет им правду. – Но Тома я не забрала. Это наш кот. Он выскочил из корзинки по дороге к вокзалу. Мама собиралась усыпить и его тоже, но мне пришлось его бросить. Я бы точно его не догнала. Роуз смотрела на неё широко распахнутыми глазами, прижимая к груди своего рыже-коричневого плюшевого котёнка. Молли стало так стыдно, что она отвела взгляд: – И я не знаю, что с ним стало. – Она принялась нервно вертеть пуговицы на кофте, только чтобы не смотреть на ребят, а потом вздрогнула от неожиданности, когда Роуз подошла и обняла её за шею. Никто не обнимал Молли, с тех пор как она тайком вышла из дома уже почти две недели назад. Молли замерла точно статуя, боясь пошевелиться. Ей так не хотелось, чтобы Роуз разжала руки. Глава девятая В течение следующих недель Молли не раз убедилась, что путешествовать компанией гораздо приятнее, чем в одиночку. И дело не только в том, что всегда есть с кем поговорить. Ночи становились всё холоднее, но если теснее прижаться друг к другу, то спать в амбарах и садовых сараях – а однажды и вовсе под крыльцом крикетного павильона – не так уж и плохо. Обычно Роуз ложилась посерединке, Молли и Джон – по бокам от неё, а Берти плюхался сверху, вытянувшись поперёк на всех троих. Когда Джон и Роуз жили у Кемпов, их заставляли работать на ферме: кормить кур и собирать яйца, – и теперь эти навыки очень им пригодились. Джон объяснил Молли, что куры не всегда несутся в положенном месте, и если как следует поискать в траве вокруг курятника, то можно найти яйцо или даже пару яиц. Сначала Молли не видела в этом смысла – во всяком случае, для себя: она никогда в жизни не стала бы есть яйца сырыми, – но у себя в школе Джон состоял в скаутском отряде и умел разводить костёр и готовить еду на огне. Он научил Молли запекать яйца в золе от догоревшего костра. И, в отличие от Молли, его вовсе не мучила совесть из-за краж. Джону всё виделось так: они ещё дети и о них должен кто-то заботиться. Но поскольку никому до них дела нет, они заботятся о себе сами, и иногда это подразумевает: надо взять что-то без спроса. Свою точку зрения он объяснял вдумчиво и убедительно, и в его изложении всё казалось вполне логичным. Но по ночам, наедине со своими мыслями, Молли всё-таки сомневалась в его правоте. Впрочем, она каждый раз убеждала себя, что Джон прав. Без него Молли и Берти, наверное, давно бы уже умерли с голоду. Но они всё равно голодали, все четверо. И чем холоднее становилось на улице, тем сильнее хотелось есть. Сентябрь выдался солнечный и теплый, а в октябре зарядили дожди, затяжные холодные ливни, а значит, теперь Молли, Джону, Роуз и Берти придётся ходить промокшими и продрогшими постоянно. Берти заметно прихрамывал: от вечной влажности у него распухли подушечки лап, кожа на них стала нежной и очень ранимой. У Молли совсем развалились ботинки, и ей пришлось надеть летние сандалии, в которых ноги промокали мгновенно. Молли тратила деньги очень экономно, буквально по пенсу за раз – на хлеб или печенье, – и, пока она расплачивалась у кассы, Роуз потихонечку прятала в рукав коробок спичек. Но теперь они обе стали такими оборванными и грязными, что продавцы сразу же напрягались, как только они заходили в магазин, и не сводили с них бдительных глаз. В общем-то, Молли их понимала. Мама, наверное, и вовсе бы не впустила их с Роуз к себе в магазин. А если бы и впустила, то Стелла уж точно ходила бы за ними по пятам и следила, чтобы они ничего не украли. Воровать в садах и огородах оказалось значительно проще. Главное – убедиться, что во дворе нет никого из хозяев. В основном они жили на украденных яйцах, фруктах и овощах. Однажды Роуз заставила их украсть кабачок. Он был огромный и очень тяжёлый. Там же, на грядке, рос кабачок ещё больше, но такую громадину они бы просто не утащили, и Джон сказал, что было бы несправедливо забирать у людей призовой овощ. Молли вообще была против любых кабачков, потому что никыто из них не умел их готовить, но Джон ответил, что кабачок можно разрезать на маленькие кусочки и запечь на костре. И они всё-таки его взяли, потому что Роуз устала, промокла, и была такая несчастная, и просила именно кабачок. Она несла его на руках, как ребёнка, и расплакалась, когда Джон начал его разрезать перочинным ножом. Кабачок оказался не очень вкусный, но они всё равно его съели. Осень близилась к середине, фруктов и овощей становилось всё меньше и меньше. В ближайшей округе почти не осталось садов, где ещё не собрали урожай яблок и слив. Иногда в чьём-нибудь огороде находилась грядка моркови или зелёной фасоли, но «улов» был небогат. Ежевика почти сошла, а у Молли в кармане остались последние два шиллинга. Когда дети нашли сад, где ветки яблонь буквально клонились под тяжестью яблок, а огромный огород оказался неубранным и частично зарос высокой травой, их охватила настоящая радость. Значит, сегодня – впервые за много дней – им не придётся ложиться спать голодными. Но во дворе кто-то сидел. Какая-то женщина, видимо хозяйка дома. Хотя лил дождь, женщина сидела в шезлонге посреди лужайки у дома и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Молли первая заглянула во двор сквозь приоткрытые ворота в высокой кирпичной стене. Женщина сидела так неподвижно, что Молли даже не сразу её заметила. Она обернулась к Джону и Роуз, чтобы их позвать, но Джон вдруг сделал большие глаза, прижал палец к губам, а другой рукой указал на шезлонг посреди мокрой лужайки. – Можно где-нибудь подождать и вернуться, – прошептала Молли. – Вы видели, сколько там яблок? А в огороде растёт морковь. Молли уже начала разбираться в съедобных растениях и узнала пушистую морковную ботву. Морковь можно есть прямо сырой, она сладкая, вкусная и достаточно сытная. Уж точно сытнее яблок. Трое детей дошли до конца старой кирпичной стены, отделяющей сад от дороги, и спрятались в небольшой рощице неподалёку. Ветки деревьев хоть как-то защитили их от дождя, но всё равно было холодно и промозгло. Джон и Молли приплясывали на месте, обхватив себя руками за плечи. Роуз примостилась на чемодане Молли и вся сжалась в несчастный промокший комочек. – Она же не станет сидеть там весь день, – сказала Молли, убирая с лица мокрые волосы. – И охота же человеку мокнуть под дождём, – пробурчал Джон. – У неё есть свой дом. Большой, тёплый дом. – Может, она любит дождь? – неуверенно предположила Молли. Ей было сложно представить, что на свете есть люди, которые так любят дождь. Кто станет мокнуть нарочно, когда можно не мокнуть? – Я залезу на стену и посмотрю, что и как, – сказал Джон. – Она тебя увидит! – Я только быстренько гляну. Она не заметит. Он снял промокшее пальто – всё равно от него никакого толку, – подбежал к стене, ловко вскарабкался наверх, цепляясь за выбоины в старой кирпичной кладке, и осторожно заглянул в сад. – Её нет, – обернулся он к девочкам. – В шезлонге нет точно. И в саду вроде бы тоже. Но тут плохо видно, деревья мешают. – Он подтянулся и уселся на стену верхом, свесив ноги с двух сторон. – Да, её нигде нет. Я спущусь и нарву в огороде побольше всего. – Подожди! – крикнула Молли. Она подумала, что, наверное, лучше дождаться, когда стемнеет. Но Джон уже полез вниз. Теперь Молли видела лишь его бледные пальцы, вцепившиеся в верхний край стены. Молли с Роуз стояли внизу, прислушиваясь в ожидании, когда с той стороны донесётся глухой удар, означающий, что Джон спрыгнул на землю. Но вместо удара раздался крик – и звон разбитого стекла. – Что случилось?! – взвизгнула Молли. Роуз испуганно вскрикнула. Берти встал на задние лапы, упёрся передними в стену и встревоженно заскулил. С той стороны больше не доносилось ни звука. Молли оглядела кирпичную стену, местами поросшую мхом, и решительно обернулась к Роуз: – Подсадишь меня? Он… Он, наверное, упал… Надо проверить. Роуз сцепила руки в замок, и Молли встала на них как на ступеньку. Но Роуз была совсем маленькой, она вся дрожала под весом Молли, и сразу было понятно, что долго она её не удержит. Молли кое-как дотянулась до верха стены, приподнялась на руках, оцарапав ладони, и выглянула на ту сторону. Джон лежал прямо под ней. Лежал неподвижно и очень тихо, как-то странно скорчившись. Он упал на участок нестриженого газона между компостной кучей и старой дырявой тачкой. Молли не поняла, на что именно он упал: на какие-то битые стёкла в деревянной раме. Наверное, эту штуковину отнесли сюда, в дальний конец сада, потому что она сломалась. То есть Молли надеялась, что она была сломана ещё раньше. Вышло бы нехорошо, расколоти её Джон. – Джон! – позвала она громким шёпотом. – У тебя всё в порядке? Ты не ушибся? Она и сама понимала, что вопрос глупый. Если бы Джон не ушибся, он бы так не лежал. Когда человек падает со стены и теряет сознание от удара, это очень серьёзно. Хотя Молли всё равно надеялась, что сейчас Джон зашевелится, тряхнёт головой и поднимется как ни в чём не бывало. Как позавчера, когда он перелезал через забор и зацепился ногой за какую-то проволоку. Но Джон не поднялся. Даже не шевельнулся. Он лежал неподвижно, белый как мел. И, кажется, у него что-то с ногой… Молли в ужасе уставилась на его грязный серый носок, потемневший от крови. Джон не просто упал и ударился – он ещё и порезался битым стеклом. Молли попробовала подтянуться повыше, чтобы сесть на стену, как сидел Джон. Но ей не хватило сил. Она и так уже еле держалась. Она сама может грохнуться, если не спустится прямо сейчас. Она разжала руки и спрыгнула вниз, чуть не сбив Роуз с ног. – Джон упал на какие-то стёкла, – сказала она. Ей не хотелось пугать малышку, но та должна знать, что случилось с её братом. – Поранил ногу. Я не смогу перелезть через стену, Роуз. Придётся войти через ворота. Роуз потрясённо уставилась на неё. Им надо скрываться. Нельзя, чтобы кто-то увидел, как они входят в чей-то чужой сад. – По-другому никак! Мне кажется, Джон ударился головой. Он лежит и не шевелится. Ему надо помочь. Даже если потом нас поймают, всё равно надо ему помочь. Роуз всегда была бледной, а теперь стала практически белой, отчего поблёкший желтоватый синяк у неё на щеке сделался ещё заметнее. – Вам не придётся возвращаться к тем жутким людям, – твёрдо сказала ей Молли. – Вы к ним не вернётесь, не бойся. Никаких ярлычков у нас нет, никто не знает, кто мы такие, и мы никому не скажем. Ты уж точно не скажешь! Никто не узнает, кто мы и откуда. Пойдём. – Она взяла Роуз за руку, и они побежали к воротам: те так и стояли открытыми. Уже у самых ворот Молли на миг замерла, чтобы заглянуть в сад. И тут же сказала себе, что не важно, есть там кто-то в саду или нет. Они с Роуз войдут в любом случае. Берти первым прошмыгнул в сад и умчался вперёд. Роуз не то чтобы упиралась, но Молли всё равно пришлось тащить её за собой мимо длинных цветочных клумб, на которых почти не осталось цветов – только сухие коробочки с семенами и поникшие стебли, – мимо увитой зеленью беседки. За беседкой виднелся огород, а в дальнем его конце стоял садовый сарай, закрывающий компостную кучу и ту стеклянную штуку, на которую упал Джон. Джон не сдвинулся с места. Так и лежал на обломках разбитого парника. Да, теперь Молли вспомнила, как называется эта штуковина. Дня три назад они видели такой парник в чьём-то саду. Что-то вроде теплицы, только совсем низкой. Роуз присела на корточки рядом с братом и принялась гладить его по лицу, но он даже не шелохнулся. Малышка испуганно обернулась к Молли. – Кажется, ему надо в больницу, – сказала Молли, глядя через плечо на большой дом. Ни в одном окне не горел свет, хотя день выдался хмурым и пасмурным и на улице было довольно сумрачно. Но может быть, света просто не видно из-за тёмных штор? Наверняка затемнение объявлено по всей стране. – Ты пока побудь с ним, – попросила она Роуз. – Если он очнётся, скажи ему, чтобы не волновался. Всё будет хорошо. Берти, сидеть. Только на полдороги к дому Молли сообразила, что Роуз ничего не скажет Джону. Хотя, может, ради такого случая она всё-таки заговорит? Молли постучала в заднюю дверь, поначалу тихонько. Она так привыкла прятаться от всех и не привлекать к себе лишнего внимания, что ей было сложно заставить себя стучать громко. Но, не дождавшись ответа, она разозлилась – ведь на счёту была каждая секунда – и принялась колотить в дверь кулаками. Ответа по-прежнему не было. Молли в ярости дёрнула дверную ручку и чуть не упала, когда дверь неожиданно распахнулась. Молли ворвалась в кухню, вернее в крошечный закуток, примыкающий к кухне. Женщина, сидевшая под дождём на лужайке, теперь сидела за столом, зажав уши руками; она слышала, как Молли стучала в дверь, но явно не хотела слышать. – Уходи, – устало проговорила она, глядя на Молли. – Не могу! Нам нужна помощь. Мой друг поранился. У него идёт кровь. Он лежит и не может очнуться. Ему нужен врач. – Молли смущённо замялась. У неё оставалось всего два шиллинга, и, даже если их хватит, чтобы заплатить доктору, они с Роуз и Джоном останутся совсем без денег. Но положение было отчаянным. Джону действительно нужен врач. Женщина встрепенулась и села прямее: