В темноте она отпускает его руку, но ее голос остается у него в ухе. – Не забывай подкладывать камни под якорь. И спрашивать Теда про гитару. – Теперь уже поздно. Теперь она хохочет у него в мозгу. Во всем его теле. – Мой милый упрямец! Никогда не поздно спросить сына о том, что он любит. До дождя он успевает выкрикнуть, что тоже надеется, что ошибся. Что это его самое-самое-самое заветное желание. Скандалить с ней на небесах. Мальчик с отцом идут по коридору, отец придерживает его за руку. – Бояться нормально, Ной, незачем этого стыдиться, – повторяет он. – Я знаю, папа. Немного побояться не страшно, – Ной подтягивает сползающие штаны. – Великоваты, ага, но меньше размера у них не было. Надо будет их ушить, когда придем домой, – обещает отец. – А деду больно? – спрашивает Ной. – Нет, не волнуйся, просто ссадина на лбу, он стукнулся, когда упал в лодке. Это только выглядит страшно, а на самом деле ему не больно, Ной. – Я про изнутри. Изнутри ему больно? Папа шумно вздыхает и закрывает глаза, замедляя шаг. – Это сложно объяснить, Ной. Ной кивает и крепче сжимает отцовскую руку. – Не бойся, папа. Это отпугивает медведей. – Ты о чем? – Что я описался в скорой помощи. Это отпугивает медведей. В эту скорую еще много лет ни один медведь не сунется! Смех у отца точно грохот, Ною он очень нравится. Большие ладони бережно берут его руки. – Просто нам надо быть осторожнее, понимаешь? С дедушкой. Его мозг… понимаешь, Ной, он стал работать медленнее, чем мы привыкли. Медленнее, чем привык дедушка. – Да. С каждым утром дорога домой все длиннее и длиннее. Отец садится на корточки, обнимает его. – Мой любимый умница малыш. Небо не больше, чем моя любовь к тебе. – Мы можем хоть как-то помочь деду? Отец вытирает слезы о свитер сына. – Мы можем идти по этой дороге вместе с ним. Составить ему компанию. Они садятся в лифт, спускаются на больничную парковку и идут к машине не расцепляя рук. Забрать зеленую палатку. Тед с отцом снова скандалят. Сын просит его присесть, отец яростно возражает: – Нет у меня сегодня времени, Тед, учить тебя кататься на велосипеде! Сказано тебе! Мне надо работать! – Хорошо, папа. Я знаю. – Какого черта, куда подевались мои сигареты? Говори, куда ты их запрятал? – рычит отец. – Ты давным-давно бросил курить. – Ты-то, ё-мое, откуда знаешь? – Знаю, папа, потому что ты бросил курить, когда я родился. Они таращатся друг на друга и дышат. Дышат, и дышат, и дышат. Если ты зол на Вселенную, такая злость бесконечна. – Я… это… – бормочет дед. Тед кладет тяжелые ладони на его хрупкие плечи, дед прикасается к его бороде. – Как ты вырос, Тедтед! – Папа, послушай меня, Ной сейчас тут. Он посидит с тобой. А я схожу принесу еще кое-что из машины. Дед кивает, прижав свой лоб ко лбу Теда. – Надо скорей ехать домой, сынок, нас мама ждет. Наверняка волнуется. Тед закусил губу. – Да, папа, сейчас. Прямо сейчас. – Какой у тебя теперь рост, Тедтед? – Метр восемьдесят семь, папа. – Надо будет подложить побольше камней под якорь, когда вернемся домой. Когда Тед уже стоит в дверях, дед спрашивает, не забыл ли он гитару. В конце жизни есть больничная палата, посреди которой кто-то поставил зеленую палатку. В ней, задыхаясь от страха, проснулся пожилой человек. Он не знает, где находится, а рядом сидит юноша и шепчет: – Ты не бойся. Пожилой человек садится в спальнике, обхватив свои дрожащие колени, и плачет. – Не бойся, – повторяет парень. От потолка палатки отскакивает воздушный шарик, конец бечевки касается пальцев старика. – Я не знаю, кто ты, – шепчет он. Парень гладит его по руке. – Меня зовут Ной. Ты мой дедушка. Ты учил меня ездить на велосипеде по дороге возле твоего дома, и ты так любил мою бабушку, что твоим ногам не хватало места. Бабушка не выносила кинзу, а тебя выдерживала. Ты клялся, что в жизни не бросишь курить, а как стал отцом, так сразу бросил. Ты бывал в космосе, потому что рожден для приключений, а однажды пошел к врачу и говоришь: «Доктор, доктор! Я сломал руку в двух местах!» А доктор сказал в ответ, чтобы больше в такие места ты не ходил. И тут дед улыбается. Ной вкладывает ему в ладонь бечевку от шарика и показывает, что сам держит ее за кончик. – Мы в палатке, деда, как раньше, когда ночевали на озере – помнишь? Если обернешь эту бечевку вокруг запястья, то сможешь держаться за шарик, когда спишь, а как только станет страшно, просто дерни за бечевку, и я тебя вытащу. Всегда. Дед, едва кивнув, изумленно гладит внука по щеке. – Ты изменился, Нойной. Как дела в школе? Учителя стали получше? – Да, деда, получше. Я теперь один из них. Учителя сейчас классные! – Это хорошо, это хорошо, Нойной. Слишком большой мозг Земле ни за что не удержать, – шепчет дед. Сон закрывает его глаза. За стенами палатки поет космос, Тед играет на гитаре, дед мурлычет в такт. Космос слишком велик, чтобы на него сердиться, но жизнь достаточно длинна, чтобы успеть подобрать себе в дорогу компанию. Ной гладит дочку по волосам, девочка, не просыпаясь поворачивается к нему внутри спальника. Она не любит математику, но любит слова и музыкальные инструменты. Как ее дед. Скоро ее ноги дорастут до земли. Все трое спят рядышком, палатка пахнет гиацинтами, и бояться совершенно нечего.