И до меня потихоньку начало доходить. Если всех эвакуировали в эти самые чистые зоны, выходит, всё, что осталось здесь, никому не нужно? Вообще-то, я всю жизнь был законопослушным гражданином. Хотя, чего уж скрывать, когда случился алкокалипсис, все магазины обнесли ещё до меня. Но теперь мне, кажется, повезло. Супермаркет на окраине Москвы оказался нетронут мародёрами. В детстве, а оно у меня выдалось не самым счастливым, я иногда представлял, а что было бы, если бы все люди исчезли? Все магазины открыт, бери, что хочешь. Я ещё тогда думал, на сколько лет хватило бы всех запасов продуктов в городе. По всему выходило, что надолго. Если мир перевернулся, тоже встаньте на голову. Не помню, где слышал эту фразу, но к алкокалипсису она подходит как нельзя лучше. По правде, меня мучили сомнения, стоит ли? Наверное, мне было немножечко стыдно. Даже не немножечко, а очень стыдно. Но с другой стороны, за сегодняшнюю ночь я угнал две машины, одна из которых оказалась ещё и полицейской, так что нечего притворяться добропорядочным членом общества. Да и желудок недвусмысленно намекал, что его пора бы чем-нибудь наполнить. А дрянные консервы в сумке меня совсем не прельщали. Меня манил приглушённый свет за окном супермаркета. И всё-таки я для проформы постучал в дверь. Если там кто-то есть, я просто куплю продукты. Стучал я громко, но по всему выходило, что магазин давно покинут. — Сейчас у нас будет праздник, Пуф. И я всё же собрался с силами, поднял урну и швырнул в стекло. Но случилось то, чего я совершенно не ожидал. Вдруг на всю улицу раздался жуткий вой. Я даже не сразу понял, что произошло. Отпрянул от разбитой витрины, попятился назад и не знал, что делать. То ли в магазин лезть, то ли бежать куда подальше. Пафнутий тоже занервничал, поджал хвост и спрятался за мою спину. А я так стоял возле витрины, сожалея, что вообще решился на такую глупость. Выла сирена. Запоздало до меня дошло, что сработала сигнализация. Получается, люди это место не покинули? Но тогда где они? Зачем сирена, если её никто не слышит? — Ну и хрен с этой колбасой! — махнул я рукой. Погладил Пафнутия по загривку, тот немного успокоился. Я хотел уже уйти, как вдруг к воющему магазину присоединилась ещё одна сирена. Душераздирающее хоровое пение сигнализаций разносилось по пустым улицам, отчего захотелось тут же заткнуть уши, пока у меня голова не лопнула. — Руки за голову, лицом к стене! — услышал я сквозь завывания сирен. Но вместо того, чтоб выполнить сей странный приказ, я прикрыл ладонями уши и повернулся лицом к источнику человеческого голоса. И узрел вперившийся в меня очень удивлённый взгляд полицейского. Он, похоже, никак не ожидал неповиновения, и теперь пытался оценить степень возможного сопротивления от меня. — Можно эту трещалку вырубить? — прервал я затянувшуюся паузу. — У меня теперь весь день в ушах звенеть будет. Полицейский побагровел. В руках он сжимал какую-то странную дубинку, а я продолжал просто пялиться на него. Напрасно… Резким движением мент ткнул меня этой дубинкой в бок, и до меня запоздало дошло, что это не что иное, как электрошокер. По телу пробежала неприятная дрожь, ноги вдруг подкосились, и я рухнул на тротуар, хорошенько так приложившись башкой. Я слышал, как залаял Пафнутий, но полицейский уже навалился сверху и заломил мне руки за спину. Наручники защёлкнулись на запястьях. На меня вдруг накатила такая слабость, что впору бы вырубиться. Но я всё же подёргался слегка, даже попытался перевернуться, но, конечно, безуспешно. Зато обе сирены замолчали. Хоть что-то хорошее есть в этой жизни. — Пьяный? — послышался голос полицейского. — Да я вообще не пью! — возмутился я. — У меня торпеда. — А чёрт его знает, — произнёс другой голос. Ага, выходит, вопрос вовсе не мне предназначался. Сколько всего полицейских стояло над моим бренным телом, я видеть не мог. Мой взор мог созерцать только плитку на тротуаре и сумку, что слетела с плеча и теперь валялась рядом. Менты так и не удосужились её поднять и обыскать, и по сему я даже подумал, что менты, может быть, и настоящие. А не как те, что под Калугой обитали. Пафнутий же благоразумно заткнулся. Он всегда так делал, если опасность казалась ему настоящей. Это из-за моей спины он мог смело облаивать полицейских, а когда я оказался лежащим мордой вниз, пёс быстро понял, что лучше не выёживаться. Я продолжал лежать и ждать, когда же господа полицейские, наконец, упакуют мою тушку, но те, вместо того, чтоб запихнуть в машину и доставить в отдел, как положено, начали водить по моим заведённым за спину рукам каким-то прибором. Само устройство я не видел, зато почувствовал исходящее от него тепло. — Вы чего творите⁈ — заорал я, потому как излучающий тепло предмет представился мне паяльником. Вспомнив все прекрасные традиции девяностых, задёргался сильнее и попытался если не сбежать, то хотя бы уползти. — Да успокойся ты! — пригрозил мент, а затем добавил, но уже не мне: — странно, нет никакого чипа. — И куар-кода тоже нет. Откуда он такой взялся? — И как он просто так на улице оказался? Приезжий, что ли? — А как без чипа теперь узнать? Придётся ехать… — вздохнул мент. Я промолчал. Потому что вообще не понимал, чего они такое несут. Чип какой-то им подавай. А откуда у меня чип будет? У меня только торпеда имеется. Хотя, вон, у Пафнутия чип имеется. Ему ветеринар его в ухо вдел, потому как пёс этот привит и некусач. Так-то я тоже некусач, но мне в ухо никакого чипа доктор не поставил. Не думал, что буду об этом жалеть. Ох, не нравилось мне это «придётся ехать». — Мужики, — обратился я к ментам, — у меня паспорт в кармане. Я, правда, не местный, ни про каких чипов не знаю! А витрину, я её случайно грохнул. И, вообще, она сама треснула! Я просто мимо проходил. Отпустите, а? Но мои стенания полицейские проигнорировали. Ещё какое-то время я полежал на бетонной плитке, поразмышлял о сущем, а потом меня всё же подняли и запихнули на заднее сиденье. В наручниках очень неудобно было там располагаться. — Ну, хоть наручники снимите! — не унимался я. Но менты к просьбам не вняли. Машина тронулась и покатила прочь от разбитой витрины. А я смотрел в окно и видел печальный взгляд Пафнутия, оставшегося на тротуаре. Везли меня недолго, мимо жилых домов, бывшей школы, по пустой дороге через ручей. Я знал эти места, в Тёплом Стане только один отдел полиции. Находился он буквально в двух шагах от того места, где я попытал счастье в мародёрстве. Из машины меня выгрузили всё так же молча, завели внутрь небольшого здания и сразу же отправили в небольшую камеру за стеклом. Это не КПЗ, в КПЗ-то я бывал, там помещение поболе будет, а здесь буквально комната метр на полтора, небольшая скамейка и стеклянная дверь. — Спиной повернись, — потребовал полицейский, и я подчинился. Вот тут-то наручники всё-таки сняли. Растирая запястья, я обернулся, хотел задать пару вопросов, но дверь уже закрылась. За стеклом ходили люди в форме, но ко мне даже взгляд не обращали. Будто и не видели вовсе. Странно всё это, ни документов не затребовали, ни объяснений не взяли, даже карманы не проверили на предмет запрещённых предметов. А вдруг я тут шнурками удавлюсь? — Эй, долго вы меня тут держать будете? — крикнул я, но ничьего внимания не привлёк. Кажется, стекло оказалось ещё и звуконепроницаемым. Наверное, так же себя чувствует золотая рыбка в аквариуме — бьётся мордой о стекло, губами шлёпает, а никто её не слышит и даже не смотрит на её потуги привлечь внимание, потому как аквариум — это просто предмет интерьера, а что там рыбка думает, никого не волнует. Люди ходят мимо аквариума, но крайне редко обращают внимание на безмолвные крики рыбки. Вот и ко мне тут никто свой взгляд не обращал. Менты ходили мимо, занимались своими непостижимыми делами, а я значил для них меньше, чем обезьянка в клетке. В обезьянку-то хоть пальцем тычут, я же не удостоился и этого. Кое-как уместившись на жёсткой скамейке, попытался задремать. Всё-таки ночь выдалась трудной, изрядно меня вымотала. Крепко заснуть не удалось, что вполне естественно, и всё же какое-то подобие небытия меня затянуло. Сквозь дрёму я слышал чьи-то шаги, да и понимание того, что лежу я в камере на скамейке, никуда не делось. В то же время виделось, будто бы я снова напился и уснул где-то в парке на лавочке. И так мне дурно от этого делалось, так противно, голова ещё ныла, как колокол, по которому от души вдарили молотом, а ещё мысли о вшитой в мою руку торпеде не покидали. В общём, думал я в этом полусне, что вот-вот сдохну. Я даже не услышал, как открылась дверь в камеру. К тому моменту мы со скамейкой уже успели срастись, а скамейки, как известно, существа не слишком чувствительные. В человеческое обличье меня вернул добрый пинок под зад. И от этого сразу заболела голова — удивительная, однако, связь. — Оглох, что ли? — рявкнул дежурный. — Дознаватель ждёт, а он разлёгся тут. Придерживая голову так, чтобы она не развалилась на части, я сел и даже попытался встать. Тошнота подкатила к горлу, а стены почему-то задрожали. Что за фигня? Я же не пил совсем. По дороге к дознавателю я припомнил удар головой о каменную плитку, и до меня стало доходить, что, похоже, мозги мои подверглись сотрясению. Неприятная, надо заметить штука. Меня пошатывало, и время от времени приходилось цепляться за стенку, чтобы не упасть. Не на держурном же виснуть, в конце-то концов. Наручники на меня надевать не стали. Видимо, посудили, что не настолько я опасен в стенах отдела полиции. Дежурный постучал в кабинет, а затем, распахнув дверь, втолкнул меня в помещение. — Присаживайтесь, — буркнул очень молодой, лет двадцати на вид, дознаватель, не отрывая взгляда от бумаг. И я незамедлительно выполнил указание, потому как ноги могли подвести в любой момент. Дознаватель не спешил с допросом. Он упорно делал вид, что очень занят, а потому постоянно сдвигал брови и поджимал губы. И столько надменности выражало его лицо, будто я сам к нему с прошением пожаловал, а не он меня вызвал. Словно это мне всё было нужно. Отвлекаю, понимаете ли, важных людей от не менее важных дел. Через какое-то время молчание начало меня тяготить. Ну, давай же,допрашивай меня быстрей! Я даже на стуле заёрзал, так мне не терпелось поскорее выложить ему всю подноготную. Кстати, если следователь — это следак, то дознаватель — кто? Дознавак? Я решил, что про себя так и буду его величать — дознавак. Дурацкое слово, которое как нельзя лучше подходит этому напыщенному индюку. — У вас таблетки от головы не найдётся? — решил я нарушить тишину. Тут дознавак поднял на меня взор, полный негодования. Будто он совсем забыл, что я здесь, а теперь он вдруг обнаружил моё присутствие. — Пили? — спросил он. — Я не пью. У меня торпеда зашита. — Почему же тогда у вас болит голова? — они хитро прищурился, словно всё уже обо мне знал. — Потому, что ваши бравые ребята уронили меня головой об асфальт. Мне, между прочим, медицинская помощь требуется. Сотрясение у меня. — Сотрясение мозга? — уточнил он и уставился на меня таким удивлённым взглядом, будто засомневался в наличии этого самого мозга в моей черепной коробке. — Его самого. — Почему вы находились на улице? — спросил дознавак, решив оставить дилемму с мозгом. — Потому что мне нужно было забрать кота. А теперь по вашей милости ещё и собаку искать, — я печально вздохнул, вспомнив об оставшемся на улице Пафнутии. — Зачем вы избавились от чипа? Почему не получили разрешения покидать жилище? Вы понимаете, сколько предписаний нарушили? — Какой ещё чип? Что за чушь? Дознавак вытащил какой-то листок и начал что-то писать. Я уж подумал, что он снова уйдёт в себя и забудет о моём существовании, а я тогда тихонечко выскользну за дверь. Но нет, парень про меня вспомнил довольно быстро: ­— Фамилия, имя, отчество? — Светлицкий Юрий Александрович, — представился я и зачем-то добавил, — кандидат биохимических наук. Однако учёная степень дознавака не впечатлила. Он снова недовольно посмотрел на меня и произнёс: — И как прикажете без чипа вашу личность устанавливать?