— Ну, хорошо, — пожал он плечами. — Тут же нет никого, это старая заброшка. Я все подземелья Москвы знаю. Я не ответил. Если он думает, что тут нет никого, оно и к лучшему. Меньше паниковать будет. Лучше потом расскажу ему, что никакая это не заброшка, а самая настоящая тюрьма. Мы вышли из камеры, и я попросил запереть дверь, как было. Мальчишка засунул два провода в электронный замок, тот пискнул, а затем захлопнулся. — Эти замки простые, достаточно подать пять вольт на управляющую плату, как тот сбрасывает настройки. А потом ввести любой код запирания. Старые замки… — Давай потом, — прервал я его. — Уходить надо. — Ну, ладно. Он довольно уверенно вёл меня по коридорам, пока мы не добрались до помещения с трубами. Явно подвал. И меня самого держали в подвале. А потом оноткрыл люк, похожий на канализационный, только побольше. Мы аккуратно прикрыли за собой вход и поползли вниз, цепляясь за ржавые скобы, вмонтированные в стенку тоннеля. Лаз оказался довольно глубок, мы ползли внутри трубы, сначала вниз, затем проход постепенно стал горизонтальным. Встать в полный тут не получалось, приходилось ползти на четвереньках. Воняло канализацией. Правда, я не сразу это заметил. Успел привыкнуть к вони в камере. Даже не знаю, что хуже: смрад от канализации или собственного дерьма. Но я уже привык ко всему, а потому не жаловался. Мальчишке, кажется, вонь тоже не доставляла беспокойства. Мы ползли довольно долго. Колени с непривычки ныли, но я так рвался на свободу, что продолжал двигаться вперёд стиснув зубы. Наконец, проход стал шире. Мы оказались в более просторном помещении, где получилось встать на ноги и выпрямиться. Правда, не до конца. Мне приходилось сильно сутулиться, чтобы не биться головой о потолок. — Повезло, что дождя нет, — произнёс диггер. — А то бы нам пришлось плыть. Сюда вода через ливнёвку попадает. — Да уж, повезло, — согласился я, вспомнив, что вместо воды теперь с неба льётся водка. Парень достал фонарик и посветил по сторонам. И тут я понял, что не так уж нам и повезло. Мы оказались в замкнутом помещении. Труба, по которой мы ползли, завершалась объёмным карманом без каких-либо намёков на выход. — Тут нет выхода! — вскрикнул я, осознав, что всё было зря. — Тихо! — шикнул на меня пацан. — Коллектор старый, обрушиться может. Просто замечательно. Не хватало ещё, чтоб нас заживо похоронило в этой канализации. Здесь, впрямь, виднелись очень старые кирпичи. Возможно, эти коммуникации были построены ещё в позапрошлом веке. Кирпичи искорёженные и будто бы сдавленные, сплющенные собственной массой. Словно помещение не было изначально округлым, а стало таким под гнётом времени, как будто кто-то вогнал в трубу слишком много воздуха и на конце надулся огромный пузырь, внутри которого мы сейчас и оказались. — Тут лифт есть, — вдруг заявил диггер. И тут я понял, что парень просто псих. Никаким лифтом тут и не пахло. Тут вообще не подразумевалось никаких механизмов. Я истерически взоржал. — Да тихо ты! Вот лифт, — и парень указал на узкую дырку почти у самого потолка. — По нему в метро можно попасть. Но это шкуродёр. Дырка совсем маленькая, узкая. Я не был уверен, что вообще туда влезу, но, как говорится, если голова пролезла, то и остальное протиснется. Собственно, выбора у меня не оставалось. Хотя что там говорили про хорошую американскую тюрьму? Всё лучше, чем задохнуться, застряв в дырке. — Он не совсем вертикальный, под наклоном идёт. — А другого выхода тут нет? — Стал бы я лазать по шкуродёру, если б был другой выход. Я первым полезу. Потом тебя вытяну. Мальчишка ловко подпрыгнул и прямо-таки нырнул головой в дырку. Тут же задёргался всем телом, как змея, и шустро уполз в «лифт». И я понял, что мне конец. Мало того, что моё тело помассивней будет, так я и дёргаться так не умею. — Ну, ты где? — донеслось из дырки. Мне не пришлось прыгать, роста мне вполне хватало, чтобы сунуть голову в дыру. Оттолкнулся ногами, пролез наполовину в дыру, а вот дальше… Я пытался цепляться пальцами за гладкие стенки, но совершенно не мог извернуть плечевые суставы так, чтобы двигаться. Руки почти сразу онемели. Я дёргал ногами, но не мог продвинуться даже на сантиметр. Мне не хватало воздуха, стенки лаза сжимали со всех сторон, не давая сделать вдох. Моим лёгким просто не хватало места, чтобы наполниться. Однажды, ещё в студенческие годы, у меня погибла лабораторная крыса. Она открыла дверцу так, что получилась узкая щель, и попыталась туда протиснуться. Ей удалось просунуть голову вместе с передними лапами, но дальше цепляться оказалось не за что. Крыска просто задохнулась, застряв в щели. Решётка сдавила ей грудную клетку, и она не могла вдохнуть. Я тогда тяжело это переживал. Конечно, можно подумать, что подопытные крысы — это расходный материал, мы, учёные, их под нож пускаем и опыты ставим, но на самом деле всё совсем не так. Да, крысы подвергаются опытам, но никто не хочет их гибели. Я этого никогда не хотел. Даже когда испытываемое вещество действовало во вред крыске, я старался её спасти и в большинстве случаев это удавалось. И каждая смерть животного для меня была трагедией. Я вообще люблю животных. Наверное, даже больше, чем людей. А теперь я чувствовал себя застрявшей крысой. Ни вперёд, ни назад. Я застрял капитально. А, главное, впереди маячил свет фонаря, и до выхода оставалось совсем чуть-чуть, мне бы лишь подтянуть себя, но куда там. Я только жадно хватал воздух и дёргал ногами. — Держись, бомж! — крикнул диггер. Парень зажал фонарик зубами и пополз мне навстречу. Я видел его руку, он пытался ухватить меня за запястья, но я с перепугу цеплялся не за него, а за гладкие стенки лаза, царапал ногтями, пытаясь сдвинуть себя с месте. — Я не пролезу, — едва выговорил я. — Застрял! — Слушай меня внимательно, ты должен успокоиться и выдохнуть. Полностью выпустить воздух. Ты не такой уж толстый, должен пролезть. Выдохнуть. Легко ему сказать, когда я и вдохнуть-то не могу. Этот тоннель стиснул меня со всех сторон так, будто намеревался раздавить. Я бы и рад выдохнуть, да не могу! И тут до меня дошло. Я, в самом деле, идиот. Паника меня захлестнула с головой, и я забыл, как дышать. Нужно не только вдыхать, но и выдыхать. Мне не нужно пыжиться и раздуваться, как рыба фугу. Надо делать всё наоборот. И я выдохнул. Выпустил весь воздух настолько, насколько смог. Так, чтоб лёгкие сжались. И вдруг почувствовал, что вываливаюсь из лаза. — Тяни, — прохрипел я и вцепился в руки диггера. Парень резко дёрнул на себя. В его тощих руках оказалось куда больше силы, чем мне казалось. Я смог продвинуться вперёд. Теперь уже даже мог помогать коленями, толкать себя вперёд. Вот только от недостатка кислорода уже в глазах темнело. И я снова вдохнул. И опять застрял. — Нет, бомж, так мы не выберемся, — произнёс он и вдруг отпустил мои руки. — Стой! Не бросай меня! Но он уже уполз. Вот теперь я понял, что точно умру. Даже если не задохнусь, то буду медленно и мучительно умирать от голода. Хотя нет, от жажды умру раньше. Меня и в тюрьме почти не поили, сколько я протяну? Два три, не больше. Уж лучше б мне задохнуться… Однако вскоре я вновь увидел свет фонаря. Парень вернулся с верёвкой. Он обвязал мои руки на уровне локтей и снова пополз обратно. — Без этого тебя не вытяну. Ты слишком тяжёлый. Как только скажу — выдыхай. Я кивнул, снова хватая ртом воздух. Зато хоть обратно не вываливался. — Выдыхай! — крикнул, наконец, диггер. Пришлось снова сдуться. Воздух, кажется, теперь со свистом выходил из лёгких. Я чувствовал себя воздушным шариком, который, как в известном мультике, входи и выходит. Только я пока что не выходил. Парень дёрнул с такой силой, что я снова хватанул воздух от резкой боли. Мне показалось, он мне руки выдернет. Благо, что сообразил я быстро. Снова выдохнул, попытался сжаться в комок, маленький, узкий комок, который может проскочить через этот лаз. И вдруг почувствовал, что двигаюсь вперёд. Несколько рывков, и моя голова показалась снаружи. Я тут же вцепился в край лаза, чтобы не соскользнуть обратно. Диггер ослабил верёвку, которая теперь только мешала. Так же я заметил, что другой пропущен через скобу в стене. Так вот, оказывается, как он меня вытянул. Парень быстро снял с меня верёвку, а дальше я уже смог выползти сам. Первое, что я увидел в новом подземелье, так это рельсы. Мы оказались на путях метрополитена, и рельсы будто бы уходили в бесконечность по обе стороны. Ну, хоть идущего навстречу поезда нет — и то благо. Я дышал глубоко и тяжело. Затхлый воздух подземелья теперь казался самым приятным ароматом. Диггер тоже тяжело дышал, сматывая верёвку. Видно, что вытягивание меня далось ему нелегко. — Ну, бомж, тяжёлый ты, как танк. — Вообще-то, я не бомж, — решил сразу прояснить этот вопрос. — Да? — диггер удивлённо посмотрел на меня, подсвечивая фонариком. — А кто тогда? — Вообще-то, я учёный. — О, я тоже учёный! — вдруг заявил мальчишка. — Ну, в некоторой области. — А говорил, что диггер. — Так одно другому не мешает. У меня вообще много увлечений. — И в какой же области ты учёный? — поинтересовался я. — Где учился? — Я свободный учёный, — гордо заявил он. — Как Ломоносов, самоучка. И всеми науками разом занимаюсь. — Понятно, — выдохнул я. — Ломоносов, кстати, высшее образование всё-таки имел. Правда, для этого ему пришлось выдавать себя за дворянина. — Да пофиг, — отмахнулся диггер. — Моей науке просто ни один институт не учит. Ты идти уже можешь? А то нам ещё топать и топать до поверхности. Идти я мог. Только руки немного болели от верёвок. И мы двинулись вдоль рельсов. — Ты так и не сказал, в какой области ты учёный? Или это какая-то секретная область? — Можно сказать, что секретная. Я — уфолог. Я не сдержался и засмеялся. Тоже мне, учёный — недопеченный. Уфология — вообще не наука. Ну, хоть не гомеопат. — И как? Много пришельцев поймал? — Достаточно, — невозмутимо ответил диггер. То ли он привык, что над ним смеются, то ли даже не понял, что меня так развеселило. — Ясно всё с тобой, — махнул я рукой. — А я — биохимик. То есть настоящий учёный.