— Вы убили моего ребенка! — Ты же не была беременной. Мы выгоняли из воина недуг. Теперь он не будет мешать ему сражаться. — Мухтар дал мне родить. — Я бы тоже дал, носи ты моего. И позаботился бы о нем. Но твой ублюдок никому не нужен. В том числе тебе. Благодари меня за то, что я тебя избавил от забот. Все, иди отдыхай. Завтра должна быть в полной силе. И она пошла. А что оставалось? Вообще-то Ислам прав. Он избавил ее от забот. Так почему же ей так плохо? Забытая боль потери вернулась. Третий раз в жизни Фима испытала ее, и она оказалась очень острой. Неожиданно… Она потеряла плод, а не любимого человека. У Фимы и чувств к нему не было. Или она все это время ошибалась? Ночью она спала плохо. То и дело подбегала к двери, порываясь бежать. Но останавливала себя. У Ислама бойцы дисциплинированные, на постах не спят, не пьют, траву не курят. Мимо них не проскочишь. Так что утром она была на стрельбище. А в ночь отправилась с другими снайперами на позицию. Через оптический прицел они изучали местность. Обо всем докладывали Фатиме, и она чертила план. Под присмотром доверенного лица Ислама алжирца Али. Но его обдурить дело не хитрое. Отметила фотомастерскую как второй склад с боеприпасами. Все равно не проверишь, окон нет. Духи будут захват делать, так как у них оружия мало, тут-то их и возьмут в кольцо. Начнется серьезный бой. А пока солдаты воюют, она смоется. Теперь Фима ни за кого, только за себя саму. В этих горах она сможет выжить. Тем более ей не мешает ни живот, ни новорожденный. За Фатимой присматривали, и все же ей удавалось находить время для вылазок. В трех километрах от Карагыша стояла древняя башня. От нее мало что осталось. И все же Фима могла в ней укрыться от солнца, ветра. Развести за ее стенами костер. А пока она прятала припасы под разными валунами по пути к башне. Сбегать придется налегке. Золото она уже вшила в широкий пояс, что прятала под одеждой. И не снимала даже на ночь. …А ночью перед боем Фима смогла пробраться в поселок. Она пришла на могилу Ахмед-хана Дури, опустилась перед ней на колени. — Подними руки! — услышала Фима. К счастью, с ней говорили не по-русски. Она подчинилась. — Что ты замыслила? — Ничего. — Обыщи ее! К Фатиме подошел боец. Ощупал. Пояс его заинтересовал. — Это что? — Бандаж. После родов такие носят, чтобы поддерживать живот. — Завтра мы на нее другой наденем, — сказал по-арабски тот, что стоял за спиной. Это был Али. Думал, Фатима не поймет его. Но она знала арабский, пусть и не так хорошо, как пушту. — Посмотри, она ничего не спрятала в землю? Не оставила записи на песке? Нет? Странно. — И, схватив ее за плечо, перешел на пушту: — Зачем ты тут? — Пришла на могилу великого человека. Али склонился над каменной плитой. Прочел имя, даты жизни и смерти. Спросил: — Кто он? — Поэт. — Дура, тебя могли заметить. Стоило рисковать ради истлевших костей? — Сейчас, когда вы притащились за мной, мы рискуем больше. — Она стряхнула с себя его потную руку. — Идите, я следом. — Нет, ты первая, а мы проследим. Спорить было бесполезно. Фатима вернулась в лагерь. А утром она пошла в последний свой бой. * * * Фатима знала, какая участь ей уготована. Ее сделают живой бомбой. Возможно, отправят с белым флагом. Или разденут до белья, заставят поднять руки. Белую девушку с копной соломенных волос примут за пленницу и подпустят. А потом прогремит взрыв. Они делали и так, и эдак. Но пока Фатима полезна. Она бьет без промаха. Ее время еще не пришло. Она стала потихоньку уходить с позиции. Не назад, а вбок. Если укрыться за скалой, в нее не попадут снайперы-моджахеды. А она в них запросто. Снимет троих и уйдет по тропе. Фатима смогла достичь нужного места. Пальнув пару раз по советским солдатам, нырнула за скалу. Только хотела выдохнуть, как почувствовала укол в шею. Это в нее вонзилось острие кинжала. Не глубоко, но кожу продырявило. — Куда собралась? — спросил тот, кто вчера ее ощупывал. С ним рядом стоял парень, которого Фатима обучала стрельбе. В руке его был жилет, в котором вместо бронепластин — взрывчатка. — Просто меняю дислокацию. — Так я тебе и поверил. Сбежать решила? Не выйдет. — А у тебя не выйдет заставить меня надеть это! — Куда ты денешься? — Режь горло. Я лучше умру сейчас. — Нет, позже. И как герой, а не баран. Она по-прежнему хотела жить. Но лучше пусть ее, как барана, зарежут, чем разорвет на мелкие клочки. Фатима зажмурилась. Из одной черноты в другую легче нырнуть. Тут послышался свист. Затем вскрик. Она открыла глаза. Алжирец оседал. Из его груди бил фонтан крови. Но возглас издал не он, а мальчишка-новобранец. Он испугался. Впервые увидел смерть так близко. Бросив жилет, он собрался бежать. Но и его настигла пуля. Она попала в шею. Ничего не понимающая Фатима стала озираться. — Возьми взрывчатку и ползи ко мне, — услышала она знакомый голос. — Хазбула? Ты? Но откуда? Ее покровитель показался из-за валуна. Даже полуслепой он попадал в цель. Но лишь с близкого расстояния. — Последние месяцы я провел в Карагыше. Музей сторожил и ухаживал за могилой Ахмед-хана. — Ты увидел меня ночью? — Скорее почувствовал. В темноте для меня все просто пятна. Но потом я узнал твой голос. И слышал, о чем говорили бойцы. Поэтому на рассвете засел тут. — Почему именно здесь?… — Я тебя учил всему. Ты заняла правильную позицию. А теперь дуй ко мне, я прикрою. Хазбула попал в ближайшего снайпера. Но не убил, ранил, тот находился довольно далеко. Фатима довершила дело. Больше стрелять было не в кого, об остальных позаботились советские солдаты. Они ушли по тропе в сторону башни. Фатима остановилась возле нее. — Надо дальше идти, — сказал ей Хазбула. — Мы можем пока тут спрятаться. — Нет. — Думаешь, будут прочесывать местность? — Башня заминирована русскими. Так что вперед. — Но куда именно? — До советской границы. — Это десятки километров. — Сотня. Если повезет, часть пути проедем. — Ты проведешь меня через границу? — Найду того, кто сделает это. — А сам? — Вернусь в Карагыш. Хочу провести остаток жизни там. — Но если от него ничего не останется после сегодняшнего боя? Исламу обещали подмогу с воздуха. А в части есть зенитки… — На все воля Аллаха, — пожал плечами Хазбула.