Узнал Старик, что Сиэйт может не только превращаться, но даже делаться полупрозрачным – в таком виде он пропускает земную материю сквозь себя. Удобное качество, помогает от пуль. Что Кейфор может входить в эфир и выходить из него не хуже Сиэйта, но, кроме того, способен менять свойства аномалии, преображать мутантов и даже восстанавливать то живое, что умерло, если времени с момента смерти прошло немного. Что никаких занятий, кроме взаимодействий с Зоной, в Доме у детей нет. Их почти ничему не учат, например, читать и писать умеют только Би, и то потому что сами научились. Все, что они знают, берут из мультиков или усваивают со слов ученых, которые изредка рассказывают им что-нибудь человеческое. Старик понимал причину такого отношения. С учетом длительности жизни детей всякая учеба – пустая трата драгоценного времени. – Послушай, а ведь ты вчера и Адама уменьшила? – задал Старик давно волнующий его вопрос. – Где же он теперь? Ты обещала его отпустить. Биту спрыгнула с папочкиных колен и направилась к тому месту, где она вчера кинула в Тасю сияющий шар. Покопалась в пыли и принесла Старику желтый артефакт размером с монету. – Вот! – гордо сказала она. – Увеличим его? – Он ведь там живой? – Ага. Что ему будет? Старик похлопал по карманам в поисках капсулы от вируса. Сделал он это чисто символически: прекрасно знал, что капсул ему Артем не оставил. Значит, прямо здесь восстанавливать Адама ни к чему. Вот обоснуются на новом месте… Старику позарез был нужен «джинн». С каждым днем времени у него все меньше. Значит, нужно поторопиться. Где искать артефакт – он знает. Но как его увидеть? Известно, что он открывается лишь тому, кто не делает мерзости душе Господа. То есть не грешит. Адам пытался найти его, глядя глазами собаки. Что за чушь? Пес хоть и не грешен по людским меркам, но он – не человек. Поэтому ангел и ошибся. Поймал нечто похожее, но не то. А где же ему, Старику, взять невинную, святую душу? Притащить в Зону малого ребенка? Думал он уже об этом. А лучше ли ребенок собаки? К тому же дети с малолетства врут, а это входит в число «мерзостей». Значит, может не получиться. Нет у Старика времени и нет права на ошибку. Тася рассказывала, другие люди, что искали «джинн», таскали с собой священника. Вот что ему нужно. Священник, но не простой, а очень хороший. Истинный. Где такого найти и как доставить в Зону? Старые связи использовать страшно – он в розыске, и сумму за него дают немалую. Всю ночь мозговал Старик и решил идти к Паромщику. Дети ему сколько угодно артефактов создадут, любую услугу окажут. В десять раз больше выкупа заработает жадный Паромщик. И отказаться побоится – с детской-то силой, да направленной туда, куда укажет Старик. Нет, Паромщик выполнит все его условия и внакладе не останется. Вот он-то и доставит священника. Но когда после завтрака и беседы с Биту он позвал детей за собой в сторону Северного речного вокзала, девочка заупрямилась. – Ты пойдешь с нами искать Бивана, – безапелляционно заявила она. – Вот найдем его, тогда я тебя отпущу к твоему Паромщику. Это стало для Старика неожиданностью. Вроде бы совсем недавно она была не против уютного места с чистыми кроватками и заплетенными косичками. Но вспомнила друга и передумала. Старик пожал плечами. – Как хочешь. Я пойду с тобой куда скажешь, принцесса. Где собираешься его искать? – На мертвых болотах, – ответила Биту, внимательно наблюдая за реакцией папочки. Старик вздохнул. – Почему там? – спросил он. – А почему бы и нет? – вызывающе ответила девочка. – Я бы спросил у Паромщика, видел ли он твоего друга. Он всю Зону знает как свои пять пальцев. У него везде люди… – Про мертвые болота он не знает ничего. Потому что люди туда не ходят. А мы пойдем! – крикнула девочка, разозлившись. – И ты пойдешь с нами. Она угрожающе топнула ногой. Старик опешил. – Хорошо, не сердись, – мягко сказал он, разводя руками. – Раз ты считаешь, что Биван на болотах, – поищем его там. Почему бы и нет… Глава 13 Человек вошел очень тихо, чтобы не побеспокоить пленницу. Поставил на стол поднос с едой. Собрал вчерашние тарелки, ни разу не звякнув, и вышел, не поднимая глаз. Зря старался – Ирина все равно уже не спала. Первые дни в Доме ей все было безразлично. Просто смотрела в одну точку в тупой, отрешенной полудреме, не испытывая ни страха, ни отчаяния, ни боли. Воля ее была подавлена, голова словно набита ватой. Но сегодня ночью приснилась мама. Ирина проснулась в слезах. Чувства вернулись, а вместе с ними и способность думать. Как она оказалась здесь? Последнее, что помнила, – они с Адамом и Тасей в Григорьевском храме, недалеко от Третьяковки. Адам любит ее, они проводят ночи вместе. Тася исходит от ревности, но терпит. Они собираются спасти Юлю, Пита и Михея из Дома. Для этого у них уже есть «спидстер» и «джинн», но Адам тянет время. Ирине плохо – сильный токсикоз отбирает все силы. Ангел боится за нее, предлагает оставить «джинн» на тот крайний случай, если она не сможет выносить ребенка. Потом – падение со ступенек, тошнота, мрак. Очнулась на лужайке перед Домом, на руках у Пита. Его слова, что Адам сам отдал ее, что выбрал Тасю, – жгут огнем, туманят мозг ненавистью и бессильным желанием мстить. Нет, нет, нет. Она не должна зацикливаться на этом. Пит мог и обмануть. Хотя раньше за ним такого не водилось… И все-таки что произошло? Сколько она пробыла без сознания? Ирина рассчитала время – оказалось, не больше двенадцати часов. Мог ли Адам разлюбить за такой короткий промежуток? Абсурд. Значит, он обманывал ее все последние дни. Зачем? Чтобы не ранить еще сильнее? Из страха за ее здоровье? Основания достаточные, но ведь она сердцем чувствовала его любовь. И Таська ревновала по-настоящему. Она даже заболела, когда Адам решил отправить ее на Большую землю. Тасю, а не Ирину. Нет, что-то здесь не сходится. Может, это ревнивица Таська наболтала Питу, выдавая желаемое за действительное? Или он все просто придумал? Почему нет – Пит прекрасно понимал, что обе девушки влюблены в ангела, значит, треугольник неизбежен. Сказал, что ангел выбрал другую, чтобы Ирина больше не думала о нем. Ведь она нужна своему научному руководителю для исследований, а ничто так не мешает шевелить мозгами, как влюбленность. Но как Пит мог?! Ведь эти люди – монстры… Неужели ради доступа к необычным экспериментам он предал своих друзей? С другой стороны, сложно сказать, были ли у него друзья в обычном понимании этого слова… Наука – его альфа и омега. Если здесь у него какой-то сверхинтерес – предать он мог кого угодно. Вопрос в том, почему Адам отдал ее сюда, в Дом, где так жестоко убили его сестру? Ирина бесконечно прокручивала факты в голове, но решение не находила. Еще большую путаницу в рассуждения вносило ее прекрасное самочувствие. В Григорьевском храме она умирала от тошноты и боли, а сейчас все в порядке. И ведь ее здесь не лечили – только обследовали. «Беременность протекает нормально», – с нескрываемым удивлением сказал врач. Как нормально?! Почему? Может, Пит убедил Адама, что только в Доме ей смогут оказать необходимую помощь, и тот поверил? Так боялся ее смерти, что позволил запудрить себе мозги, забыв судьбу своей сестры? А для Ирины потеря сознания и кома были кризисом, после которого она пошла на поправку… Какая злая ирония. Как бы там ни было, она не могла простить Адаму его поступок. Отдать ее сюда – хуже, чем убить. Он знал это – и сделал. Пит предал из интереса к науке – это хоть как-то можно понять. А Адам из-за чего? Из-за своего глупого страха? Или чего-то похуже? Теперь Ирина ненавидела ангела так же сильно, как и любила. Как оба чувства уживаются в ее душе одновременно – ей самой было неясно. Но очень хотелось отомстить. Выбраться отсюда назло всем, особенно назло Адаму и этой бройлерной курице Тасе, которой теперь никто не мешает кудахтать вокруг своего ненаглядного. С усмешкой посмотреть ему в глаза. А лучше пустить пулю между глаз. Или в сердце, если оно у него есть. Ирина встала и пошла в душ. Ей больше нечего терять. Гнев и ненависть вытеснили страх. Она приложит все усилия, чтобы выбраться отсюда. И выберется. Любой ценой. * * * Еда принесла облегчение. Правду говорят – сытый волк добрее. Съев котлету с картошкой и выпив компот, она даже могла иронизировать. А если серьезно, Ирина успела кое-что узнать об этом странном месте. Она уселась на кровать, подложив под спину подушки, и задумалась. Итак, Профессор здесь один из главных. Он страшно перепуган вторжением ангела. Из-за этого ее подключали к некоей Сиси, которую Адам якобы взломал. Интересная штуковина. Просканировала Ирину и скачала у нее из головы всю полезную информацию о нападении. Все о «джинне». Все о способностях Адама и самой Ирины. Даже портрет Таси. Профессор поспешил отключить ее, и все-таки девушка за эти несколько минут смогла сама кое-что рассмотреть в Сиси. Ведь во время сеанса разум Ирины был как будто в гостях у другого, более мощного разума. Живого разума. И этот разум полнился эмоциями. Очень странно для искусственного интеллекта. Видимо, не такой уж он и искусственный. И вот что самое странное: этот разум страдал. Да-да, испытывал нечто, похожее на боль. Не на физическую боль, как бывает, если обожжешь палец. Нет, эта боль иного плана. Ирина хорошо знала ее. Так бывает, когда исследуешь что-то, и один твой вывод противоречит другому. Когда дважды два упорно равно пяти. Или трем. А ты знаешь, что должно быть четыре. И не можешь разрешить противоречие. «В этом Доме все страдают, даже искусственный интеллект», – подумала Ирина. Из разговора Пита и Профессора она поняла, что Сиси очень важна для этого места. Это она обеспечивает здесь охрану и безопасность. А раз так, Ирина постарается разобраться в ней. Если получит доступ. Вот и определилось одно из приоритетных направлений ее собственных изысканий: «Как попасть в Сиси?» Этим она и займется. Еще одно занятие – это развитие своих способностей. Профессор сказал, у нее они от ребенка. Хорошо же. Она прекрасно знает, что ее возможности уже сейчас превосходят способности обычного черного ангела. У нее есть время, она может тренироваться. Например, внутреннее зрение. Сейчас она видит на несколько комнат во все стороны. А попробует расширить предел возможностей до нескольких этажей. Пока программа такая, а там посмотрим. * * * Вскоре после завтрака ее посетил Пит. Разговаривал как ни в чем не бывало о всяких пустяках, будто они в своей лаборатории в Долгопрудном: как она себя чувствует, хорошо ли ее кормят… Впрочем, нет. Не как в лаборатории. Никогда раньше ее здоровье и качество питания не были ему интересны. А сейчас он уселся за стол, налил себе чаю и попивает, придирчиво оглядывая ее апартаменты на предмет наличия всего необходимого. Ирина присела за стол и тоже налила себе остывший уже напиток. – Хорошо бы мне сюда электрический чайник, – сказала она не столько Питу, сколько вообще, в пространство. – Тебе принесут, – заверил он. И никаких угрызений совести. Ни раскаяния, ни стыда. Ничего. Сидит, покачивая ногой, смотрит в одну точку, как всегда, когда обдумывает какие-то свои идеи. – Пит, почему ты здесь? – напрямик спросила Ирина. Молчит. Она проследила за его взглядом. Неужели? Смотрит не просто в точку, а в маленькую камеру в стене. Не говорит из-за прослушки? Не может быть. Он ведь подключается к Сиси, а эта сразу распознает «оппозиционные» мысли. – Скоро тебе покажут ролики и проведут беседы о цели этого места, – сказал он ровным голосом. – Ты сможешь все обдумать и оценить сама. У тебя будет наставник. К сожалению, это не я. – Профессор? – Не лично. Ты уже немного знакома с коллективным сознанием, Сиси. Так вот, она в лице Профессора и будет с тобой беседовать. Это обязательная процедура, и я прошу тебя отнестись к ней серьезно. Пит рассказал ей, что Сиси вмещает сознания сотни лидеров Корпорации, одним из которых является Профессор, и, принимая облик наставника, беседует с каждым подопечным, дабы понять его настрой и по возможности снизить уровень недовольства, если таковое присутствует. – То есть я не буду к ней подключаться напрямик? Только беседы? На этот вопрос Пит тоже ответил. Рассказал, что дает подключение к Сиси и что это честь, которой удостаиваются лишь члены команды, такие как он. Принявшие идею Дома и прошедшие проверку. – Как же ты смог?! – восклицание вырвалось у Ирины помимо ее воли. Пит поморщился. – Давай с тобой договоримся, – предложил он. – Оставим этику за скобками. Все вопросы о морали и нравственности ты можешь задать своему наставнику, коим, как я сказал, я не являюсь. А мы с тобой займемся тем же, чем всегда, – наукой. Это гораздо конструктивнее, не так ли? О да. Конечно, конструктивнее. Если честно, несмотря на все негодование и отвращение к Дому, к Питу она этих чувств не испытывала. Он верен сам себе – ему на все начхать, лишь бы что-нибудь исследовать. Таким был всегда. А еще честнее – ей и самой хотелось присоединиться к его работе. Посмотреть в глаза вселенной. Быть увиденной. Почувствовать отрешенную холодность ее взора. Она так соскучилась по этому.