День после Купания в перьях демона, как я втайне его для себя назвала, прошёл, к счастью, без всяких событий. Грейсон, в отличие от меня, постарался ещё заснуть после того, как убрал перья, и, когда мы утром встретились на кухне возле кофе-машины, он не только выглядел вполне выспавшимся, но и был в прекрасном настроении. Я же, напротив, даже после двух чашек эспрессо засыпала на ходу. И никаких причин для хорошего настроения у меня, увы, не было. Для меня нескольких перьев, змей и нерешённой задачи было более чем достаточно. По коже вдруг снова пробежали мурашки, когда Грейсон положил несколько перьев в прозрачный пакет и сунул их в карман куртки. – Надо бы их выбросить в мусорный ящик, – сказала я. – И с чего у тебя такое отвратительно-хорошее настроение? Может, ты знаешь что-то неизвестное мне? – Пока нет. Но каждая улика приближает нас к истине, – ответил Грейсон и многозначительно зашуршал пакетом в своём кармане. Он весело просвистел музыкальную тему из «Шерлока Холмса» и ушёл. Лишь ближе к вечеру я увидела его опять, когда он ненадолго зашёл домой, чтобы взять всё необходимое для тренировки по баскетболу. Он так спешил, что успел только бросить на ходу: – Ты удивишься тому, что я нашёл. – И загадочно улыбнулся. Я очень надеялась, что это что-нибудь про змей. Из всех необъяснённых загадок это была самая мрачная. Артур всё ещё лежал в клинике, но, как стало известно в хорошо информированных кругах (Леди Тайна!), его сегодня должны были выписать. Хотя директриса Кук и уверяла, что в школе нет никаких змей, я видела, как многие ученики медлят, открывая свои шкафчики. Эмили даже принесла перцовый баллончик. Увидев меня, она скривилась: – Не знаю, что хуже: ядовитая змея в шкафчике или очковая змея, которая тупо уставилась на тебя. – Она направила на меня свой спрей: – Хочешь? – А может, ты хочешь, чтобы тебе сломали руку? – сказала я. – А-а, знаю, ты владеешь карате. – Она закатила глаза. – Но не бойся, я не люблю разрешать конфликты силой, у меня достаточно высокий интеллектуальный уровень. – Кунг-фу, – поправила я. – А какие между нами конфликты? У нас нет никаких конфликтов. Если не считать того, что нам друг на друга наплевать. Ты, кстати, выглядишь усталой. Видела последнее время плохие сны? Я знала, что говорила: у самой под глазами были тёмные круги, как эспрессо, который, к сожалению, меня не взбодрил. Но Эмили мои слова проглотила. – Валерьянка помогает, – добавила я быстро. – И надо ко всему относиться проще. Теперь мне показалось, что Эмили готова отступить от своих правил и всё-таки разрешить конфликт силой. – Я очень сочувствую Флоранс, которая вынуждена жить под одной крышей с тобой! – прошипела она, захлопнула дверцу своего шкафчика и ушла. Жалко, мне как раз хотелось спросить, удаётся ли ей во сне решать задачки. Несмотря на чудовищную усталость, я выдержала в школе весь день, может быть, потому, что там не было Артура: нельзя без конца бояться, что кто-то по приказу превратится в зомби и столкнёт тебя с лестницы. Но и после школы не удалось расслабиться, потому что на улице я увидела Матта. Он в своём спортивном автомобиле проскочил мимо меня, помахав рукой и улыбнувшись. Я вспомнила, что перья и змеи не единственная моя проблема. В последнее время я не могла избавиться от истории с Расмусом, даже ясный свет дня и мигание задних фонарей машины Матта никак не могли её вытеснить из моей головы, как вчера ночью в коридоре. Может, потому, что Генри тут не было, некому было отвлечь меня поцелуями. Всего через четыре дня начинались весенние каникулы, и у меня сводило желудок, когда я начинала думать, как Генри будет разочарован моей ложью. Никто не любит, когда его обманывают, тем более собственная подруга. И как ему объяснить, почему я просто не сказала ему правду, если он не сумел понять сам? Да, может, Генри чувствовал своё превосходство, считая меня девственницей? Наверно, потому то и дело смотрел на меня сочувственно и шутливо. Но что бы он почувствовал, узнав, что я всего лишь страдающая комплексом неполноценности бедняга, которой понадобилось сочинить бывшего друга, этого я не могла себе даже представить. Пожалуй, Мия была права, когда говорила, что от любви глупеют. И плохо, когда с возрастом не становится лучше. Я хорошо это видела на примере мамы и Лотти. Правда, мама после знакомства с Эрнестом весьма продвинулась, но эта напыщенная свадьба подходила под категорию вещей, которые ненавидят, но все равно делают из любви. Вполне ли понятно, зачем понадобилось это событие, придуманное Рысей и Паскалем (хранителем пресловуто-знаменитого свадебного списка)? Если этого не понять, ни в чём нельзя быть уверенным. Мама была способна вытворить что-нибудь совершенно невозможное, и в своих худших фантазиях я видела, как Эрнест стоит в заполненной церкви возле украшенного цветами алтаря, а в это время мама в наряде невесты гонит нас через весь Хитроу, чтобы успеть на ближайший рейс до Сиднея или Аддис-Абебы… Или где там мы ещё не бывали? А Лотти… Лотти было совсем не узнать. Хотя она в конце концов всё же пошла с Чарльзом на концерт, его изменившееся поведение, похоже, не произвело на неё впечатления. Напротив, как раз в субботу утром она поехала с Паскалем в Саффолк, в дом, где должна была состояться свадьба. И, поскольку мама и Эрнест от этого мероприятия устранились (объяснив, что они вполне доверяют способностям Лотти), с этим было так же, как с датой, Паскаль приветствовал Лотти поцелуем и проводил до шикарного кабриолета «мерседес», а там галантно открыл перед ней дверцу. Чарльз, собиравшийся в субботу вечером нанести ей внезапный визит (с цветами!), не знал ни о поцелуе, ни об открытой дверце, но всё-таки он был в бешенстве, узнав, кто сопровождал Лотти. Пока он её ждал (это было очень долго, потому что свадебный список Паскаля, говорят, завершался осмотром места в романтическом вечернем свете), мне было немного жаль Чарльза. Мама, правда, угостила его красным вином, но это дела не поправило. Сначала он стал ругать французов, которые не оправдывают своей репутации, хотя известны своим бессовестным обращением с женщинами, и что им нечего гордиться своими волосами, ведь это вопрос генетики, а с возрастом, как известно, у них слабеет потенция, тогда и начинаются проблемы. А ещё он сказал, что французы известны своим неосторожным, самоуверенным стилем езды, и надо бы связаться с Лотти по мобильнику, чтобы убедиться, не случилось ли с ней чего. Под конец он дошёл до утверждения, что все французы – потенциальные убийцы женщин и с нашей стороны было крайне легкомысленно разрешить Лотти уехать с чужим человеком. А потом он лишь повесил печально голову и стал бормотать всякую всячину вроде того, что «против французского акцента и диплома специалиста пускать мыльные пузыри обычный британский зубной врач бессилен», и «кто опаздывает, того жизнь наказывает». Но всё-таки было похоже, что он принял близко к сердцу совет Флоранс бороться за Лотти, потому что, когда она вернулась домой в полном порядке и явно в неплохом настроении, он, к нашему удивлению, широко, спокойно улыбнулся и сказал, что она выглядит просто прекрасно (благодаря румяным щекам и блестящим глазам). И спросил, есть ли у неё настроение пойти с ним в среду на премьеру фильма? Знаменитый исполнитель второстепенных ролей мог бы оценить новую сияющую улыбку Чарльза. Лотти приняла приглашение с беспечной улыбкой. Мы с Мией только ей удивлялись. Это была совершенно новая Лотти, такой мы прежде не знали, и эта новая Лотти напоминала женщину-вамп с мужчиной в каждой руке. Она очень нам нравилась! Единственной проблемой для неё было то, что нечего надеть на премьеру. «Мужчины не хотят никаких перемен», – объяснила она нам, когда мы вместе с Флоранс, как обычно, после полудня собрались на кухне и сидели за столом, намазывая лепёшки взбитыми сливками. – Если им показать, как они нам нравятся, они безнадёжно расслабляются. Никогда нельзя подносить им своё сердце на серебряном подносе. – Совершенно верно, – подтвердила Флоранс. – Известное дело, мужчинам всегда нужен спортивный вызов. Если они добиваются тебя слишком легко, они тут же теряют интерес. – Если я напишу Гилу Уолкеру, сталкеру, любовные стихи, он, что ли, оставит меня в покое? – спросила Мия. – Нет, этот нет, – сказала я. – И не слушай Флоранс и Лотти, они сейчас немного э-э… разочарованы. Так просто с мужчинами не получается. – Во всяком случае, не со всеми, – тотчас откликнулась Лотти (на миг став опять прежней Лотти). А Флоранс лишь фыркнула: – Ты можешь и дальше утешаться романтикой, Мия! Мия – романтикой! Это было так забавно, что мы все разразились смехом, а Мия чуть не подавилась лепёшкой. Справившись с ней, она заявила: – Чарльз или Паскаль – мне всё равно, кого из них ты в конечном счёте предпочтёшь. Главное, ты останешься с нами в Лондоне. Но тут Лотти возразила вполне серьёзно: – В любом случае я вернусь в Германию, милая. Мне пора стать на ноги, независимо от вас и от какого бы то ни было мужчины. – Но это ты можешь и здесь, – жалобно сказала Мия. – Для этого не нужно никуда уезжать! Лотти вздохнула. – В Оберсдорфе у меня впервые есть работа, которая позволит мне держаться на плаву. Не знаю, останусь ли я там навсегда. Но для начала попробую там утвердиться. – Она протянула мармелад Мии, которая смотрела на неё, печально выпятив нижнюю губу. – Там очень мило. Горы, коровы, озёра – вам понравится, когда вы меня там навестите. И не так это далеко, и я пока ещё здесь, – добавила она. – Я каждый день буду делать самое лучшее! – Правильная установка, – поддержала Флоранс. Лотти засияла. – Конечно, времена меняются, и мы с ними, – сказала она убеждённо. Флоранс посмотрела на Лотти, склонив голову. – Моё зелёное платье тебе подойдёт. Ты решила пойти на эту премьеру? Мы с Мией переглянулись. Времена, в самом деле, меняются, если Флоранс с Лотти стали подружками и одалживают одна другой платья. Остаётся спросить себя: чего ждать дальше? Я слишком устала, чтобы долго рассуждать на эту тему. И вместо того чтобы вечером дожидаться Грейсона, как уже было собиралась, решила пораньше лечь в постель. Хотя по всегдашней ужасной привычке ещё напоминала себе разные банальности, вроде этой: «Привязать к телу „Отель „Нью-Хэмпшир““, закрепить зажимами, прежде чем у меня закроются глаза». Моей последней ясной мыслью было, что Анабель и Генри наверняка ещё долго не лягут спать. Может, тогда я смогу незаметно пробраться к двери Матта. Просто так. Посмотреть, что будет потом. Но как бывало часто, когда удалось заснуть, я сначала погрузилась в глубокий сон, и, когда начались сновидения, я тут же заметила, что что-то не то. Моей зелёной двери с ящерицей не было видно. Вместо неё справа от меня из песка поднимались сваи античного моста, который уходил далеко в озеро, а за спиной появилась стена набережной, рядом скалы, замыкавшие бухту, а дальше видны были деревья и дома. Пейзаж был мне очень знаком: часть небольшого, озарённого солнцем пляжа, на который мы с Генри попали прошлой ночью. Именно здесь мы стояли и смотрели на море, когда меня разбудил шум в коридоре. Без всякого сомнения, это был сон покойной Мюриель Ханикатт, и я не могла понять, почему оказалась здесь. Я уже не раз просыпалась, оказавшись в чужом сне, но, заснув потом опять, попадала в свой собственный сон. До сих пор было так. То, что я оказалась в чужом сне, да ещё во сне покойницы, меня встревожило, но я и ожидала чего-то плохого. Отсюда не было пути. Это понимание пришло ко мне через час, когда я в изнеможении упала на песок. Дверь в коридор, через которую мы с Генри попали сюда, бесследно исчезла. Вчера она была вписана в стену набережной, теперь её не было нигде, как отчаянно я её ни искала. Весь этот час я пробовала сделать всё, что мне приходило на ум. Я бегала в разные стороны, с разной скоростью, чтобы через несколько метров оказаться на том же месте, с которого начинала бег. Я превращалась в чайку, я плыла по морю, я бросала камни, и я громко звала на помощь. Волны так же вяло плескались на песке, пока я не перестала слышать их шум и крики чаек. Солнце тоже ни на сантиметр не опустилось. Время, казалось, застыло, а дверь как исчезла, так и не появлялась. Медленно, но без сомнений становилось понятно, что я здесь заключена. Заключена во сне женщины, которая умерла лет сорок назад. Я растянулась на песке и беспомощно смотрела на небо. Чтобы выбраться отсюда, я могла использовать только один способ – проснуться. Что, к счастью, довольно легко удалось. Я сидела на своей кровати, чувство благодарности переполняло меня. Ведь я уже всячески представляла себе, как останусь навсегда в закатном сне Мюриель. Под ногами только песок, единственное общество – чайки. Долго этого никто бы не выдержал. Я встала и пошла в туалет. На обратном пути я проверяла, всё ли в доме спокойно. Все, включая кота, мирно спали, я выпустила Спота из комнаты, спокойно вернулась в постель и почти тут же уснула. Лишь для того, чтобы снова очутиться на пляже Мюриель. На этот раз я и не пробовала искать дверь. Я сразу опустилась на песок, обняла колени и попыталась оставаться спокойной. Этот бесконечный закат солнца уже не казался мне мирным и спокойным, он действовал угнетающе. Я никогда не думала, что мне будет так не хватать коридора со всеми его опасностями. Почему я не разбудила Грейсона, когда заглядывала в его комнату? Не хотелось этого делать, потому что он так мирно лежал на своей подушке, щекой на руке, но сейчас я сердилась на себя за это. Я никому не должна была говорить, что застряла здесь. Лучше всего было бы ещё раз проснуться… – Вот ты где! – сказал кто-то за моей спиной. Я так испугалась, услышав в тишине голос, что стукнулась подбородком о колени. Это был Генри, он широко улыбался мне. – Извини, что я пришёл только что. – Он взял меня за руку, помогая подняться. Никогда ещё его присутствие не делало меня такой счастливой.