– Я лишь говорю, что для многих лучше ещё до свадьбы понять, что они не подходят друг к другу, – только и сказал он, прежде чем обратился к «пресловуто-знаменитому свадебному перечню де Гобино». Если этот пресловутый перечень и был чем-то знаменит, то больше всего запредельной скукой, это уже было ясно. Интонация Паскаля, несмотря на очаровательную улыбку и акцент, действовала убаюкивающе, а он явно собирался зачитать всё, что значилось в списке, лежавшем перед ним на столе, где перечислялись две тысячи разновидностей салфеток со всего мира, объяснялось, для чего нужны луковички в четырёхугольных стеклянных вазах – всё, вплоть до оптимальной высоты зачёхленных столиков. Поскольку я не могла вызвать в себе никакого интереса к качеству разных конвертов, то поступила так, как делала, когда мне на уроках становилось скучно, – изобразила на лице интерес и позволила мыслям свободно парить. Это не могло компенсировать недосып, но продлевало состояние глубокой расслабленности, что всё же лучше, чем ничего. И никого не сердило. Временами до меня доходили отдельные слова, например: «препринт», «розы флорибунда», «расположение мест» и «миндальный мусс», но они без проблем становились частью моего дремотного состояния. «Миндальный мусс», например, я могла обнаружить этой ночью в веществе своего мозга, после того как Генри оставил меня одну во сне миссис Ханикатт и я, вместо того чтобы проснуться, рискнула ещё раз выйти в коридор. И если меня прежде пугала всепоглощающая темнота, теперь появилось нечто, пугавшее меня ещё больше, – весенние каникулы. Обычно во время каникул мы с Мией навещали нашего отца, но как раз теперь мы должны были оставаться дома, потому что папе пришлось разъезжать по делам и он жил в разных отелях на пути между Цюрихом и Штутгартом. (Правда, в мае он на несколько дней собирался заехать в Лондон, вроде бы ради нас, но, думается, ещё и для того, чтобы посмотреть на жениха, которого выбрала мама). Коридор был совсем тихим, слышны были только мои шаги. Кому бы ни нужна была эта тьма, тот, наверно, тоже проснулся. А может, этого кого-то вообще не существовало, были только мои собственные страхи, которые здесь оживали, и мои мрачные мысли. Но мысли уже не были мрачными, они лишь странно сцеплялись, определяя для меня направление. Взгляд скользил по дверям, и одна из них оказалась той, что я и ожидала увидеть, – красная дверь Матта. Наверно, было уже раннее утро. Возможно, я уже не спала, у меня ведь был надёжный будильник, который звался «младшая сестра». Мия тоже не могла в конце недели спать долго и, сколько я помню, каждое воскресное утро забиралась ко мне в кровать. Я смотрела на дверь Матта и говорила себе, что в любой момент это может случиться. Конечно, это была плохая идея, но лучшей не пришло в голову. До весенних каникул оставалось меньше трёх недель, и Матт… Матт мог для меня симулировать полёт. Я скользнула взглядом по коридору. Никого не было видно, я была одна. Ещё можно было вернуться, но этого я не сделала. Я глубоко вдохнула, повернула дверную ручку и открыла дверь Матта… – Любовь – не то, что мы ожидаем, но то, что есть, – сказал вдруг Паскаль, и я с надеждой вскинула голову. Пропустила что-то важное? Может, всё уже позади? Нет, похоже, что список свадебного распорядка ещё не пролистан даже до середины. Я обвела всех взглядом. Рыся, мама и Лотти, казалось, единственные продолжали с подлинным интересом слушать Паскаля, остальные в мыслях бродили где-то далеко, так же, как и я. Флоранс тайком возилась под столом со своим телефоном. Эрнест держал руку мамы и изображал улыбку, но взгляд его был направлен в пустоту. Мия строила на своей тарелке башенки из хлеба, а Грейсон компенсировал едой зевотную скуку. Он уже поглотил массу яичницы с тостами и почти половину черничного торта Лотти. Увидев мою усмешку, он не усмехнулся в ответ, просто закатил глаза. Чарльз сидел полузакрыв глаза, его подбородок опускался всё ниже, но каждый раз, когда его голова почти касалась тарелки, взгляд его замечал Лотти, и он выпрямлялся снова. Лотти выглядела особенно прелестно в своей облегающей зеленоватой вязаной кофте, которая как нельзя лучше подходила к её каштановым локонам, собранным в пучок на затылке. Возможно, мне это лишь казалось, но Паскаль чаще всего посылал улыбки в её сторону. – Над цветочными корзинами я уже несколько лет работаю с одной садовницей. Утром в день свадьбы можно сорвать самые свежие биоголовки, так чтобы они были согласованы между собой в цвете. Его монотонный голос действовал, право же, гипнотически. Возможно, потому его никто и не прерывал, чтобы спросить, сколько вообще это удовольствие будет стоить. Цветочные биоголовки – боже правый! Добрый старый рис тоже пригодится. А кто будет разбрасывать цветы? Но я остерегалась задать малейший вопрос. Это лишь без надобности отдалило бы окончание завтрака. Казалось, мы сидим за столом уже целый день, но было всего одиннадцать. Проснулась ли уже Персефона? Написала ли о ней Леди Тайна в своём блоге? Наверняка. Надо будет ей позвонить, когда здесь всё кончится. Есть надежда, что она и без меня пришла в себя. И, конечно же, мечтала о том, чтобы повернуть время назад и сделать так, чтобы вчерашнего вечера не существовало. Насчёт «не существовало». Мои мысли вернулись к красной двери снов Матта. Может, надо было позаботиться об отступлении, если что-то не получится. Большинство людей заботятся о защите своих дверей, но к некоторым в сон попасть очень просто. Как к Матту. Переступив порог, я оказалась в фойе громадного современного здания со сплошным стеклом и гигантскими стальными конструкциями. Справа и слева люди спешили мимо меня к широким эскалаторам, все выглядели очень занятыми. Мне стало легче оттого, что я попала в сравнительно нормальный сон, ведь никогда не знаешь, что людям снится, особенно в ранние утренние часы они бывают не совсем нормальными, во всяком случае, у меня так. Понадобилось несколько секунд, чтобы обнаружить Матта. Дело в том, что он был в таком же тёмно-синем костюме, как и большинство других, так что совсем не выделялся. Он стоял перед электронным турникетом, закрывавшим путь наверх, и говорил с женщиной, сидевшей за конторкой. Оба флиртовали друг с другом. Мне уже была знакома эта манера: Матт облокотился о конторку и улыбался. Женщина кокетливо откинула волосы назад, и, когда я подошла ближе, смогла увидеть, что верхние пуговицы на её деловой блузке «случайно» расстёгнуты и она наклонялась так, чтобы Матт мог заглянуть ей в вырез. Что он старательно и делал. О’кей. Такой, значит, сон. В любом случае это отвечало моим намерениям. Куда лучше, чем бред, который иной раз снится Матту, когда его на пустой автостоянке преследовал маньяк, или за ним в джунглях гонялись каннибалы, или когда ему снилось, что он ещё маленький мальчик и с бабушкой идёт гулять в парк. Нет, тут было всё как надо. Надо только избавиться от женщины за стойкой. И от собственных комплексов. Последнее удалось лучше, чем я предполагала. Я просто вообразила себя секретным агентом, выполняющим задание – соблазнить Матта. Это был своего рода театр импровизации, но гораздо лучше, потому что остальные участники завтра утром ничего об этом не будут знать. Тайный агент Зильбер позаботилась о наряде, по возможности схожем с нарядом женщины за стойкой, – подчеркивающий фигуру синий костюм, к нему синие туфли на каблуках, в которых в настоящей жизни я бы не сделала и двух шагов, не споткнувшись. Волосам я позволила, как и у этой женщины, лежать у меня на плечах, даже губная помада была такого же цвета, как у неё, – что-то среднее между розовым и тёмно-красным (Персефона, конечно же, сразу бы сказала, как он называется). Потом я надела очки (потому что Матт до сих пор видел меня только в очках и без них мог не узнать) и облокотилась на стойку, балансируя перед собой стопкой документов. Этой стопке я позволила упасть на пол прямо перед Маттом, издав негромкий испуганный крик, когда один упал на его ботинок. – Извините, мне очень жаль, – пробормотала я чуть слышно. Матт наклонился, помогая мне поднять бумаги (очень мило, что и во сне он сохранил хорошие манеры). Женщина за стойкой вдруг постарела на двадцать лет, стали видны её жёлтые зубы и бородавка под левым глазом. Это выглядело довольно противно. – Большое спасибо, – промурлыкала я и одарила Матта взглядом поверх очков. – Очень мило с вашей стороны. – Не стоит, – сказал Матт. И тут опомнился: – Лив? Ты здесь? – Да. – Я изобразила удивление. – Господи! Привет, Матт. Я не узнала тебя в этом костюме. Что ты тут делаешь? Матт выпрямился и положил документы на конторку. Озадаченно бросив взгляд на быстро постаревшую женщину, с которой флиртовал, он повернулся опять ко мне и сказал: – Я тут работаю, у меня бюро на тридцать втором этаже. Ага! Во снах он не был тем плохим студентом, которому пришлось возвращаться к родителям. – Мистер Дэвенпорт скоро станет партнёром компании «Стронг и Джеймсон», – сказала женщина. – Самый юный партнёр в истории компании. Ха-ха-ха! Во сне можно увидеть всякое. – О-о, вау! – Я постаралась изобразить неподдельное восхищение. – Оттуда сверху всё хорошо видно. Я прохожу практику в управлении (Господи, сделай так, чтоб здесь было управление!) и никогда не поднималась выше двенадцатого этажа. – Ни разу? – Матт улыбнулся сочувственно. – На лифте ты можешь подняться на самый верх, скажешь, что туристка… Вот как? Чёрт побери! – М-м, да, конечно. Сделаю, когда будет время! – Я посмотрела на Матта простодушно. – Вообще я здесь всего третий день. Мой шеф, мистер… э-э… Смит, на беду, очень строг. Он меня уже называл неспособной дурочкой, а всё потому, что печенье, которое я должна подавать ему к кофе, лежало в блюдце не на той стороне. – Вот как… – сказал Матт. Он, похоже, продолжал мне сочувствовать. Я решила поставить его на место. – Думаю, он так кисло настроен, потому что ни на что не способен, когда шлёпает меня по заднице и называет малышкой. – Я убрала с лица волосы. – Хотя я выше его. Мне кажется, он лет на двести старше меня и у него плохо пахнет изо рта. – Да, это противно! – Матт возмущённо покачал головой. – И явно склонен к сексуальным домогательствам. Не думая о том, что ты ещё малолетняя. Ещё ребёнок! Ну, это чушь. Насчёт ребёнка мне не понравилось, надо было скорей уточнить. – Мне восемнадцать, – соврала я. Если уж Матт из студента-юриста вырос до партнёра фирмы, я запросто могла прибавить себе два года, это не противоречило логике его снов. – Но мне всё равно не нравится, когда такой жирный тип меня лапает. Я перевела дыхание: не надо было слишком спешить. Хотя вообще-то нам всё это снилось и здесь счёт шёл на секунды. Матт был, казалось, не столько шокирован, сколько заинтересован, и я поспешила продолжить: – Да, знаю. Мне тоже ясно, что это не годится, но не так просто найти человека, который… Я замолкла. Не потому, что надумала что-то, просто у тайного агента Зильбер отказал талант импровизации. Как и в настоящей жизни. – Не могу себе это представить. – Матт говорил шёпотом, глядя сверху вниз. – Ты ведь такая… такая милая девушка. Милая. На языке молодых людей это значило всего лишь «не ощеломляюще красивая». Я была явно не в его вкусе. Но всё-таки тепло улыбнулась. – Спасибо. Но мужчинам, которых я знаю, не нравятся… э-э… неопытные девушки. Ну да, я говорю не о мистере Смите. Тот явно не очень разборчив. Матт молчал. Господи! Не получилось. Наверно, мне надо было немного изменить сценарий. Инсценировать землетрясение. Или чьё-то нападение. В кино это сближает людей. Надо было, наверно, сдаваться. Я украдкой оглянулась на дверь Матта. Она куда-то переместилась, пропала где-то в фойе, но, кроме меня, никто этого, казалось, не замечал. – Мне… мне надо идти, – пробормотала я. Тайный агент Зильбер с задачей не справилась. – К мистеру Смиту. Чтобы уволиться. Я здесь ни дня больше не выдержу. Рада была встретить тебя. Фойе расплылось перед глазами, да ещё ослепило солнце. Внизу подо мной лежал город, и в первый момент я подумала, что сейчас полечу. Но потом поняла, что я смотрю на Лондон из окна очень высокого здания. Дома, крыши, башни, купол собора Святого Павла, блестящая лента Темзы с её мостами. Кто-то сзади положил руку мне на плечо. – Здо́рово, правда? – сказал голос Матта мне в самое ухо, а рука его скользнула вверх, к моей шее. – Здо́рово. – Я затаила дыхание. Было действительно здорово, как быстро Матт сменил в своём сне декорации и как умело его подсознание преодолело трудную планку. Отчасти стало легче оттого, что я всё-таки в его вкусе. Но лишь отчасти. Когда он обнял меня обеими руками и повернул к себе, мне стало не так хорошо. – У шефа там наверху нет такого вида на Лондон, а здесь очень хорошо, – бормотал он мне в ухо. – И я тебе обещаю, что первый раз для тебя будет незабываемым. Он стал целовать мне шею, тоже не так уж хорошо, хотя это было именно то, чего я желала. Элемент тренировки в имитаторе полётов. Нет, совсем ненастоящее. И никто об этом никогда не узнает. Но всё-таки… – Только без поцелуев! – вырвалось у меня. Матт ослабил объятия. – Это как? Ты говоришь, как ребёнок, мечтающий о наркотике. – Ах, да? – На миг я забыла про свою жуткую застенчивость. – Откуда ты знаешь, как говорят дети, мечтающие о наркотиках? – спросила я сердито. – О’кей, – уступил Матт. – Могу тебе сказать, как я представляю себе разговор наркозависимых детей. Без поцелуев, да? Может, и не раздеваясь, и не дотрагиваясь? – Такое возможно? – спросила с надеждой я. Матт закатил глаза: