— «Уполномочил»? — искренне удивился незнакомец. — Об этом не может быть и речи. Просто я так хочу. — Ах вот как! Тогда, конечно, другое дело — продолжайте хотеть и дальше. Любопытно, как далеко зайдете вы в своем желании. — Если вам по нраву валять дурака, то у нас есть средство поумерить вашу прыть. Макш двинулся на грубияна, тяжело ступая и всем видом давая понять, что он не склонен шутить. Подойдя вплотную к незнакомцу, он сказал: — Нашу прыть? Хм, на такого болтуна стоит взглянуть поближе! — Еще не договорив последнего слова, Папперман вдруг схватил пришельца своей железной хваткой под руки, поднял, развернул направо, потом налево, потом встряхнул, так что мне послышался хруст костей нежданного гостя. — Хм! Странно! — продолжал между тем вестмен. — Похоже, вы не настоящий индеец, а только наполовину? Верно? Незнакомец попробовал разозлиться, но тут старый вестмен встряхнул его еще раз со словами: — Никаких грубостей, а тем более оскорблений! Я этого не выношу! Кто является сюда и без приветствия хочет заставить нас подчиниться, тот, во-первых, парень невоспитанный, а во-вторых, идиот! Здесь наше место для лагеря. По закону прерии оно принадлежит нам, пока мы его не покинем. Мы пришли сюда раньше вас. И мы здесь у себя дома! Кто входит в наше жилище, тот должен вежливо поздороваться и представиться. Понятно? А теперь скажите мне перво-наперво ваше имя. Да поторопитесь! Я не шучу и быстро учу уму-разуму таких пташек, как вы. Он все еще крепко держал обескураженного незнакомца обеими руками. — Тогда хоть отпустите! — процедил грубиян сквозь зубы. — Мое имя Оки-Чин-Ча. Среди бледнолицых меня называют Антонием Пэпером. — Антоний Пэпер и Оки-Чин-Ча? Прекрасно! Но вы не чистокровный индеец? — Нет. — Значит, полукровка? — Да, я метис. — Ваша мать была индеанкой? — Да. — Из какого племени? — Сиу. — А ваш отец? — Он пришел с земли обетованной; он армянин. — Жаль, очень жаль. — Почему? — Жаль мне ту обетованную землю, что имела честь породить вас! Армяне здесь, в Америке, обычно торговцы. Вы тоже? — Я банкир! — не без гордости объявил пришелец. — А теперь отпустите меня! И скажите, кто вы. — Придется. Я старый, еще не совсем забытый бродяга прерий, и зовут меня Папперман, Макш Папперман. Понятно? Вообще-то мое занятие — делать грубиянов учтивыми, а глупцам вправлять мозги. Вы не один? Ваши спутники все еще там, за деревьями? — Да. — С вами есть женщины? — Да. — Женщины сиу, которые направляются к горе Виннету? — Да, но откуда вы это знаете? — Это мое дело, а не ваше. Кто те мужчины с ними? — Господа из комитета, со своими слугами и проводниками. — Что это за комитет? — Комитет по строительству памятника одному… — он осекся, как человек, который сболтнул лишнее. — Спросите их сами. Я не уполномочен давать справки о целях комитета. И отпустите меня, наконец! Папперман встряхнул его еще раз и прибавил: — Возвращайтесь и скажите им, кто я такой. Особенно дамам. Думаю, что среди них найдутся те, кто не откажется поприветствовать меня здесь. Господин Антоний Пэпер снова продрейфовал по поляне, пока не скрылся за деревьями. Его индейское имя, Оки-Чин-Ча, на языке сиу означает «Девушка». Наверное, он, с детства не отличался мужскими качествами. Это был казначей комитета по строительству памятника Виннету. Напомню, что именно его связь с Олд Шурхэндом, о чем я узнал из письма, с самого начала не вызывала у меня большого доверия. Сегодня я видел его в первый раз, и впечатление, могу заверить, осталось неблагоприятное. Душенька считала так же. — Метис! — воскликнула она. — Тебе не кажется, что полукровки чаще всего почему-то наследуют худшие качества своих родителей? — Да, такое случается нередко. Но смотри: идут! Едва метис назвал своим фамилию Паппермана, как мы услышали радостный крик, и тотчас показались фигуры двух женщин, спешивших к нам. Одна, естественно, была Ашта, которую мы видели на озере Кануби, другая, вероятно, ее мать. Остальные следовали за ними медленно и чинно. Мы поднялись. — Мне совсем худо! — простонал Папперман, опершись о ближайшее дерево. Он не мог оторвать своих добрых глаз от двух приближающихся женщин. Мы сразу поняли, что это мать и дочь — так они были похожи лицом, походкой, фигурами. Да и все сорок индеанок одеты были совершенно одинаково и все носили звезду клана Виннету. Мать с дочерью держались за руки. Первой было почти пятьдесят, но выглядела она прекрасно. — Вот он! — воскликнула дочь, указав на Паппермана. — А там стоит Молодой Орел, о котором я тебе тоже рассказывала. Мать мягко освободилась от руки дочери, на какой-то миг застыла на месте, и тут из ее груди вырвалось: — Да, это он, любимый! Она подошла к Папперману, взяла его за руки, подняла свои прекрасные темные глаза и спросила: — Почему вы исчезли? Почему избегали нас все это время? Отклонять сердечную благодарность — это жестоко! Пожалуйста, дайте мне ваш лоб! Он покорно наклонился. Она притянула к себе его голову и поцеловала в лоб и в обе щеки. И тут старый вестмен не сдержался. Слезы потоком хлынули из его глаз, он отвернулся и поспешил в глубь леса. — Здесь целуются! — услышали мы вдруг неприятный, осуждающий голос. Оказалось, это произнес метис, стоявший позади женщин, среди других мужчин. Взоры всех присутствующих обратились на него. — Зачем он так говорит? — воскликнула Ашта, дочь, нахмурив брови. — Пусть он попросит прощения! В гневе она поспешила к Антонию Пэперу. — Ашта! — окликнула ее мать. — Не прикасайся к нему! Он грязный! Дочь сдержалась и вернулась к матери. Та снова взяла ее за руку и сказала громко, чтобы услышали все: — Идем, мы идем к нашему другу и спасителю. Он в тысячу раз лучше и выше, чем тот, что насмехается над проявлением обычной благодарности! Обе удалились вслед за Папперманом. Мистер Антоний Пэпер, или мистер Оки-Чин-Ча, оказался настолько толстокожим, что все сказанное ни малейшим образом его не задело. Он сделал вид, будто ничего не произошло, и тут же обратился к джентльменам, одетым в индейские одежды, по которым было видно, что о прериях и девственных лесах они только слышали, да и то немного: — Их оратор, к сожалению, удалился, так и не сказав, кто остальные. Но мы это узнаем. Я позабочусь об этом сам! Он направился к нам. — Несчастный! — вздохнула Душенька. — Неужели он хочет поссориться и с тобой? — Как начнет — так и закончит, — улыбнулся я. Ее предположения оправдались. Неугомонный Пэпер действительно обратился ко мне. — Мистер Папперман посчитал за лучшее уйти, — с издевкой начал он, — поэтому теперь я спрашиваю вас. Как вас зовут? — Моя фамилия Бартон, — ответил я. — А леди рядом с вами? — Моя жена. — А джентльмены, что позади вас? — Братья. Мистер Гарриман и мистер Зебулон Энтерсы. Молодого Орла он не заметил, потому что тот отошел в сторону. — Откуда вы едете? — С Востока.