– Пусть так, – пожала плечами девушка. – У меня нет причин жалеть Кобриных: мне они тоже задолжали. – Вам? Что же, позвольте поинтересоваться? – Так… – промолвила молодая княгиня, будто на пару мгновений нырнув мыслями в глубокий и мутный омут воспоминаний, – пару пароходов… Но эта история уже не для ушей щелкоперов, – и она, подняв на своего собеседника снова ставший озорным взгляд, не сдержала лукавой улыбки. – Обожаю ваше общество! – не остался в долгу Крестов. Мы спустились в переднюю, где попрощались с Олимпиадой Андреевной, поспешившей вернуться в собрание вокруг блистательной хозяйки дома. Швейцар помог мне облачиться в мою шубу и с поклоном подал Крестову его цилиндр, трость и дорогое тонкое черное пальто. – Куда же вы теперь, Марк Антонович? – спросил меня Крестов, элегантно завязывая на своей шее лиловый шарф. – К себе в гостиницу или хотите, быть может, навестить кого-то из здешних своих знакомых? – В гостиницу, – ответил я, натягивая на голову шапку. – В Петербурге у меня нет никого, к кому бы я мог отправиться в гости. – А променад не желаете? – Это прогуляться, что ли? – Нет, не только, – надев цилиндр, Крестов взмахнул тростью и бережно взял меня под локоть. – Если вы не пожалеете совсем небольшой суммы, я охотно покажу вам во всей красе ночную жизнь высшего света Северной Пальмиры. Я знаю некоторые тайные дверцы, через которые туда можно проникнуть совершенно беспрепятственно. – Гм… – протянул я. – Да, пожалуй, милостивый государь, это лишнее… – Если вы беспокоитесь о деньгах, то смею вас заверить, что это обойдется вам совсем недорого: всего лишь в рубль серебром! – Немного же за вид потайной изнанки столичного дворянства, – хмыкнул я: билет на поезд от Москвы до Петербурга стоил пять рублей; примерно во столько же мне обошлось бы посещение спектакля или оперы в столичном Императорском театре. – Совсем немного, – согласился Крестов, – однако это наверняка будет любопытно и полезно вам, а также немало поможет мне: я, увы, в последнее время несколько поиздержался… – Вы что же, – удивился я, – промышляете этим? – Есть грех, – кивнул журналист. – Но охотников до такого развлечения находится полно, а я и рад помочь… – Что же это за охотники такие? – Журналисты, как и я, литераторы, художники, порой – философы: все они ищут натуру и вдохновение для своих произведений и размышлений, а там, в чаду кутежа представителей знатнейших родов империи, можно преисполниться самыми разными впечатлениями! Многим оказывается интересно!.. Поверьте, там можно увидеть такое, чего вы больше нигде и никогда не увидите! – Нет, благодарю. Я предпочту воздержаться от подобных променадов. – Вы совершенно в этом уверены? – Совершенно! – Что ж, любезный Марк Антонович, – развел руками Крестов и шагнул к дверям, – как скажете! Впрочем… – Впрочем? – переспросил я. Журналист остановился и обернулся ко мне: – Вы никогда не встречали такого выражения, как «cena libera»? – Нет, не доводилось. А что это значит? – По-латыни «кена либера» значит «свободная трапеза». – Про Тайную вечерю знаю… – начал я. – Нет-нет, – прервал меня Крестов, покачав головой, – это из истории Древнего Рима. Так, друг мой, называли последний ужин гладиаторов и звероборцев. Его устраивали вечером накануне игр. Назавтра большая часть из этих людей прольет свою кровь или даже погибнет на потеху толпе, и потому их хозяева теперь не скупились ни на богатое угощение, ни на дорогие напитки, ибо все это являлось неотъемлемой частью пышного ритуала этого древнего праздника смерти. – Нет, никогда не слыхал о таком, – поежился я. – Даже от одних ваших слов уже немного не по себе… – Значит, вы не знаете и о пикантной особенности такого ужина. – О чем это вы? Крестов хмыкнул: – Гладиаторы совершали свои возлияния отнюдь не в одиночестве: в помещение, где в последний раз ели и пили обреченные на смерть, продавали билеты. За деньги туда мог войти всякий желающий. – Зачем же? – Как зачем? Пощекотать себе нервы, позлорадствовать: мол, я-то завтра точно уйду из амфитеатра живым, а вот эти, что лежат на трапезных ложах и угощаются, бог весть!.. Ну, или же увидеть того или иного бойца поближе, оценить его настрой, крепость его духа и мускулов: ведь на победу или поражение гладиаторов делали ставки и заключали пари, совсем как сегодня это делают с лошадьми на скачках! – Георгий Владимирович, для чего вы мне все это рассказываете? На кого вы хотите ставить ставки? Чей настрой я должен оценить? – А вы не догадываетесь? – Черт возьми… – Марк Антонович, не спешите снова отказываться, ведь вы еще не знаете имени персоны, на которую я хочу предложить вам взглянуть. – И слушать ничего не желаю! – отрезал я. – Вот не ожидал от вас, честное слово… – Князь Кобрин, – не дал мне договорить Крестов, и я осекся. – Как вы сказали?.. – Кобрин, – повторил журналист. – Сам? – Ну, пусть не старший, но… средний! Средний ведь вам тоже подойдет, не правда ли? Совсем небольшая цена, всего пять рублей, и я сведу вас в дом княгини Амалии, где гуляет и развратничает весь петербургский высший свет, и в одном из уютных нумеров этого дома вы сможете встретить обреченно кутящего среднего брата вашего непримиримого соперника. – Почему же обреченно? – Процесс, который вы затеете, не оставит камня на камне от репутации княжеской фамилии, и он это знает… – и Крестов, хихикнув, прикрыл рот перчаткой. – Но мне-то это на кой ляд? – начал я терять терпение от такой настырности Крестова и от характера развлечения, которое он мне так настойчиво предлагал. – Разве нет в том удовольствия, – вполголоса заговорил мне на ухо журналист, – чтобы взглянуть на своего врага, знающего о том, что он обречен на неминуемое и сокрушительное поражение? В его словах было зрелое зерно. Если есть возможность воочию увидеть среднего князя Кобрина, то почему бы ею не воспользоваться?.. Это не может быть лишним. – Надеюсь, это недалеко? – буркнул я. Крестов хитро прищурился: – Что вы, тут все близко!.. С этими словами журналист, взяв под руку, бодро поволок меня к порогу дома княгини Багрушиной, перешагнув который, мы сразу же оказались на пронизывавшем нас до костей колючем снежном ветру. Глава XV Поймав извозчика, мы сели в экипаж. Некоторое время мы молча катились по одной широкой набережной, потом – по другой, затем пресекли просторную многолюдную площадь и проследовали вдоль нескольких оживленных улиц. Народу здесь и впрямь было изрядно, саней и возков на дорогах тоже хватало. Подобную суету я видел только во время моих поездок в Лондон, но и тогда она казалась мне несколько чуждой и непривычной. – Георгий Владимирович, – решил я прервать молчание, – скажите, насколько подобные вояжи выручают вас? – Я прошу действительно немного, – откликнулся Крестов, – но у меня очень небольшие траты. С того момента, как мой досточтимый папенька промотал мое наследство в карты, мне хватает пары комнат во флигеле дома моего приятеля с железной печкой и постелью из соломы. Да-с! – А по вам и не скажешь! – удивился я. – Внешность часто обманчива, – пожал плечами Крестов. – Казалось бы, столько об этом говорят, но все равно упрямо ловятся на эту удочку. Мне еще очень повезло, что я успел получить неплохое образование. Именно оно меня и кормит. – Пишете и преподаете? – Да. Частные уроки и литераторский труд. С переменным успехом, но дело все же идет. Так что за хлеб насущный я не очень беспокоюсь и в целом доволен жизнью, если не касаться отношений с книгоиздателями, чтоб им пусто было… Но меня интересуют в этом деле не только деньги… – А что же еще? – Пагубные пороки общества нужно, необходимо отражать в искусстве. Ослепительная красота и благолепие – лишь часть настоящей жизни, причем далеко не самая важная, а порой она и вовсе оказывается миражом. А есть другая – мерзкая, отталкивающая, гнусная, но, если, подобно врачу, не пытаться вскрыть этот нарыв, он может привести к гангрене на теле государства, и тогда плохо станет всем… Крестов поежился и повыше поднял воротник своего тонкого пальто. – И поэтому ваше дело меня изрядно заинтересовало, – продолжил он. – Я постараюсь подогреть к нему интерес столичных репортеров и редакторов газет, тем более, что, как я слышал, княгиня Багрушина посулила неплохие гонорары за подробное освещение этой темы в прессе. Купечеству есть что предложить, чтобы защитить своих! Единственное, о чем я предупрежу вас: газетная братия – народ ветреный и непостоянный. Она в своих статьях охотно поднимет князя на вилы, но, если вы проиграете, с вами поступят точно так же. И я уже буду бессилен. – Если внимание прессы позволит мне избежать бесконечных бюрократических задержек и очевидной подтасовки фактов, то большего мне и не надо, – ответил я.