– Навсегда. – Я имел в виду, насколько сильно? – Перевернётся с ног на голову. Ты узнаешь много такого, о чём… о чём даже мечтать не мог. И ты… окажешься совершенно в другой жизни. – А в чём подвох? – Можно остаться без головы. И это снова не метафора. – Понятно. – Володя помолчал. – Дед, говоришь? – Дед, – подтвердила Бри. – И сейчас я с тобой абсолютно честна. Я влипла в это благодаря деду. – И не можешь бросить? – Оттуда не уходят. Поправка: теперь не уходят, когда обретённое могущество сладко туманит голову. Теперь уйти невозможно. – Этот мужик… – Мой телохранитель. – Рассказывать о том, что Джузи насквозь ненастоящий, Бри пока не собиралась. – И слуга. – У тебя появились слуги? – Да. Ещё один взгляд на дорогущий внедорожник. – Но ты можешь остаться без головы? – Каждое мгновение. – Не метафора? – Нет. Володя вздохнул: – Почему ты пошла на это? – Потому что моя мама умерла не просто так – идёт война. Я не хотела в ней участвовать, но моя мама умерла, и я решила… – Отомстить? – Сначала, – не стала отрицать девушка. – Но потом я поняла, что должна принять участие в войне. Вместо деда. – Почему должна? – Я могу повлиять на исход, а значит – должна. Чтобы исход получился таким, каким я хочу его видеть. В её голосе Володя слышал много нового. Не только холод, но жёсткость, силу и уверенность в себе. Перед ним стояла далеко не та Марина, которую он знал. Совсем не та. – Эта война… она коснётся меня? – Скорее всего, ты никогда о ней не узнаешь. – То есть она меня не коснётся? – Будет зависеть от того, кто одержит победу. Если я и те, за кем я иду, – в твоей жизни ничего не изменится. – В таком случае – удачи, – улыбнулся парень. – Спасибо. – А я… я, пожалуй, пойду. Если Володя думал, что его примутся останавливать и уговаривать, он крепко ошибся. – Ну и правильно. – Бри кивнула, открыла дверцу и уселась на водительское место. В зеркало посмотрела на Володину спину, но горечи не почувствовала. И ни одной слезинки не проронила – их все она выплакала несколько дней назад, ночью, перед тем как уснуть. Тогда всё и закончилось. * * * Введенское кладбище Москва, улица Госпитальный Вал Расследовать погром на кладбище… В первое мгновение Дориан воспринял приказ так же, как все участники совещания: то ли нелепая шутка, то ли публичное унижение. Но опомнился раньше остальных, сообразив, что не заслуживает ни того, ни другого. А когда Консул сделал то самое добавление, заставившее физиономии центуров изумлённо вытянуться, у Машара отпали последние сомнения: случившееся на кладбище действительно имело важное значение. И после совещания Дориан услышал краткое разъяснение. – Искренне надеюсь, что мои подозрения беспочвенны, – негромко произнёс Консул. Он вернулся за стол, но не на своё место во главе, а уселся напротив центура и вперился в него жёстким, очень серьёзным взглядом. – У меня нет никаких оснований для подозрений, кроме одного – погром случился именно сейчас. – Демонстративно? – понял Машар. – Да. – Бросили вызов? – Полагаю, да. – Несколько по-детски, – прищурился Дориан. – Возможно, мы имеем дело с молодым магом. – Но сильным? – уточнил Машар. – Если он добрался до тех знаний, о которых я думаю, то – да, с очень сильным, – подтвердил Консул. – Против чего придётся работать? – Против легенды. – Руководитель Альянса откинулся на спинку кресла и сложил перед собой пальцы рук. – Против того, чего не существует, и я сейчас не шучу. Если мои опасения подтвердятся, мы столкнёмся с самым неприятным противником из всех возможных, и даже я не очень хорошо представляю, как с ним справиться. – Не силой, – ответил Машар. И увидел вспыхнувшие в глазах Консула огоньки. – Поэтому я отправляю тебя, Дориан, – ты понимаешь, что нужно делать. И разберёшься, что нужно делать. Меня интересует не столько победа – хоть противник и силён, нет сомнений в том, что я с ним справлюсь. Меня интересуют его знания. – Консул помолчал. – Даже так: в первую очередь меня интересует, чтобы до этих знаний не добрался никто больше. И лишь вторая цель – заполучить эти знания. – Они для вас тайна? – Если я прав и речь действительно идёт об определённых исследованиях, то один гений потратил на них около тысячи лет, – рассказал Консул. – Уверен, я смогу повторить его путь и получить такие же результаты, но в данный момент не располагаю большим количеством свободного времени. – Понимаю… – пробормотал Машар. – К тому же я не столь увлечён ими. А чтобы сделать то, что сделано, нужно жить этой идеей. – Могу я спросить, как получилось, что вы не добрались до этих знаний? – Я узнал о них слишком поздно. – Недавно, как я полагаю? – Да, после возвращения. – Консул помолчал, а затем неожиданно подался вперёд и вновь надавил на рыцаря взглядом. – Быть рядом со мной и оставаться самим собой – это привилегия и честь. И всегда – всегда! – эта привилегия и честь дается после испытательного срока. Намёк был очень прозрачен. – Вы решаете, кто достоин этих привилегий. Только вы. Я же просто буду таким, какой есть. А вы сами решите, нужен ли я вам таким или же раб обойдётся дешевле. Дориан впервые позволил себе подобное в адрес Консула и ждал ответа. Без замирания сердца, поскольку действительно сказал то, что думал. Но не сказать не мог. Без замирания сердца, потому что не боялся, а не боялся, потому что решение его судьбы действительно оставалось за Консулом. Глупо бояться, когда от тебя ничего не зависит. И ещё глупее, когда ты можешь что-то изменить – в этих случаях нужно делать, а не трястись от страха. Собственно, в последний раз Дориан боялся сегодня утром, когда ехал в дом Лисс. А до этого – в далёком детстве.