– В начале? – удивился молодой чуд. – Разумеется, – кивнул Судислав. – Думаешь, Консул уйдёт, прочитав наши лозунги? – громко спросил Антон. – К утру большинство из них замажут. – А к нам домой явятся факторы Внутренней Агемы, – негромко заметил шас. – И что? – растерялся чуд. – Ничего, – пожала плечами Лисс. – Ведь нас там не будет. – А где мы будем? – А что будет с родителями? – Думаешь, Консул прикажет брать заложников, чтобы добраться до нас? В зале стало тихо. Так всегда бывает после яркой вспышки: возбуждение уходит и наваливается ощущение обыденности, звучит вопрос: «Что будет дальше?», а вслед за ним – «Что же я натворил?». Похмелье после бурной ночи – естественная часть любого утра, и не важно, чем оно вызвано: весёлой пирушкой или участием в беспорядках. Похмелье наступает всегда. И именно поэтому Лисс завела разговор сейчас, не позволив ребятам оказаться с неудобными вопросами один на один – о том, что делать дальше, лучше говорить вместе. Чувствуя поддержку тех, с кем провёл ночь. – Если Консул возьмёт в заложники наших родителей, он восстановит против себя весь Город, – рассудительно произнёс Судислав. – А сейчас не восстановил? – поднял брови шас. – Восстановил, но вряд ли настолько, чтобы они вышли на войну, – ответил белобрысый крепыш. – Ведь до сегодняшней ночи все предпочитали молчать. И подождут, что будет дальше. – Трусы! – не сдержалась пухленькая брюнетка. – Не все, – поддержала её подруга. – Джира не испугалась. – И Джира показала нам, что, если мы не перестанем бояться – потеряем будущее, – вернула себе слово Лисс. – Своё будущее. – Ещё скажи: будущее наших детей, – попытался хихикнуть чуд, но Лисс ответила резко: – А ты их не планируешь? Или хочешь, чтобы они верно служили Консулу? И вновь возникла пауза: ребята пытались осознать то будущее, о котором сказала Лисс. Очень трудно размышлять о будущем своих детей, если сам считаешь себя ребёнком… хотя бы в душе. – Ты серьёзно думаешь, что мы изменим будущее, рисуя на стенах логотип модных штанов? – Мы все знаем, что стоит за логотипом. – Всего лишь слово. – Слово способно изменить всё. – И противостоять оружию? – Оружие проржавеет и сотрётся в пыль. Палач постареет и устанет убивать. Только слово остаётся навсегда, – убеждённо произнесла Лисс, медленно обводя ребят взглядом. – Слово тускнеет, – обронил шас. – Настоящее – никогда. – И много ты знаешь настоящих слов? – Достаточно. – Например? – Свобода. – Чья? – Наша! А ещё – есть слово «Гордость», – продолжила Лисс. – А ещё: «Я хочу сама определять свою жизнь!» А ещё… Но закончить ей не позволили. Дверь распахнулась, и в «Михельсон» ворвался взъерошенный Хинус. Ворвался, показав очень резкое, стремительное движение, но так же резко остановился, тяжело дыша и лихорадочно оглядывая друзей. – Что случилось? – насторожился Антон. – У тебя всё в порядке? – Хинус… – Его убили! И посыпались вопросы: – Что? – Кого? – Убили? – Что? – Кого убили? – упавшим голосом спросила Лисс. – Сергея. – Хинус сделал шаг, но вновь остановился. – Мы наткнулись на голема… Странного, очень умного голема… здоровенный, быстрый… Он хотел нас арестовать, схватил меня, а Сергей… Сергей решил атаковать его «эльфийской стрелой»… Хинус замолчал. – И? Судислав сжал кулаки. Антон выругался. – Голем застрелил Сергея, – просто ответил эрлиец. – Ты уверен? – почти шёпотом спросила Лисс. – Да. Кто-то шумно выдохнул. Кто-то громко выругался. Но большинство ребят окаменели, пытаясь осознать услышанное. Голем застрелил Сергея. Ребята понимали, что рискуют, что злят Консула и бесят Внутреннюю Агему, догадывались, что вампиры, от которых они отбивались «протуберанцами», начнут их убивать… но до сих пор плохих вестей не приходило. Помогало то, что ребята атаковывали кровососов удалённо, с помощью дронов, а если встречали на улицах – убегали через порталы, артефакты которых также находились в «подарочной коробке». И вот – первая смерть. – Видишь, до чего всё дошло? – выдохнул шас, глядя Лисс в глаза. Девушка едва не задохнулась от ярости, но вместо неё ответил Судислав: – Да, они разозлились! – громко произнёс люд, поднимаясь на ноги. – А разозлились, потому что испугались. Что же касается когда это «дошло», как ты выразился, то можешь спросить об этом у Катерины Штраус! Они начали убивать нас не сегодня ночью! Совсем не сегодня. – И мы не позволим так с собой обращаться! – добавила Лисс. – Никому не позволим! /// «И это только начало!» – подумала Джира, разглядывая горящие на стене большого дома буквы «MG». Именно горящие – кто-то из ребят использовал магическую краску с эффектом настоящего огня – яркого и обжигающего, – который будет гореть не меньше часа. Служба утилизации категорически запрещала применение огнекраски в публичных местах, но сегодня на режим секретности всем было плевать. Чем больше проблем у Альянса – тем лучше! И на стенах домов загорались гигантские буквы… А убегающие от факторов подростки не задумываясь применяли порталы, растворяясь в воздухе на глазах изумлённых зевак и полицейских… А кто-то ухитрился сорвать морок с эскадрона единорогов… Скандалы множились, Служба утилизации сбивалась с ног, факторы злились… И лилась кровь. – Только начало, – повторила Джира. Она понимала, что её атака не останется незамеченной, но не ожидала, что реакция окажется настолько яростной, что её жестокий выпад породит «Ночь MG», а сама она в одно мгновение превратится в символ протеста – среди надписей нет-нет да и встречалось яркое: «Джира!» Но девушке было тяжело и неприятно думать, что её призыв прозвучал настолько громко только потому, что получился кровавым. Потому что горожанам понравилась учинённая над кровососами расправа, по сути – банальная месть, не имеющая никакого отношения к справедливому возмездию. Да, она убила факторов Внутренней Агемы, наверняка убийц, точнее… любой вампир – убийца и охотник, кровь на каждом из них, но она их просто убила.