Очерченный Соней полукруг мы, разумеется, напрочь затоптали. Так вышло, что в дом я заходила последней и на пороге обернулась, краем глаза зацепившись за что- то неладное. Что-то не то. Ну точно: у нашего прекрасного снеговика отвалился перец. Он лежал на снегу — красный, яркий, притягивающий взгляд. Я немедленно побежала исправлять непорядок. Уже подняла руку с носом-перцем и замерла, неприятно пораженная. Наш милый снеговик без носа выглядел совсем другим. Гадким каким-то. Особенно мерзко было то, что его круглая снежная голова, которую я сама, своими руками, выравнивала, теперь выглядела точь-в-точь как бледная мертвецкая лысая башка, торчавшая из окна бани и из заброшенного коровника. Снеговик пялился прямо мне в лицо и улыбался. Так вообще свихнуться можно, если собственноручно слепленных снежных баб бояться. Я решительно воткнула ему нос и быстро, не оглядываясь поспешила в дом. И дверь заперла покрепче. И даже убедилась, подергав, что она надежно заперта. — Сейчас самое гадальное время! — вдруг сказала Лерка. — Можно своего будущего парня увидеть. Судьбу-у-у! — дурашливо провыла она. — И ты веришь в эти сказки? — протянула Соня с насмешкой. Я только хмыкнула. В эти сказки она не верит, а воск лить, значит, норм было! Мы помолчали, выжидательно глядя друг на друга. Только печь трещала отчаянно, будто поленья не сгорали, а она их сама пережевывала. Наконец я решилась: — Мне мама рассказывала, как на жениха гадать. — И мне мама рассказывала! — Лерка решительно потерла руки. — Приступим! Я даже рта не успела раскрыть, чтобы поделиться маминым способом гадания, как Валерия сообщила что мы будем глядеть в кольцо. Когда разбирали старый дом, чтобы построить на его месте дачу, то нашли клад. Это была небольшая жестяная коробочка из-под печенья, внутри которой оказалось медное кольцо. Никакой ценности этот клад, конечно, не представлял, но коробочку поставили в сервант. Вот это-то кольцо Лерка и притащила в качестве гадального атрибута. Вещь из клада уж точно должна обладать какой-то магией. Дожидаться полуночи, то есть самого подходящего для гадания времени, никому из нас не хотелось. Хотя сейчас вообще не было никакого контроля, мы упорно старались лечь максимум часов в одиннадцать, а встать пораньше. Родители были бы в восторге, узнай они об этом. Лерка на правах хозяйки дома первая бросила кольцо в пластиковый стакан с водой и принялась сосредоточенно вглядываться, подсев поближе к лампе, потому как в комнате было темновато. Было совсем тихо. Радио мы выключили, чтобы не спугнуло видение, а печь теперь шипела горящими поленьями так деликатно, словно специально старалась не мешать. Мы с Соней просто сидели рядом, пялясь на подругу и пытаясь по выражению ее лица угадать, что она там видит. Хотели было в телефонах потупить, но Лерка на нас так шикнула, что мы присмирели. В какой-то момент мне показалось, что в комнате внезапно потемнело, а откуда-то со стороны печи стало подванивать тухлятинкой. Но тут Лерка резко дернулась, словно очнувшись ото сна, и решительно сунула стакан Соне: — Теперь ты! — Увидела что-нибудь? — почему-то шепотом поинтересовалась я, немного уязвленная тем, что теперь не моя очередь. В конце концов, Сонька вообще называла все это сказками, а я первая предложила рассказать способ гадания. Лерка неопределенно передернула плечами, приложив палец к губам. Но Соня недолго смотрела. Поставив стаканчик передо мной, она сморщилась с отвращением: — Воняет! Ничего не видно, какая-то темень. — Точно, я тоже почувствовала, — подхватила Лерка. — В кольце просто чернота, и все. Ерунда какая-то. Я с сомнением взяла стакан и заглянула внутрь. Кольцо действительно будто бы отбрасывало тень, что ли. Вода в стакане вдруг показалась нам оскверненной. Не знаю, откуда пришла такая мысль. Может быть, из-за неприятного запаха. Вероятно, медное кольцо при соприкосновении с колодезной водой стало подванивать какой-то серой. В итоге вместо гадания я подцепила его использованной пластиковой вилкой и положила сушиться на печь. Медь действительно потемнела и даже покрылась зеленоватыми пятнами. Хотя вроде бы медь не должна никак реагировать на воду, тем более простую. Медь вообще ни на что не реагирует. Или все из-за того, что кольцо старое?.. Потом Лерка придумала, что по правилам воду из гадального стакана надо выливать за порог дома, а сделать это должен непременно тот, кто гадал последним. Я попыталась возразить, что даже и погадать-то не успела, но подруги накинулись на меня, так что пришлось уступить. Соня любезно распахнула передо мной входную дверь, и холодный воздух, который я случайно вдохнула, обжег легкие. Мне сразу захотелось избавиться от воды в стакане как можно быстрее, пока на меня не напало какое-нибудь проклятие. — Выливай! — командовала Лера. — Блин, Анька, да не на ступеньки же! Горку решила тут устроить? — Давайте живее, живее! —- покрикивала на нас Сонька, собираясь уже захлопнуть дверь, но вдруг судорожно стала махать нам рукой, одновременно прикладывая палец к губам. — Зырьте на Анисимовну! — едва слышно прошипела она. Соседская бабка в каком-то тулупе, обмотанном поверх черной шалью, стояла у своего забора, выходящего на улицу. Вцепившись обеими руками в доски, она равномерно раскачивалась вперед-назад и речитативом завывала на непонятном языке. Самое удивительное, что снег по верху забора даже не осыпался. В этой темной фигуре на фоне слепящего белого снега было что-то жутковатое. — Чего это с ней? — Рэпчик читает, — пошутила я, но никто не улыбнулся. Мне и самой было не смешно. Сразу вспомнилась та фигура за окном веранды и чокнутая птица. И внутри опять сделалось обжигающе холодно, будто морозного воздуха глотнула. — А вдруг это припадок? Может, ей помощь нужна, — предположила участливая Соня. — Если и нужна, то не та, что ты ей можешь предложить. Наверняка колдует. Про нее знаете, что говорят? Прикосливая баба. То есть глазливая, — со знанием дела сообщила Лера, и мы уже не стали уточнять, откуда ей это известно. — На каком, интересно, языке? Ни слова не понятно. — Подойди и спроси, раз тебе любопытно! — Тише, что вы разорались! Сюда идет, тс-с-с... Старуха действительно перестала завывать на дорогу и боком, боком, как краб, вперевалочку, но как-то очень быстро буквально побежала к забору, разделяющему наши участки. Непонятно, как ей при этом совершенно не мешали сугробы. Она словно даже и не проваливалась в снег. Мы дернулись назад, наступая друг на дружку, но дверь оставили чуть приоткрытой, чтобы можно было ее сразу, чуть что, захлопнуть и запереть, а пока подглядывать в щелку. Соня, как самая высокая (и сильная), оттеснила нас, загородив собой весь обзор, и теперь шепотом комментировала: -Подошла к забору. Точно так же вцепилась и смотрит прямо на дом. Раскачивается и шепчет. — Чокнутая бабка. Дай мне посмотреть! Мы с Леркой по очереди убедились, что теперь Анисимовна что-то завывает на наш дом. Лицо у старухи было перекошенное, глаза закрыты. Беззубый рот раззявлен. Жутко! Куда делись ее зубы?! Из довольно безобидной бабушки соседка превратилась в зловещую ведьму. И это монотонное пение, больше похожее на завывание ветра в трубе. Мы снова отпрянули, когда Анисимовна внезапно замерла и открыла глаза. Секунду она стояла молча, потом громко расхохоталась и уже совершенно нормальным шагом ушла в свой дом. — Что скажете? - сурово бросила нам Соня, запирая дверь. Будто мы в чем были виноваты. — Ну... На нас же она не бросалась. Подумаешь, человеку петь захотелось. — Ага. Неизвестно еще, что ты стала бы делать от одиночества. — Пусть телевизор смотрит. — Не помню у нее никакого телевизора. И потом он мог сломаться. — Может, ее к нам пригласить? — Еще скажи, пусть поможет нам этих самых, как их, вызывать. Нет уж, пусть у себя завывает. — К тому же она жуткая. Тут уж ни у кого возражений не нашлось. Соседка действительно выглядела очень пугающе, хотя, казалось бы, ничего особенно страшного не делала. Многие не умеют петь, но это никого не останавливает, в чем всегда можно убедиться в караоке. Только вот вид воющей Анисимовны вызывал совсем другие ассоциации. С какими-то ужастиками. И знаете что, совсем это не так интересно, когда вживую, а не на экране. Вообще-то только в фильме и хочется такое видеть, а не так, через щелку двери, когда на соседском участке — живой знакомый человек в качестве действующего персонажа. Похоже, отрицательного. В итоге мы решили гадать на сон. Самое безобидное, что посоветовала мне мама, — сказать три раза с закрытыми глазами: «На новом месте приснись жених невесте!», — и потом уже ни с кем не разговаривать и не открывать глаз до самого утра или пока не проснешься. Валерия возилась с магнитофоном, тщетно пытаясь поймать что-то годное к прослушиванию, кроме этого опостылевшего шаманского воя. Соня по личной инициативе стала топить печь, периодически шуруя кочергой в топке. А я взяла карты и бесцельно принялась их тасовать. Вообще-то можно было бы разложить пасьянс, но я так и не научилась у бабушки. Хотела, но каждый раз что-то отвлекало. Бабушка знала, мне кажется, миллион раскладок и, когда на нее нападало пасьянсное настроение, могла сидеть часами, раскладывая карты то в виде косынки, то в виде ромба, то пирамидой. Мама очень просила меня в такие моменты ее не трогать, потому что в доме воцарялся покой без нытья и вечных бабушкиных ободок. Лерка бросила радио, оставив ту самую единственную волну, которая завывала варганом, и, осмотревшись, остановила свой выбор, к счастью не на мне: – Так, София, в чем дело? Что опять за простой в работе? Соня вообще забросила топить и, удобненько примостившись у теплой печи, зачиталась желтой прессой. В прямом смысле желтой, поскольку бумага приобрела характерный цвет, много лет провалявшись в стопке макулатуры. — Откуда такие раритеты? - Я с радостью отбросила карты, тоже присела рядом с Сонькой и вслух прочитала один из заголовков: «Скандалы! Загадки! Расследования!» — Это еще бабушкины. Давай жги! — прикрикнула Лерка на подругу. — Ну нет уж, я сначала почитаю. Тут документы, что ли...