— Ничего… И это всё? Написанное у неё на лице разочарование прервало нить рассуждений Рюзаки, но она даже и не пыталась его скрыть. До чего бессмысленная трата времени. Мисора заметила это обстоятельство сразу, лишь только увидела имена жертв. А он тут преподносит его как некое откровение. — Рюзаки… да вы знаете, у скольких людей инициалы начинаются с одной и той же буквы? Во всем мире? В Лос-Анджелесе? В английском алфавите всего двадцать шесть букв, что означает, по самым грубым подсчетам, что из любых двадцати шести человек у одного наверняка окажутся такие инициалы. Это никак нельзя считать связью. — Да?.. А я-то думал, что нашел кое-что… — сказал Рюзаки удрученно. Насколько искренне, понять было сложно. Он, кажется, даже надул губы, что у него смотрелось ну совсем не симпатично. Совершенно жуткая манера себя вести. — Да вон, вы же и сам Рю Рюзаки — Р.Р. — О? А я и не замечал. — Говорю вам, это бессмысленно. Не стоит ничего от него ожидать. Все эти бредовые мысли о том, что это он привел её к вчерашним выводам, просто паранойя, и ничего больше. Р.Р.? — Мисора… — А?.. Что? — Поскольку моя дедукция ни к чему не привела, может быть, тогда у вас есть какие-то идеи? — Да нет вообще-то. Здесь мы с вами в одной лодке… не могу придумать, как мне дальше действовать, разве только искать послание убийцы, как и вчера. У меня такое ощущение, будто я танцую у убийцы на ладони, что меня дико злит, но… — Ну, так и давайте танцевать дальше. Играть по правилам противника, пока он не потеряет бдительность и не обронит какой-нибудь намек — отличная стратегия. Итак, Мисора, если здесь есть послание… то где именно? — Ну, по крайней мере, мы можем догадываться о его содержании. Предположительно, оно содержит имя третьей жертвы, Бэкйард Боттомслэш, или её адрес. Кроссворд указывал на первую жертву, страницы книги — на вторую, так что… — Да, согласен. — Но где это послание спрятано, я даже не представляю. Если мы сможем вычислить некую схему, это поможет нам поймать убийцу, но… Что-то, что должно здесь быть, но отсутствует. Рюзаки охарактеризовал это так. Касательно жертвы и книжных полок. Есть ли нечто подобное и тут? Что-то, что должно здесь быть и, тем не менее, отсутствует? Эта формулировка — «что-то, что должно здесь быть, но отсутствует» начинала уже звучать как какая-то лингвистическая лента Мёбиуса. — Итак, — сказал Рюзаки, — если что-то, что мы здесь найдем, просто укажет нам на третью жертву, тогда, возможно, целесообразнее будет уйти отсюда и отправиться сразу на место третьего убийства. В конце концов, наша цель — не только раскрыть дело, но и предотвратить четвертое убийство. — Да… Ведь это она указала на вероятность четвертого убийства… но, судя по ответу Рюзаки, он и сам вполне допускал, что оно случится, и поэтому она вдруг засомневалась. — Третье убийство уже произошло, и нам его не предотвратить, но есть надежда, что мы сможем не допустить четвертого. Чем терять время и искать здесь послание, когда мы и так знаем, о чем в нем говорится, не лучше ли будет постараться отыскать послание, которое ведет к четвертой жертве? — Но в этом случае мы как будто ему подчиняемся… действуем по его указке. Мы же можем пропустить какую-нибудь важную зацепку, которая помогла бы нам найти преступника, если не станем дальше обыскивать эту комнату. Даже если здесь нет никаких очевидных улик, у нас может появиться какое-нибудь ощущение или предчувствие, которое поможет нам позже. Я согласна, что не допустить четвертого убийства очень важно, но если мы зациклимся на этом слишком сильно, то потеряем контроль над ситуацией, а в нашем случае надо действовать агрессивно. — Не волнуйтесь, я лидер. — Лидер? — Агрессивный лидер, — сказал Рюзаки. — Я никогда никому не подчинялся. Это одно из немногих качеств, которыми я могу похвастать. Даже если мне на улице сигналит машина, я не обращаю внимания. — Но вам следует, правда. — Ни за что. Упертый, нечего сказать. — Не допустить четвертого убийства — значит выйти прямо на преступника и арестовать его. Как раз этого больше всего хотят мои клиенты. Но вас я тоже понимаю, Мисора. С этой комнатой я закончил, теперь ваша очередь, а пока вы её осматриваете, я проверю кое-какие свои соображения насчет третьего убийства. Вы не против, если я ещё раз взгляну на досье, которое вы мне вчера показывали? — Работать порознь? Отлично, меня устраивает… Все равно у неё никогда и в мыслях не было работать с ним в паре. Она достала из сумки папку и, убедившись, что в ней есть информация о третьем убийстве, протянула её через стол Рюзаки. — И вот ещё… фотографии с места убийства… — Спасибо. — Но, как я уже сказала, никаких новых мыслей у меня нет. Так что со вчерашнего дня там ничего не прибавилось. — Да, я знаю. Просто хотел проверить кое-что ещё раз… ужасная картина, да? — сказал Рюзаки, положив одну из фотографий на стол так, чтобы Мисора могла её видеть. Это была фотография трупа Бэкйард Боттомслэш. Мисора повидала много чего ужасного за время службы в ФБР, но этот снимок всё равно каждый раз заставлял её вздрагивать. Порезы на груди и раздавленные глаза — просто ничто по сравнению с ней. Тело девушки лежало на спине, а левая рука и правая нога были полностью отрублены. Кровь была везде, она заливала всё место преступления. — Ногу потом нашли в ванной, а где рука, неизвестно до сих пор… по всей видимости, убийца забрал её с собой. Но зачем? — Опять этот вопрос? Но, Рюзаки, а разве это не ещё один пример того, что должно быть на месте, но отсутствует? В данном случае это левая рука жертвы. — Убийце зачем-то понадобилось отрезать жертве левую руку… и правую ногу… ногу он бросил в ванну. Как это понимать? — Не знаю, но в любом случае мы будем на месте сегодня после полудня… а сначала я хочу осмотреть всё здесь. — Отлично. Да, кстати, Мисора, там, в шкафу, есть альбом с фотографиями, который принадлежал жертве. Наверное, стоит его просмотреть. Возможно, там найдется кое-какие сведения о жертве или о её друзьях… — Хорошо, я посмотрю. Рюзаки снова переключился на папку, а Мисора встала и направилась прямиком в ванную. Больше она не могла выносить это шероховатое ощущение во рту от сахара. Она быстро прополоскала рот, но одного раза оказалось недостаточно, так что пришлось повторить эту процедуру ещё два-три раза. Она подумала, не позвонить ли L. В прошлый раз он так и не ответил… нет, вчера в её распоряжении был целый дом, а в такой крошечной квартирке никуда от Рюзаки не скроешься. Если она станет звонить из ванной, то ему даже не надо будет подходить к двери, чтобы её услышать. Надо же, наконец, рассказать L про нападение… хотя, может, как раз до него-то детективу нет никакого дела? Мисора подняла голову и увидела собственное отражение в зеркале. Это она. Наоми Мисора. Единственное, что ей сейчас известно наверняка. Каждому знакомо ощущение, когда долго-долго смотришь на какое-нибудь слово, пока не начнешь сомневаться, действительно ли оно написано правильно. Таким же образом можно усомниться и в себе самом, и спрашивать себя, как долго ты можешь оставаться собой. Была ли она всё ещё собой? Вот почему это так важно. Вот почему она уставилась на собственное отражение, снова проверяя его истинность. «А что чувствует L, когда смотрит на себя вот так?» — вдруг подумала она. Величайший детектив столетия, тот, кто никогда не показывался на людях и чьего настоящего имени никто не знает. Сколько людей могут сказать наверняка, что L — действительно L? Найдется ли хоть один вообще? Этого Наоми Мисора не знала и не переставала спрашивать себя, а знает ли сам L, чьё лицо смотрит на него из зеркала. Зеркало… зеркало? Хмм. Она почти нащупала что-то. Зеркало… отражение… отраженный свет… свет, отражающийся от гладкой поверхности… стекло, серебряная амальгама… серебро? Нет, материал здесь ни при чем, важно действие… это действие… отражение света… нет, по другую сторону… напротив? — Напротив… против… перевернутое! Мисора пулей вылетела из ванной и бросилась к столу. Рюзаки, оторвавшись от изучения папки, удивленно поднял голову, его глаза с темными кругами раскрылись ещё шире. — Что такое? — спросил он. — Снимок! — А? — Фотография!