Не самое лучшее начало дня. Она намеревалась всю свою агрессию, вызванную дракой в аллее, выместить на Рюзаки, но он уже, так сказать, выдернул коврик у неё из-под ног. Если бы он так вел себя нарочно, это бы произвело на неё впечатление, но это маловероятно. Гораздо вероятней то, что Рюзаки действительно питал слабость к детскому бельишку. Мисора снова вздохнула и оглядела комнату — вся эта квартирка была меньше, чем спальня Билива Брайдсмейда. О какой связи между первой и второй жертвами здесь можно говорить, если даже по уровню жизни между ними — пропасть? — Мы здесь имеем дело с матерью-одиночкой, правильно? Которая сейчас переехала обратно к своим родителям? Какую, наверное, пустоту она сейчас чувствует… — Да. Эти квартиры были построены для студентов, они рассчитаны на одного человека, так что девочка-подросток и её мать привлекали к себе довольно много внимания, когда жили тут вдвоем. Я тут уже сегодня утром порасспрашивал соседей и услышал много интересного. Но большая часть того, что они сказали, уже есть в полицейском рапорте, который вы показали мне вчера. Матери не было в городе на момент убийства, и труп обнаружила студентка, которая живет в соседней квартире. Мать увидела тело дочери только в морге. — … Слушая Рюзаки, Мисора оглядела стены в поисках дырок от гвоздей, которыми были прибиты Вара Нинго. Дырок было три — по одной в каждой стене (за исключением той, в которой располагалась дверь). Так же, как и в спальне Билива Брайдсмейда, эти дырки указывали расположение кукол. — Вас что-то беспокоит, Мисора? — Да… Вчера мы… — сказала Мисора, подчеркивая множественное число, — мы расшифровали послание, оставленное на месте первого убийства, но… Вара Нинго и эти запертые комнаты так и остаются загадкой. — Да, — подтвердил Рюзаки, закрывая дверь и опускаясь на четвереньки. В отличие от места первого преступления, в этой комнате жили два человека, тут было очень много мебели — вся квартира напоминала свалку. Ползать тут по полу было довольно сложно. Но Рюзаки всё равно продолжал передвигаться на карачках и пополз так в другой конец комнаты. Мисоре очень хотелось, чтобы он бросил это занятие и встал. — Но, Мисора, я не думаю, что нам стоит тратить время на размышления об этих запертых комнатах. Это же не детективный роман — по правде говоря, вполне возможно, что преступник просто воспользовался другим ключом. Нет таких ключей, с которых нельзя изготовить копию. — В общем-то, вы правы, но неужели вы в самом деле думаете, что убийца поступил бы столь прозаично? На месте первого убийства совершенно не было нужды создавать эту «запертую комнату». Но он, тем не менее, создает. Возможно, здесь кроется некая загадка… — Загадка? — Или своего рода игра. — Да… Да, может быть… Мисора снова оглянулась на входную дверь. Внешне она отличалась от той, на месте первого преступления (ведь та вела в комнату, а эта — в квартиру), но конструкция и размер были в общем одинаковыми. Обычный, простой замок — такой очень легко взломать, когда дома никого нет, просверлив в двери отверстие и уже изнутри повернув защелку, но дело в том, что ни на одном из трех мест преступления никаких отверстий в дверях не было. — А вы бы что сделали, Рюзаки? Если бы хотели запереть дверь снаружи? — Взял бы ключ. — Нет, представьте, что ключ вы потеряли. — Взял бы запасной. — Нет, запасного у вас тоже нет. — Тогда вообще не стал бы запирать. — … Не то чтобы он был неправ… Мисора протянула руку и подергала дверь. — Будь это детективный роман… Там двери обычно запирают с помощью какого-нибудь трюка, например, иголки с ниткой или… Я имею в виду, что мы говорим «запертая комната», но имеем дело с обычными комнатами, так что они вовсе не такие неприступные. Это вам не полки Билива Брайдсмейда — здесь полно щелей и зазоров по всему периметру дверного проема. Под дверью легко пройдет, например, леска… можно пропустить под дверь леску, привязав её к краешку защелки замка, и дернуть… — Исключено. Щель не настолько широкая, а угол сгиба сведет на нет всю силу, с которой вы будете дергать. Вы можете попробовать так сделать, но в этом случае слишком большой отрезок лески окажется прижат к двери. Прежде чем вы сможете повернуть защелку, все ваши силы уйдут на нижнюю часть двери. На то, что вы будете тянуть дверь на себя. — Да… но такой простой замок даже не оставляет возможности для какого-нибудь трюка. В детективах замки обычно гораздо сложнее. — Есть много способов создать запертую комнату. К тому же мы не можем исключать возможность того, что у преступника был ключ. Важнее, Мисора, вопрос, почему он запер комнату. Нужды в этом не было, но он все же запер. Если он загадал нам загадку, то зачем? — Чтобы поиграть. Для развлечения. — Зачем? — … Таких «зачем» уже было хоть отбавляй. Зачем посылать кроссворд в полицейское управление Лос-Анджелеса, зачем оставлять послание на книжной полке… а прежде всего — зачем убивать троих людей? Если у убийцы был ясный мотив, то какой? Даже если жертвы выбраны случайно, для убийств должна же быть какая-то причина… Так сказал L. Но они по-прежнему не имели ни малейшего понятия о том, что же связывало всех этих жертв. * * * Прислонившись к стене, Мисора достала из сумочки несколько фотографий. Фотографий второй жертвы, убитой в этой комнате — на них светловолосая девочка-подросток в очках лежала лицом вниз. Если присмотреться, было видно, что на голове у неё вмятина по форме орудия, которым её ударили, а оба глаза вытащены из орбит. Глаза после смерти были раздавлены — как в случае с порезами на груди Билива Брайдсмейда, это уже было надругательством над трупом, и не имело никакого отношения к причине смерти. Мисора понятия не имела, чем убийца раздавил жертве глаза, но от одной мысли о психическом состоянии того, кто мог вынуть глаза у симпатичной девочки, ей стало нехорошо. От избытка праведности она не страдала, хоть и была агентом ФБР — но, тем не менее, есть вещи, которые никак нельзя простить. И то, что убийца сотворил со своей второй жертвой, было явно в их числе. — Убить ребенка… как это ужасно. — Убить взрослого тоже ужасно, Мисора. Детей убивать или взрослых — и то, и другое ужасно, — ответил Рюзаки ровно, почти безразлично. — Рюзаки… — Я всё осмотрел, — сказал он, вставая. И вытер ладони о джинсы. Ну, по крайней мере, он хоть осознает, что от ползания по полу руки у него пачкаются. — Но никаких денег не нашел. — … А вы что, деньги искали? Как вор. И притом крайне бесцеремонный. — Просто на всякий случай. Есть вероятность, что убийца охотился за деньгами, но вторая жертва значительно беднее первой или третьей. Они могли прятать какую-то сумму, но, похоже, здесь ничего нет. Давайте сделаем перерыв. Вам кофе принести, Мисора? — О… конечно. — Сейчас, — сказал Рюзаки и отправился в кухню. Интересно, мелькнула у Мисоры мысль, принёс ли он опять с собой джем, но потом она подумала — а какая, в сущности, разница? Она выбросила эти мысли из головы и села за стол. Подходящий момент для того, чтобы сказать Рюзаки о нападении, она упустила. Ну что ж. С тем же успехом можно вообще о нем не упоминать и посмотреть, как Рюзаки себя поведет. У нее не было доказательств, что напавший на нее злоумышленник имеет хоть какое-то отношение к Рюзаки, но если ничего не говорить, то легче будет застать его врасплох. — Вот, пожалуйста. Рюзаки вернулся из кухни с подносом, на котором стояли две чашки. Одну он поставил перед Мисорой, а другую напротив, и, выдвинув стул, устроился на нем в странной позе, которую уже продемонстрировал накануне — с ногами, поджав колени к груди. Бог с ними, с хорошими манерами, но ведь очень неудобно же так сидеть — или удобно? С этими мыслями Мисора сделала глоток кофе. — Агхх! — вскрикнула она, тут же выплевывая его обратно. — Кха… хак… гххх… — Что-то не так, Мисора? — спросил Рюзаки, с невинным видом прихлебывая из своей чашки. — Если что-то положили в рот, нельзя это так выплевывать. А эти ужасные звуки тоже вам совсем не идут. Вы довольно красивая, так что вам следует держаться соответствующе. — У-убийственно сладко! Яд! — Не яд. Сахар. А, так вот кто тут убийца. Мисора взглянула на содержимое своей чашки… которое больше было похоже не на жидкость, а на патоку. Не кофе, в котором растворен сахар, а сахар, смоченный кофе — тягучая желеобразная масса, величаво поблескивающая у нее в чашке. Отвлекшись на позу, в которой сидел Рюзаки, она позволила своим губам коснуться этого вещества… — Я как будто выпила грязь! — Но грязь вовсе не такая сладкая. — Сладкая Грязь… Это прозвучало как слова из какого-нибудь авангардного опуса. Дьявольское вяжущее ощущение так и осталось у неё во рту. Сидящий напротив Рюзаки с довольным видом потягивал… вернее, хлебал свой кофе. Столько сахара он бухнул Мисоре в чашку явно не со зла, просто в его представлении это было вполне нормальное количество. — У-у… Кофе меня всегда взбадривает, — сказал Рюзаки, приканчивая свою чашку с по меньшей мере двумя сотнями граммов чистого сахара. — Ну, вернемся к делу. Мисоре хотелось встать и пойти прополоскать рот, но она подавила это желание. — Давайте, — сказала она. — Так вот, насчет связующего звена. — У вас есть какие-то соображения? — Деньги как мотив здесь явно отпадают… Но, вы знаете, вчера вечером, когда мы с вами расстались, я обнаружил кое-что интересное. Нечто общее между всеми жертвами, чего, похоже, никто не заметил. — И что это? — Их инициалы, Мисора. У всех трех жертв достаточно уникальные инициалы. Билив Брайдсмейд, Куотер Квинер, Бэкйард Боттомслэш. Б.Б., К.К., Б.Б. И имя, и фамилия начинаются с одной и той же буквы… что такое, Мисора?