— А на кухне всё в порядке? — я сощурилась. Андрис поправила воздухоплавательные очки, играющие у неё роль ободка для волос: — Вроде да! Что теперь прикажешь? — Пожалуйста, опроси наших информаторов: узнай, чем убитый занимался вечером. Еще: кто конкуренты его кафе… Я подошла к окну и выглянула наружу. Роща Грёз была не слишком-то заселена. Я вздохнула: — Если найдешь хоть одного соседа — узнай, не слышал ли он ночью чего-то подозритель… Э-э-э, как это?! — я замерла и протёрла глаза. Скульптура горгульи, примеченная кентавром, все еще крючилась у колодца, но… С другой от него стороны. Заинтригованная, я раздала задания коллегам и вновь спустилась с дерева. Теперь горгулья, прах ее возьми, вообще исчезла. — Ах ты ж зараза… — протянула я. Я подошла к колодцу и всмотрелась в землю рядом. Но вряд ли это поможет. Горгульи умеют летать, а потому едва ли мне достанутся следы. Хотя… Смотрите-ка. Похоже, долгие полеты — не про нашу статую: вон углубление от когтей. И вон еще подальше. Что горгулья, что курица, что человек, ей-небо… Все летают не так далеко и не так высоко, как надеются. И как справляться с этой разницей между тем, что мы хотим, и тем, что умеем? Наверное, только тренировками. Собственно, как сделала горгулья. Ибо длина прыжков становилась больше от следа к следу. А значит, практика ей помогает. Перед тем, как удалиться со своей охотой прочь из рощи, я обернулась. — Андрис! — крикнула я, рупором приставив ладони ко рту. — Йоу? — девушка опасно свесилась из окна ресторана. — Ищи в показаниях горгулью! Фонтаны с горгульями, дома с горгульями — все с горгульями, где проходил гном. Теперь ты, Эш! — Да, госпожа Тинави? — коронер свесился рядом с Ищейкой. Еще рисковей, ибо он был под два метра ростом, и гномий подоконник для Эша отнюдь не являлся преградой. — Береги себя — это раз, — проворчала я. — И поищи в ранах… Э-э-э… Каменную крошку, что ли. Из чего делают горгулий, кто знает? — Найду в ранах — сообщу, — кивнул коронер. Я, как столетняя старуха, пошла дальше сутулиться над редкими следами улетевшей скульптуры. Ну, зато работа на свежем воздухе. Здоровее буду. * * * [1] Свид — сокращение от Свидетеля Смерти, традиционного шолоховского названия коронеров. * * * — Вы тут горгулью не видели? — спросила я полчаса спустя у торговца мармеладом. — Живую? — поразился он. — Нет, каменную. Ну что вы обижаетесь — я не шучу!… Лавочник воззрился на меня подозрительно. Он стоял, прижимая переносный прилавок со сладостями к огромному животу, и кожаные ремешки обхватывали шею старика, помогая держать поднос: идеально для уличных торговцев. Особенно когда погода выкидывает фортель, и мирное весеннее утро оборачивается первой в этом году грозой: безжалостной, беспощадной, сдавливающей землю, как типографский пресс… Мы с торговцем теснились под одним и тем же дубом, загнанные туда дождем. Хотя каким дождем! Потопом!.. Хляби небесные разверзлись. Вода не то чтобы стекала вниз — стояла стеной. Столица превратилась в ледяное молоко дождя, такого плотного, что он казался белым, а не прозрачным. Бульвары развезло в сплошную манную кашу. Поэтому — да, никаких тебе больше следов. Отпечатки горгульи довели меня аж до района Стариков, а тут пришлось заняться допросом свидетелей… Но в первую очередь: спасением своих ног от воды. Лавочник смотрел на меня с завистью. Он стоял в грязи, а вот я сидела на ветке дуба. Больше на улице никого не было. Уже давненько все попрятались по домам: стоило лишь небу разрыдаться… — Так что: горгулья вам на глаза не попадалась? — я повторила вопрос. — Купи конфету, деточка, и я скажу, — обреченно вздохнул торговец. Минуту спустя моё сидение на ветке раскрасилось приятной дозой эндорфинов: на языке таяли мармеладки… Торговец тоже слегка повеселел. А потому сказал: — Горгулью я видел. Каменную, да. На козырьке во-о-он того ресторанчика, — он кивнул куда-то в непроглядную гущу дождя. Тотчас понял, как бессмысленнен жест, и крякнул: — Ну, есть там ресторанчик, короче. Захотите — найдете, я же вижу, вы девушка упёртая… В этот момент я старательно отгрызала голову мармеладному оленю. Торговец добавил: — Только сегодня горгульи не было, увы. Сняли, что ли… — Или сама снялась. С насиженного места, вершить правосудие, — вздохнула я. — Точнее, совершать убийство. Но, наверное, каждый преступник думает, что он прав, да? Преступить закон легко, преступить свою совесть — сложнее. Поэтому злодеи до пепла хорошо обманываются: переставляют у себя в голове фишечки так, что сами себе кажутся чуть ли не героями… Торговец удивленно распахнул глаза: — Это мой мармелад так действует? Или ты по жизни философ, девочка? — Второе. — Жаль… Хорошая была б реклама, — посетовал торговец. Я, спрыгнув с ветки в лужу, расплескала грязь. В небе светанула молния. И тотчас — гром. Попрощавшись с лавочником, я перебежками сквозь мглу рванула к «В-о-о-он Тому Ресторанчику». Я не из тех, кто ждет конец дождя. Возможно, дождь вообще старается для нас. И прятаться от него — как отвергать того, кто всеми силами стремится тебя развеселить. Пусть и в своей диковатой манере. * * * У ресторанчика был навес. Я забежала под него со свитой из двух ташени, которые, оказывается, гнались за мной сквозь непогоду. Магические пташки не боялись ливня. Но тяжесть текущей воды прибивала их к земле, поэтому письма скорее ползли, чем летели, и были все испачканы в грязи. «В ранах гнома — мраморная крошка. Я померил размеры синяков: похоже на горгулью, да. Эш» «Вечером господин Сэммидик был в гостях у конкурентов, ресторана вересковой кухни «Пустошные демоны». Говорят, они на голову отшибленные бандюги. Грязно играют на рынке, воруют рецепты. Была громкая ссора. Сэммидик пообещал их «уничтожить». У входа есть фигура горгульи. Андрис». Я шмыгнула носом — холодно все-таки, вымокла насквозь, — и перевела взгляд от записки на дверь ресторана. «Пустошные демоны» — гласила табличка. Я улыбнулась, выжимая волосы в пучке. Ну как же я люблю, когда всё сходится! В этот момент плотно закрытая штора на окне ресторанчика отдернулась. Мелькнуло зверское лицо хозяина — бандитская рожа, косоглазая! Человек увидел меня, увидел татуировку Ловчей на моей поднятой руке (ну и пусть не сияет!). Его лицо злобно перекосилось. Он что-то сказал условно в мою сторону — жаль, не умею читать по губам — и задернул штору. — Позову-ка я для допроса Андрис, — пробормотала я. Потому что, очевидно, в этом доме мне не будут рады.