— Миссис Хармер с возрастом не смягчается, — сказал Маркби вместо приветствия, приближаясь к нему. — Привет, Алан. Нет, однако у нее доброе сердце. Кроме того, она много лет присматривает за домом. Она здесь гораздо дольше, чем я. Тридцать лет заботилась о моем предшественнике. — Боже мой! Сколько ж ей лет? — Страшная тайна, — улыбнулся викарий. — Никому знать не положено. — Я нечаянно проговорился, что знаю одну ее тайну. Насчет вина из крыжовника. Джеймс Холланд охнул. — Это вам никогда не простится! — Он выпрямился, вытер руки грязной тряпкой. — Светский визит или я нахожусь под следствием? — Я не веду следствие, — ответил Маркби. — Самое крупное дело на данный момент, убийство Яна Оукли, передали в другие руки. Меня отстранили. Джеймс Холланд задумчиво почесал нос, оставив на переносице черный след: — Джулиет мне говорила про Минкина и Хейеса. Похоже, сильно против них настроена. А как на самом деле? — Чрезвычайно способные детективы, — объявил Маркби. — И я начинаю подозревать, что Даг Минкин не лишен чувства юмора, хотя усердно это скрывает. Возможно, миссис Хармер назвала бы его серьезным. Предпочитает яркие рубашки и жесткий мужской подход. — Алан улыбнулся. — Работает как фокусник. Заставляет тебя смотреть в одну сторону, когда надо смотреть в другую. Викарий шевельнул густыми бровями: — Значит, вы на него не обижены? — Обижен, конечно. Не на него. А на предположение, что я не способен провести расследование. В таком случае моя основная обязанность проследить, чтобы его успешно провели другие, что и делает Даг Минкин, как уже было сказано. — Он помолчал. — Я обижен, что не могу навестить сестер Оукли, хотя постоянно бывал у них с восьмилетнего возраста. Теперь выйдет, будто я вторгся на территорию Минкина. Как они там? Собственно, я затем и пришел, чтоб спросить. Отец Холланд подавил вздох. — В душе удручены безнадежно. Внешне держатся неплохо. Их очень долго учили скрывать свои чувства. Сто лет назад из них вышли бы непоколебимые миссионеры. Знаете, плывут по Лимпопо в каноэ с зонтиком в одной руке и с Библией в другой, не обращая внимания на диких зверей, болезни, жару, враждебность аборигенов. И все-таки несправедливо, что с ними такое случилось. — Конечно, они умеют терпеть беды, — кивнул Маркби. — Я говорю не только о тени, которую на них бросила по наследству смерть Коры Оукли. Они потеряли брата. Потом много лет ухаживали за отцом, капризным старым инвалидом. Эдвард Оукли был несчастным человеком. Сын Артур был его радостью и гордостью. Дочери не могли его заменить. Потом он очутился в инвалидном кресле, жестоко страдая от артрита. Умер от передозировки, знаете… Джеймс Холланд был так поражен, что уронил гаечный ключ на драгоценный мотоцикл, и на миг отвлекся, оценивая причиненный ущерб. — Не знаю… — вымолвил он. — Как это могло случиться? — Тайна. — Маркби сел на садовую скамейку поблизости, вытянул перед собой ноги. Под гревшим лицо солнцем в диком саду, затерянном во времени, легко забыть о существовании внешнего мира со всеми его проблемами. — То поколение умеет хранить тайны, — заметил он. — В отличие от нынешнего, которое на ток-шоу оповещает весь мир о своих интимных проблемах. Дрозд выпорхнул из листвы над головой, приземлился неподалеку, тревожно клохча. — Птенцы где-то прячутся, — пояснил викарий. — Второе поколение. Вылетели из гнезда неделю назад, а родители еще не готовы их отпускать. У природы свои секреты. Маркби кивнул, однако не отклонился от темы. — Миссис Хармер скрывает свой возраст и изготовление вина из крыжовника. Другие старики прячут правду о сбежавших мужьях и женах, о своих некрасивых противозаконных занятиях и поступках, фактически обо всем, что считают позорным. Сестры Оукли никогда не упоминают о Коре и Уильяме. По крайней мере, до сих пор не упоминали, пока их не вынудили. Точно так же не упоминают и о смертельной дозе лекарства, принятой отцом. Разумеется, это было самоубийство. Он принимал кучу медикаментов, включая снотворные. Дочери за этим следили, выдавали таблетки на каждый день, а снотворное на ночь. Они были знающими, внимательными сиделками, но он их перехитрил. Притворялся, будто глотает снотворное, а на самом деле совал под подушку, пока не накопил достаточное количество. Перед тем как лечь в тот вечер, выпил пару стаканчиков виски — необычный случай. Он в принципе не пил. Видно, хотел усилить действие лекарства. Потом заснул и не проснулся. Алан помолчал и продолжил: — Врач хотел сначала написать заключение о смерти по естественным причинам — в конце концов, старику было сильно за восемьдесят. А в последнюю минуту передумал, интересуясь, что произошло в действительности. Всегда считал его сердце и легкие абсолютно здоровыми. Аппетит был хороший. От артрита он бы не умер. При вскрытии обнаружилась передозировка. Тогда доктор вспомнил, что мистер Оукли не раз выражал желание умереть, поскольку не видел больше смысла жить. Дело как можно тише закрыли. Старик сам выбрал время ухода со сцены. Тем не менее дочери страшно переживали. Самоубийство для них тяжкий грех. Возможно, думали, что все их усилия и заботы потрачены зря, любовь и преданность с презрением отвергнуты. Возможно, хуже того — они сдались. Отчаялись. Объяснять им про депрессию бесполезно — пустая трата времени. — М-м-м… — промычал Джеймс Холланд. — Остается надеяться, что нынешний случай скоро прояснится. Безусловно, Дамарис и Флоренс и так уже много страдали. — Помолчав, он спросил: — Вы рассказали Минкину о самоубийстве старика? — Нет, — ответил Маркби. — С тех пор прошло больше двадцати пяти лет. Как вы верно заметили, они и так уже много страдали. Не стоит ворошить прошлое. — Он ощутил на себе пристальный взгляд викария. — А мне зачем рассказали? — тихо спросил Джеймс Холланд. Маркби поднялся, отряхнул брюки: — Вы бываете у сестер. Думаю, вам интересно знать. При следующем визите передайте мои наилучшие пожелания и объясните, почему я пока лично не захожу. С вами мы наверняка скоро встретимся. Он кивнул на прощание и быстро пошел из сада. Викарий задумчиво смотрел ему вслед. Позже в тот солнечный весенний день суперинтендент Минкин, сдержав обещание, явился в дом Пейнтеров. Пэм без промедления впустила его, указала на кресло. Сама вместе с Джулиет уселась на диван напротив, образовав единый фронт. Если это насторожило Минкина, то он виду не показал. — Безобразное дело с начала и до конца, — начала Пэм, по обыкновению напрямик. — Очень рада, что имею возможность заявить вам об этом. — Убийство всегда безобразно, — изрек Минкин. Паруса на время обвисли, Пэм уставилась на детектива пылающим взглядом. В атаку пошла Джулиет: — Зачем вы на нас время тратите? Идите, — она ткнула пальцем в окно, — ищите, ради бога, убийцу! Мы никого не травили! — Миссис Пейнтер… — Минкин проигнорировал Джулиет, что ее откровенно взбесило, и сосредоточился на Памеле. — Как я понял, вы приезжали в Форуэйз, чтобы поговорить с Яном Оукли. — Да, но я его не застала, — объявила Пэм. — И прежде чем вы спросите, скажу, что очень об этом жалею, потому что в мгновение ока отправила бы его восвояси. Безобразно шантажировать и обманывать двух старых женщин. — Понятно, — кивнул Минкин. — А его убийство не кажется вам безобразным? — Разумеется! — Пэм с трудом сдерживалась. — Я не стану заступаться ни за кого, кто нарушил закон. Я член полицейского трибунала. Организовала сторожевые группы,[16] когда мы сюда переехали. Только не каждый убитый — невинная жертва. Ян Оукли далеко не невинный. Он мошенник. — И не говорите, что нет доказательств, — подхватила Джулиет, — потому что на это указывает все его поведение здесь, начиная с самого факта приезда. — Польская полиция ничего против него не имеет, — напомнил Минкин. Джулиет подалась вперед: — Там у него возможности не было, поэтому сюда явился! Как только увидел Форуэйз, понял, что плывет в руки! Мередит его везла сюда с вокзала, рассказывала, как у него глаза горели. — Ну хорошо, — сдался Минкин, — он гнусный жулик, задумавший выманить деньги у двух старых женщин. Но его кто-то убил. — Только не Дамарис и Флоренс, — отрезала Джулиет. — И не я, и не Пэм, как мы уже говорили. Невозможно подозревать беднягу Рона Гладстона — он в жутком состоянии после всего этого. Если хотите знать мое мнение, тут какие-то польские связи. Может, он занимался контрабандой наркотиков или как-то мошенничал с лошадьми… — С какими лошадьми? — озадаченно переспросил Минкин. — Он ведь на племенной ферме работал, правда? Польша лошадей экспортирует, высшего класса. Там куча денег вертится. Может, он член какого-то преступного синдиката, занимавшегося аферами в этой области. — Доказательства? — холодно потребовал Минкин. Джулиет хватила кулаками по стиснутым коленям: — Разумеется, нет у меня никаких доказательств! Ваше дело искать доказательства. Я прошу только, чтобы вы посмотрели дальше собственного носа! А вы просто уставились в одну точку. На сестер Оукли и на нас, их друзей. Лично мне ясно, что смотреть надо шире. — Лично мне ясно, что вам очень хочется, чтобы я смотрел шире, — заметил Минкин. Пэм тяжело вздохнула: — Ваш намек мне не нравится, суперинтендент. Мы стараемся помочь. Минкин закатил глаза: — Приехав в Форуэйз для встречи с Оукли и выяснив, что его дома нет, вы искали поблизости? — Если имеется в виду сад, то да. Я в дом не заходила. Хотела застать его одного. Но так и не нашла. Столкнулась с Роном Гладстоном. — А когда в саду осматривались, не заглядывали в каменную сторожку? — Ах вот что… — Пэм пару секунд помолчала. — Внимательно не смотрела, только в дверь заглянула, никого там не было. — Эй!.. — вскричала Джулиет. — Вы подозреваете, что Пэм взяла мышьяк?.. Минкин поднял мясистую руку, будто останавливал дорожное движение. Джулиет закусила губу, дабы смирить бушевавшее в груди пламя. — Внутри было аккуратно прибрано? — продолжал суперинтендент. Пэм озадаченно взглянула на него: — Не помню. Не интересовалась, прибрано или нет, просто Яна искала, а его там не было. Много всякой всячины, предметы старины… — На ваш взгляд, давно все это там лежит? Много лет никто ничего не трогал? Пэм нахмурилась: — Собственно, показалось, будто кто-то недавно перетаскивал вещи в один угол. Довольно свежие царапины на земляном полу… один ящик выдвинут, словно кто-то хотел встать на него, дотянуться до полок… — Она брезгливо зажала рот рукой. — Видите ли, — терпеливо сказал Минкин, — я пытаюсь выяснить, когда из сторожки забрали мышьяк. Если там прежде вас кто-то был и шарил на полке, значит, его взяли. Вы отправились искать Оукли сразу же, как услышали о его приезде, верно? Значит, кто-то уже принялся к этому моменту разрабатывать планы.