Поэтому с опаской спросил: — Что с тобой? — Ничего, — машинально сказала она. — Почему женщины всегда говорят откровенную неправду? Сидишь с бутылкой, тоску заливаешь… — Один стаканчик! — возмущенно возразила она. — Всего один, чтобы лучше думалось. — Откинула темную челку и с явным усилием постаралась вернуться к нормальному тону: — Хорошо играли? — Средне. Пол был очень доволен. Его команда победила. Не возражаешь, если я составлю компанию? — Он взял себе бокал, налил вина, взмахнул им: — Твое здоровье! Рассказывай. — Не буду, — пробормотала она, отводя глаза. — Исповедь полезна для души. Неужели так плохо? — Ты не поверишь. Сегодня днем я выставилась полной идиоткой. — Ходила по магазинам, купила неподходящее платье? — Алан ждал, что Мередит обидится, но раз уж на прямые вопросы не отвечает, то надо ее завести. Как и ожидалось, она мигом выскочила из непроницаемого кокона: — Я тебя умоляю! Со мной это часто бывает, но я не сокрушаюсь целыми днями. Сую подальше в гардероб к другим неудачным покупкам. Дело серьезное. Я дурака сваляла. Получила по полной программе и по заслугам. Какая глупость! Нельзя было поддаваться на уговоры Джулиет… — Правильно. — Алан поставил бокал. — На что тебя уговорила Джулиет? Бледные щеки зарделись. — Потребовала пригласить на чай Яна Оукли и образумить. Как будто я на это способна! — сокрушенно воскликнула Мередит. — Я тебе не сказала, потому что сама опасалась подобной затеи, ты назвал бы меня сумасшедшей… и был бы совершенно прав! Хотя в «Перьях» сам говорил, что Ян, может быть, не понимает положения дел, и я думала просто ему объяснить… — Ну и что? — терпеливо допытывался Алан. Она насупилась: — Все пошло не по плану. Я спросила насчет претензий на Форуэйз, он нагло отрицал, даже глазом не моргнув. На усадьбу не претендует. Я спросила, потребует ли долю с вырученной от продажи суммы, он опять сказал «нет». Было бы мило, если бы кузины расщедрились, но он хорошо понимает их положение. — Похоже, — заключил Алан, — уже во всем разобрался, принял разумное решение, и твоего вмешательства не потребовалось. — Он хитрый, а не разумный! Догадался, к чему я клоню, и разом исключил все вопросы с моей стороны. Не стоит винить Джулиет, — мрачно добавила она. — Я сразу поняла, что мысль неудачная. Надо было набраться храбрости, руководствуясь своим суждением, и напрочь отказаться. — Мередит погрузилась в молчание. Алан внимательно ее разглядывал. Она редко кипит таким гневом. И спросил, как можно осторожнее, доливая ее бокал: — Что еще? — Ничего… — встрепенулась она, расплескав вино. — Что еще могло случиться? Просто я себя чувствую полной дурой. Мне это не нравится. Кому понравится? — Действительно, — согласился Алан. — Я просто думаю, не поднял ли Оукли какую-то другую тему. — Нет… Не поднял… потому что я его выгнала! — с явным удовлетворением выпалила Мередит. — Не слишком ли крутая мера? Если он все объяснил и со всем согласился, как ты говоришь? Она снова вспыхнула: — То есть… я с ним распрощалась. Он пробыл недолго. Поняла, что он слишком хитер, разговаривать с ним невозможно, поэтому поспешила от него отделаться. Совсем врать не умеет, мысленно заключил суперинтендент. Легко догадаться о произошедшем. Оукли решил за ней приударить. Если она не хочет об этом рассказывать, то не расскажет. Огорчает не отказ поделиться, а последовательность событий, приведших к сложившейся ситуации: просьба Джулиет, согласие Мередит, наконец, поведение Оукли. При следующей встрече надо будет сказать ему пару ласковых слов. А пока… — Ради бога, — сказал он, — держись подальше от Джулиет Пейнтер. Она помешалась на Яне Оукли. Мередит переключилась с одной неприятной мысли на другую: — Я ей перезвонила… Пришлось. Она ждала отчета. Пересказала его слова. Она думает… — Продолжай, — вздохнул Алан. — Что теперь думает Джулиет? — Думает, что у Яна в запасе другой тайный план. Поэтому он теперь прямо не претендует на Форуэйз и на долю денег от продажи. Понял, что это невыгодно. Она абсолютно не верит, что он отступился. — В свое время выяснится, что он замышляет, — сказал Алан. — Давай теперь куда-нибудь сходим, приятно проведем оставшийся вечер. Позабудь Яна Оукли. Нечего из-за него волноваться. Порой сказанные слова начинают преследовать. Маркби хорошо это понял, явившись в понедельник в офис. По пути задержался, кое-куда заехав, поэтому было уже почти одиннадцать. Каждый встречный сотрудник в коридоре держал в руках стаканчик с кофе. — Что интересного произошло в выходные? — осведомился он у инспектора Пирса, появившегося в дверях кабинета. Судя по пятнам на рубашке, тот уже выпил кофе. — Звонили из офиса коронера, — неуверенно сообщил Дэйв. — Подозрительная смерть. Парень скончался в больнице в субботу вечером, явно от какого-то отравления. Доктор Фуллер назначил вскрытие на сегодня на восемь утра. Знаете, любит работать ни свет ни заря. Судя по тону, инспектор не раз поднимался в такой безбожный час, стоял рядом с патологоанатомом, наблюдая за препарированием. «Клади на стол, режь и убирай с глаз долой!» — вот девиз Фуллера. Маркби, тоже в свое время страдавший от пристрастия доктора к вскрытию при первых лучах рассвета, сочувственно кивнул. — Подтвердил отравление. Чем — пока точно не знает. Сообщил коронеру, что, хоть требуется подтверждение, считает клиента нашим. Отправил образцы для анализа доктору Пейнтеру. — Джефф сильно обрадуется, — прокомментировал Маркби, повесил пальто, повернулся к инспектору. — Яд — совсем другое дело. Забавно, что мы говорили недавно об этом в гостях у Пейнтеров. Отметили, что яд применяется нынче все реже и реже. Личность жертвы известна? Пирс заглянул в листок, который держал в руке: — Некий Ян Оукли. — Что?.. Вопрос задан таким тоном, что Пирс тревожно глянул на суперинтендента. — Его фамилия Оукли, сэр. Поляк, приехал сюда с визитом, что может осложнить дело. Остановился у родных неподалеку от Бамфорда в доме под названием Форуэйз. — Знаю, — мрачно выдавил Маркби. — И его тоже знаю… встречался. — Ох, черт побери, — пробормотал Пирс. — Это еще мягко сказано, Дэйв. Что случилось? Пирс осторожно положил листок на письменный стол. — Как я уже сказал, сэр, пока только голые факты. В субботу поздно вечером на три девятки поступил вызов скорой. Звонила пожилая женщина, мисс Дамарис Оукли. Сказала, что их гостю плохо. Приехавшие на место медики обнаружили парня в плохом состоянии, старушку не хотели пугать, повезли его прямо в больницу, он скончался через десять минут после приезда. В таких случаях по протоколу проводится вскрытие, и врачи заподозрили отравление. Прошу прощения, сэр, пока это все, что мне сообщили из офиса коронера. Вряд ли там еще что-то знают. Ждем известий от доктора Фуллера и от доктора Пейнтера. Маркби нахмурился, глядя на листок бумаги со скудными сведениями: — В Форуэйз кто-то поехал? — По-моему, кого-то из офиса коронера отправили предупредить обитателей — двух пожилых сестер, — что приедет полиция. Я сам туда собираюсь сегодня. Суперинтендент поднялся, сдернул пальто с вешалки: — Лучше я съезжу, Дэйв. Хорошо знаю сестер Оукли. Они совсем старые, наверняка очень сильно расстроены. Свяжитесь с консульским отделом польского посольства в Лондоне. Их надо проинформировать о смерти польского гражданина. Спросите, что они могут нам сообщить о Яне Оукли. По приезде он вел себя не совсем хорошо, и его биография, возможно, сомнительна. Надо все досконально проверить, а это будет нелегко. — Вот именно, — кивнул Пирс. — И вам, сэр, тоже достанутся кое-какие хлопоты, правда? — Дэйв, — сказал суперинтендент, — нынче утром вы настоящий мастер недооценки. По приезде Маркби застал обеих сестер Оукли в трауре. Дамарис в темно-серой юбке со светло-серым джемпером, Флоренс в ржаво-черной юбке и фиолетовом свитере. Они сидели бок о бок на облезлом бархатном диване, некогда ярко-зеленом, ныне выцветшем до оттенка пожелтевшего мха. По прикидке дивану лет сто. Но и все прочее в комнате — кроме неуместно выглядевшего телевизора — казалось застрявшим во времени. Лампы 1930-х годов, судя по настенным выключателям из бакелита, напоминающим рождественский пудинг с изюмом. Из стен даже торчат газовые рожки, которые некогда обеспечивали освещение. Сестры Оукли попросту продолжают жить в доме, полученном от родителей, смахивая с чего-то пыль, узнавая время по золоченым часам на каминной полке, закрывая на ночь вылинявшие бархатные шторы с побитой молью подкладкой, а утром открывая. Маркби с болью припомнил прежние неприятные ощущения. В детстве его приводили именно в эту комнату. Он боялся ее не в последнюю очередь из-за присутствия еще живого старого мистера Оукли. Маленькому Алану он казался настоящим Мафусаилом. По оценке нынешнего взрослого Алана, ему тогда было примерно столько же, сколько сейчас его дочерям, — за восемьдесят. Он был инвалидом, прикованным к креслу, стоявшему рядом со старым газовым камином. И сейчас камин включен, но на самую малую мощность, чуть светится. Известно, что такие же установлены во всех других комнатах. Больше никакого отопления. Свет зажигается, когда в комнату входят, и выключается, когда уходят. Слабые лампочки и обогреватели не разгоняют царящего в доме мрака. Мрак тоже хорошо помнится. Хотя старый мистер Оукли жался к огню, его ноги всегда были укутаны ярким вязаным одеялом. Спина согнулась так, что с первого взгляда виднелась только лысая розовая макушка. Руки неподвижно лежали на подлокотниках инвалидного кресла, испещренные коричневыми пятнами, как птичьи лапки. На каждого, кто к нему подходил, он бросал взгляд из-под белых густых бровей, что особенно запомнилось Алану. Запомнился страх, который внушал этот старческий взгляд. В нем никогда не было даже признака теплоты. Ни приветливости, ни добродушия, ни ласки к ребенку, только глухой гнев на предательский обман, испытанный в жизни. Старик заполнял собой всю комнату. Даже в детстве Алан понимал, что он правит домом. Пожалуй, его гнетущее присутствие ощущается даже сейчас. Сестры приняли соболезнования без особых эмоций. Маркби объяснил, что в данный момент руководит неизбежным расследованием. На это они отреагировали — заметно расслабились. У него сжалось сердце. Если Старушки думают, будто его участие облегчит дело, то сильно ошибаются. — Должен предупредить, — сказал он, — руководство могут перепоручить кому-то другому. Я… э-э-э… виделся с вашим кузеном, и Мередит несколько раз с ним встречалась. Поэтому я нахожусь в довольно щекотливом положении. — Ах, понятно, — кивнула Дамарис. — Естественно, нам бы хотелось, чтобы ты вел следствие. Нам было бы гораздо спокойнее, правда, Флоренс? — Конечно, — подтвердила Флоренс. — Знаешь, я его не видела перед отправкой в больницу. Мне Дамарис рассказывала. Пожалуй, хорошо, что не видела… в таком состоянии. Хотя сестре пришлось возиться одной… лучше б она позволила мне спуститься. — Ты ничем не могла бы помочь, дорогая, — сказала Дамарис Оукли. Маркби прокашлялся.