Аманда вдруг вспомнила, с какой жестокостью обошлись с Билли Робертсом, и тот ужас, который испытала, едва не столкнувшись лицом к лицу с сотворившим все это чудовищем. – Не волнуйтесь, не наделаю. Продолжая прижимать телефон к уху, она направилась по дорожке к входной двери. Постучала, но не стала ждать ответа – просто повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта. Ярко освещенная прихожая была пуста. – Пол? – позвала она. Ответа не последовало. – Что там происходит? – послышался из телефона встревоженный голос Двайера. – Минутку… Аманда присмотрелась через прихожую к открытому дверному проему кухни. Света там не было, но она ощутила, как с той стороны тянет сквозняк. Прошла туда. За распахнутой задней дверью расстилалось угольно-черное море заросшего сада. – Задняя дверь открыта! Аманда шагнула за порог. Было трудно различить подробности, но черная стена леса по-прежнему смутно вырисовывалась на фоне почти черного неба. Тьма была почти полной. – Опергруппа уже в пути, – сообщил ей Двайер. Отлично, подумала Аманда. Поскольку поняла, что ей явно понадобится помощь – самой тут никак не справиться. Абсолютно исключено, чтобы она сунулась в этот лес в одиночку. Но в то же самое время совсем другая мысль неотвязно грызла где-то в глубине головы, и хотя она никак не могла знать этого точно, но почему-то все равно знала. Подкрепление не успеет прибыть вовремя. Аманда поймала себя на том, что уже несколько секунд недвижимо стоит на заднем крыльце, не в силах шагнуть в траву и двинуться к неумолимой черноте за ней. Она поежилась. И хотя мозг приказывал сделать шаг, тело не откликалось. «Успокойся!» – приказала она себе. Этот голос ожег, как пощечина. На миг показалось, что это голос отца, – но нет. Это был просто ее собственный голос. «Кто-то нуждается в тебе». Да, осознала Аманда, вот к чему все сводится. Она больше не была маленькой девочкой, лежащей в постели посреди ночи, боясь темноты и ожидая кого-то, кто спасет ее. Она сама была тем, кто приходит на чей-то зов. – Вы еще тут? – спросил Двайер. – Здесь я, – отозвалась Аманда. А потом убрала телефон от уха и быстро направилась через сад к лесу. 42 Я присел на корточки между двух деревьев, задыхаясь и пытаясь перебороть овладевшую мной панику. Путаница кустов и травы невидимого подлеска плотно охватывала меня со всех сторон. Я практически ничего не видел. Вдобавок я заблудился. Когда я только побежал оттого человека, то был уверен, что направляюсь тем же путем, каким мы пришли. Но, видимо, где-то не там свернул, поскольку совершенно не представлял, где сейчас нахожусь. Потерять ориентацию в этом лесу было легко даже при свете дня, не говоря уже о почти абсолютной темноте, в которой я сейчас оказался. Я даже не знал, продвинулся ли в сторону поселка, или еще больше углубился в лес. Стараясь соблюдать полную неподвижность, я прислушался. Ветки трещали где-то справа от меня – не слишком близко, но не так уж и далеко. Бросив взгляд в ту сторону, я увидел мелькающие между деревьями проблески света. Вон он где – осматривает лес в поисках меня… И этот тип походил на человека, который будет искать методично. Если я останусь на том же месте, он обязательно меня найдет. Но если двинуться дальше, то куда? Какая-то колючая ветка впилась мне в руку. Я слегка повернулся, пытаясь думать. «Иди влево – подальше от света для начала». Начал было медленно подниматься, но тут услышал голос: – Ты совсем не умеешь прятаться… …И рывком повернул голову на звук. Донеслись эти слова откуда-то слева. И свет фонарика теперь мигал среди деревьев как раз с той стороны, причем гораздо ближе, чем несколько секунд назад. Но он просто не мог так быстро покрыть такую площадь! Это я повернулся или мир вокруг меня? – Я когда-то зарабатывал на жизнь, охотясь на людей… Отвернувшись от голоса и света, я начал медленно, на ощупь пробираться между деревьев, хватаясь руками за их шершавые стволы, стараясь производить как можно меньше шума и молясь, чтобы меня в итоге не загнали в угол. Все на какое-то время умолкло, если не считать шуршания листвы у меня под руками и тихого потрескивания спутанной травы, рвущейся под ногами при каждом осторожном шажке. И тут едва различимая обстановка передо мной вдруг резко проявилась. Дерево, в которое я на ходу уперся согнутой в локте рукой, словно в один миг провернулось под ней. И почему-то яркий глаз фонарика светил теперь прямо на меня, прорезая своим лучом пространство между черными стволами. – Вот ты где… Фонарик со щелчком выключился, и лес нырнул во тьму. И тут, едва только мой преследователь двинулся ко мне, вдруг послышался какой-то жуткий звук – то ли хруст, то ли щелчок. Я развернулся и побежал куда-то вбок, теперь слепо ломясь через лес, то врезаясь плечом в деревья, то уворачиваясь от них, и устремляясь в любую сторону, в которой мне чудился просвет среди кустов и деревьев. Того, кто гнался за мной, я не видел, и все же всякий раз казалось, что на самом деле я двигаюсь к нему – что лес по спирали загоняет нас обоих все ближе друг к другу. Шум, казалось, доносился абсолютно отовсюду. Куда бы я ни бросил взгляд, повсюду маячили едва различимые серые силуэты, и стоило мне куда-нибудь свернуть, как едва различимая тропа перед глазами оказывалась совершенно идентична предыдущей. И со всех сторон меня окружали треск и хруст валежника под ногами человека, охотящегося за мной. Самому мне в жизни отсюда не выбраться! Мне нужно… – Пол! Этот голос заставил меня резко остановиться. Он донесся откуда-то позади меня, но настолько издалека, что первым делом промелькнула мысль, что мне это просто почудилось. Однако почему-то он пригвоздил меня к месту, как тяжеленный якорь. Голос был женский. На миг подумалось, что это Дженни, – но, естественно, это было совершенно исключено. – Пол, вы тут? Я немного помедлил, а потом двинулся обратно тем же путем, каким только что бежал. Но мой преследователь тоже услышал этот женский голос. Я ощущал его присутствие невдалеке между деревьями, где-то справа от себя. Слышал его хриплое прерывистое дыхание. И стоило мне двинуться, как показалось, что оно приближается. – Пол? Я стал продираться сквозь заросли на голос, следуя за ним, как за ниткой в лабиринте. Ветки под ногами моего преследователя трещали где-то сбоку, но теперь по крайней мере только с одной стороны. Потом деревья впереди стали реже, и я ощутил под ногами натоптанную тропу. Прибавил шагу, постоянно оглядываясь назад и все еще в любой момент ожидая появления преследующего меня мужчины. И вдруг услышал его голос – не слова на сей раз, а лишь какой-то жуткий первобытный вопль, полный боли и тоски, – и припустил во весь дух. – Пол! Вопли позади понемногу стали стихать. По какой-то причине этот тип прекратил гнаться за мной. А женский голос, чей бы он ни был, звучал все громче, выводя меня из чащи. Я бежал все быстрее и быстрее, бежал из последних сил – обратно к поселку, к ее голосу и возникшему в той же стороне завыванию полицейских сирен – прочь из Сумраков. 43 После Раннее утро. Было еще довольно прохладно, когда Аманда вышла из дома, села в машину и отправилась в Роузвуд-гарденз. Небо было ясным, на дорогах тихо. Радио она включать не стала и ехала медленно, наслаждаясь тишиной. Как обычно, в этот час Аманда оказалась на кладбище единственным посетителем. Подъехав, она оставила машину на гравийной площадке, а сама направилась привычной дорогой между могил. Может, это ей лишь чудилось, но сегодня все здесь ощущалось совсем по-другому. Семейные участки, мимо которых она проходила, были ей вроде бы давно знакомы: и тот, что всегда украшали свежие цветы, и другой, с бутылкой из-под бренди, и могила с плюшевыми игрушками, покоящимися на камне… На первый взгляд точно такие же, как всегда, но этим утром все тут смотрелось по-новому. Пустая посудина валялась здесь уже очень явно, и тот, кто ее оставил – наверное, старый собутыльник, – так с тех пор сюда и не заглядывал. Яркие живые цветы казались скорее символом благодарности и любви, а не безутешного горя. И как бы печально ни выглядели на могиле детские игрушки, их присутствие здесь по крайней мере было неким признанием свершившегося факта. Лучше уж им лежать здесь, конечно, чем пылиться в какой-нибудь маленькой опустевшей спаленке, сохраняемой в полной неприкосновенности и превращенной в музей. И все это открыло ей простую истину. Раньше Аманда рассматривала свои приезды на кладбище так, как будто и впрямь навещала отца – едва ли не заглядывала к нему в гости, – но теперь поняла, что дело совсем не в этом. Пусть под землей здесь и лежат мертвые, но то, что над ними, предназначено для живых – люди приходят сюда, чтобы навести мосты между той жизнью, которой они некогда жили, и той, которой живут сейчас. Так что, появляясь на кладбище, на самом деле она всякий раз приходила к самой себе и к своим отношениям с прошлым. А как себя при этом вести – это ее личное дело.