* * * На следующий день я пришел на работу пораньше. Еще в самый первый день Мари выдала мне ключи, так что я открыл магазин и занялся своими обычными делами. Покупателей в такую рань было всего ничего, и предстояло разобрать единственную новую поставку. Работал я методично, но практически машинально – в голове у меня вихрились вопросы. По-своему я чувствовал себя в столь же отчаянном положении, что и тот парнишка из рассказа Дженни, и какая-то часть меня не желала ничего знать. Та часть, которая боялась того, что я могу выяснить. Мари появилась сразу после десяти, и на тот момент магазин был совершенно пуст, если не считать меня. Я встал, окруженный стопками книг в закутке за прилавком. Сердце забилось быстрее. Если я не сделаю этого немедленно, то не сделаю никогда. – Мне нужно кое о чем с вами поговорить. Мари бросила на меня любопытный взгляд. – Ну что ж, – произнесла она. – И тебя с добрым утром! – Ой, простите… После чего я просто остался стоять, где стоял. Мари вздохнула, поставила свою сумку на прилавок, после чего заговорила более мягко. – В чем дело, Пол? – В рассказе Дженни, – сказал я. – И что с ним? – Я про тот, который она написала для конкурса. «Красные Руки». Мари покачала головой. – Не знаю, этот я не читала. Успокойся, не гони. Расскажи толком, что тебя беспокоит. – Рассказ называется «Красные Руки», – начал я. – Это про мальчишку, который идет в лес. Там его отец – как раз его-то этот парнишка и ищет, – но на самом деле его отец давно умер. Он – призрак. Когда-то покончил с собой, и его порезанные руки до сих пор все в крови. Я буквально выпалил это описание, но заметил, что, пока я все это выкладывал, выражение лица Мари успело смениться с любопытного на встревоженное. Сам рассказ она, может, и не читала, но прекрасно понимала, о чем я говорю. – Это основывается на чем-то из того, что вы ей рассказывали, верно? – спросил я. – О боже… – Она закрыла глаза и потерла переносицу. – Да, похоже на то, но я не думала, что Дженни возьмет этот сюжет за основу. Нужно быть осторожным, когда так поступаешь. В конце концов, не все истории принадлежат тебе. Кого-то это может задеть. – Мне нужно знать, что произошло, – сказал я. – Подлинную историю. Мари открыла глаза и несколько секунд смотрела на меня. Вид у нее вдруг стал какой-то усталый, словно она оценивала меня каким-то образом. – Пожалуйста, – добавил я. – Твои родители, Пол. – А что с ними? – Твои мама и папа. Они оба все еще живы? – Ну да. – Перед глазами вдруг вспышкой промелькнуло лицо отца. – К сожалению. – Ты будешь скучать по ним, когда их не станет. Но тут она печально улыбнулась и поправилась: – Конечно, бывает по-всякому. Но хорошо… Что ты хочешь знать? – Все. Я уже знал кое-что, поскольку Дженни успела рассказать мне то, что смогла припомнить. Несколько лет назад какой-то мужчина приехал в Гриттен-Вуд, зашел в лес и совершил там самоубийство. Ходили слухи, что у него остался ребенок. В этом и была отправная точка рассказа Дженни. То, что этот ребенок мог чувствовать много лет спустя, она уже домыслила. Мари ненадолго погрузилась в молчание. – Самое странное, что я ей все это выложила как раз из-за тебя, – произнесла она. – Это было некоторое время назад. Дженни рассказывала про тебя – говорила, что есть один мальчик на занятиях по писательскому мастерству, который ей нравится. Новенький, из Гриттен-Вуда… Да не смущайся ты так! – А я и не смущаюсь. То, что я на самом деле при этом почувствовал, так это укол страха где-то внутри. «Я ей все это выложила как раз из-за тебя». Мысль о том, что хоть что-то из этого – о чем бы ни шла речь – могло каким-то образом произойти по моей вине, было трудно принять. – Тогда я посоветовала ей быть поосторожнее, – сказала мне Мари. – На самом-то деле просто пошутила. Я сказала, что этот лес считается заколдованным – после того, что там произошло. – Никогда про такое не слышал. – Да, но ты там вырос, – возразила Мари. – Когда в подобном местечке случается нечто ужасное, люди предпочитают закрываться. Считают, что лучше просто помалкивать об этом и надеяться, что все благополучно забудется. Может, иногда так даже и выходит. – Кто-то и в самом деле покончил с собой в Сумраках? – Да. – А кто? – Честно говоря, не помню, как его звали, Пол. Это было довольно давно. – Насколько давно? Но тут я сообразил, что она спрашивала у меня, живы ли до сих пор оба моих родителя. – Лет шестнадцать тому назад? – Да. Где-то в семидесятых. Это было в местной газете, но подробностей я не помню. Так что все в основном из людских разговоров. Слухов. – А почему он покончил с собой? – Сразу по целому множеству причин, насколько я это себе представляю. – Мари с печалью посмотрела на меня. – Порою жизнь – довольно сложная штука, Пол. Насколько я понимаю, тот человек какое-то время был военным, и это отрицательно на нем сказалось. «Был военным». Еще один звоночек. Припомнилось, как Чарли описывал мистера Красные Руки и как в итоге и все мы стали его себе хорошо представлять. Обитает где-то в самой чаще, вдали от цивилизации; не столько живет в лесу, сколько является частью его; старая потрепанная армейская куртка, лохмотья на плечах торчат, как перья… – А что с тем ребенком, которого он оставил? – Тут все немного сложнее. – Мари покачала головой. – Ты точно хочешь все это услышать? Потому что – хорошенько подумай, – может, есть какие-то серьезные причины, по которым ты про это до сих пор не знал? Может, всем действительно лучше просто забыть? – Мне нужно знать, – твердо сказал я. – Хорошо. Не знаю, насколько все это правда, но вот что я тогда слышала. Тот человек был женат на какой-то женщине в Гриттен-Вуде – в твоем родном поселке, – и его жена забеременела. Но он еще встречался и с какой-то другой женщиной. Не из вашего поселка. Из другой части Гриттена – не знаю точно, какой. И эта женщина в итоге тоже забеременела. – Так что у этого человека было двое детей? – Да. Та, вторая женщина – она знала, что он женат, конечно, и хотела, чтобы он ушел от своей жены. Но он этого не сделал. Предпочел свою законную супругу. Но когда признался ей, та отвергла его – выгнала из дому. И вот из-за этого-то он и пошел в лес и сделал то, что сделал. Мари с каким-то беспомощным видом раскинула руки. – Но я не знаю, что из всего этого – подтвержденный факт, Пол. Это лишь слухи, которые я тогда слышала. Кое-что из вторых, из третьих рук. Я не уверена, что хоть что-то из этой истории полностью соответствует действительности. Я отсутствующе кивнул. Мари могла быть и не уверена, но я-то практически не сомневался. И сразу подумал про Джеймса. Про то, как его мать, похоже, всегда терпеть его не могла. Как его биологический отец пропал еще до его рождения. Я всегда полагал, что отец Джеймса просто бросил семью, после чего Джеймс стал для Айлин постоянным напоминанием о полученной обиде. Но никто никогда не говорил мне, что именно так все и было. А потом я подумал про Чарли. Про то, как они с Джеймсом иногда очень похоже выглядят. Про то, как при нашем появлении в новой школе Чарли вроде стал искать общества Джеймса, упорно настроенный подчинить его своей воле и обрести над ним полный контроль. Изолировать его от меня. Как у него вроде всегда имелся некий план в голове, в то время как все мы оставались в полном неведении и тянулись в нескольких шагах позади него. Как только что сказала мне Мари, когда происходит что-то ужасное, обычно люди стараются побыстрее забыть об этом. Нормальные люди, по крайней мере. Но теперь, когда я размышлял о рассказанной Мари истории – про мальчишку, отчаянно пытающегося разыскать отца, поговорить с ним, быть принятым им, – то призадумался: не поступают ли травмированные подобными событиями люди и подобным образом. Не выходят ли они на поиски. 31 «Надо что-то решать с Чарли…» Помню, как в тот день, ставший кульминацией всех предыдущих событий, вдруг рывком проснулся сразу после рассвета. Солнце струилось сквозь тонкие занавески из окна над письменным столом, уже наполнив комнату теплом. Но, несмотря на жару, меня бил озноб. Впервые за многие месяцы я не мог припомнить точные подробности сна, от которого только что пробудился, – только то, что в нем был Чарли. Жуть, которую навеял этот сон, продолжала туманить голову, медленно впитываясь в мои мысли, словно черные чернила, пролитые на промокашку.