– Хорошо, в таком случае я соберусь. – И еще одно: я буду сопровождать тебя! Это не подлежит обсуждению, – сказал он, видя выражение лица Рудницкого. – Пока не прибудем в Цюрих, ты будешь под охраной двадцать четыре часа в сутки! – Ладно, – согласился алхимик. «Как-то продержусь пару дней, – подумал он. – После конференции уже ни у кого не будет повода охранять меня или убивать. Только бы дожить до вторника». * * * Рудницкий прошел между свечами Яблочкова, стараясь игнорировать свою тень, старший офицер в незнакомом алхимику мундире смерил его беспокойным взглядом, после чего разрешил проходить. Вооруженные до зубов солдаты проверили трость алхимика на наличие спрятанного оружия и провели в конференц-зал. В просторном зале стояло около десятка столов, отдельный для каждой делегации. Полковник Томала провел алхимика к одному из самых маленьких. Варшавскую республику представляли только трое: сам алхимик, Станкевич и его заместитель. – Через минуту начнем, – тихо сказал генерал. – Все уже на месте. Заседание будет вести президент Швейцарии Камиль Декоппе. Рудницкий сглотнул слюну. «Еще десять минут», – подумал он. – Официальными языками конференции будут французский, английский, русский и немецкий, – продолжил Станкевич. – Соломоново решение, – буркнул Томала. – О, легок на помине, – добавил он, комментируя приветственные аплодисменты. – Прибыл Декоппе. – А россияне? – спросил алхимик. – Я вижу графа Самарина, генерала Алексеева и князя Оболенского. Остальных я не знаю. Среди немцев фон Безелер и адмирал Шлятсе. А какой-то полковник поклонился вам. Вы его знаете? – Откуда же я знаю? – с иронией буркнул Рудницкий. – Я вижу только контуры фигур, иногда детали одежды, но не черты лица. – Ну да, извините… Сейчас я взгляну в свои записи. Так, от немецкой делегации два полковника, некий Клюге и фон Трош. – Я знаю фон Троша, в свое время он жил в «Пристанище». – В каких вы были отношениях? – поинтересовался Станкевич. – Ну не знаю. Нормальных. А это важно? – Сейчас каждая мелочь имеет значение, – ответил генерал. – Он имел какое-то отношение к разведке, – вспомнил алхимик. Станкевич равнодушно кивнул. – Готовься, – сказал он через минуту. – Никто не знает, что ты хочешь сказать, поэтому вступительных речей не будет, ты единственный оратор. Еще несколько минут, и господин Декоппе закончит нас приветствовать. Когда президент Швейцарии спустился с трибуны, Рудницкий глубоко вздохнул и потянулся за тростью, однако неожиданно с места поднялся невысокий, щуплый мужчина и начал что-то требовать на французском языке. – Что происходит? – нервно спросил алхимик. – Ничего такого, – процедил Станкевич с сарказмом. – Посол Франции, монсеньор Пулард, пытается установить иерархию и требует слово для своей делегации. Вне повестки дня. – Он что-то знает? – Нет, просто делает то, что любят все политики: пытается превратить серьезный разговор в цирк. Тем не менее все зависит от тебя, поскольку Швейцария не позволит внести изменения в протокол без твоего одобрения. Если ты ему откажешь, обидишь представителей Франции, если дашь голос Курице, в игру подключатся и другие, и конференция пойдет коту под хвост. – Какой, к черту, курице?! – «Пулард» по-французски – курица, – пояснил Томала, давясь смехом. – Что ты решил? – спросил Станкевич. – Скажи, что я решительно против. Генерал повторил по-французски слова алхимика, они были встречены возмущенными комментариями, однако через минуту было объявлено выступление представителя Варшавской республики. – Уважаемые господа, – начал Рудницкий. – Я не являюсь профессиональным дипломатом, и, несмотря на то что сегодня я представляю свою страну, я ограничусь передачей двух новостей, оставляя политические и военные вопросы более компетентным людям. – Вы уверены, что эта информация будет иметь не только политическое, но и военное значение? – спросил кто-то по-русски. – Это генерал Алексеев, – подсказал Томала. – Конечно, – подтвердил алхимик. – Значительное. В зале смолкли шепот и тихие разговоры, нетрудно было догадаться, что собравшиеся ожидали, что Варшавская республика заявит о поддержке одной из сторон конфликта. – Первая новость касается анклава, – сказал алхимик. – Коридор, соединяющий ее с территориями, населенными theokataratos, постоянно расширяется, через него прибывают все более сильные Проклятые. Я хотел вас проинформировать о том, что этот процесс можно остановить. Почти каждый анклав имеет свою иерархию, на вершине этой иерархии есть существо, которое может провести ритуал, останавливающий рост коридора, а следовательно, и рост анклава. К сожалению, это требует убийства сущности, ответственной за расширение прохода, соединяющего наши Вселенные. К сожалению, эта сущность намного могущественнее, чем большинство управляющих анклавами князей. – Это только теория? – спросил кто-то по-немецки. Алхимик узнал голос фон Троша. – Нет, практика. Я убил регента варшавского анклава. – Так просто? В поединке? – с сомнением в голосе спросил немец. – Нет, не в поединке и не так просто. Я ослеп и едва остался жив. Рудницкий снял очки. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, похоже, его внешний вид произвел впечатление. – Можно подробнее? – спросил полковник. – Это не имеет значения, – заверил его Рудницкий. – В общем, его нужно обезглавить, и не серебряным оружием. – А каким? – Адепты знают, о чем я говорю. А сейчас вторая новость. И кто знает, не самая ли важная. Долгое время со всех сторон приходят сообщения о проблемах с использованием одного слова силы… – С вашего позволения, – вмешался фон Трош. – Мы доказали на Поморье, что нас эта проблема не касается. – Конечно, на ваших территориях. – Не понял? – На самом деле в этом нет ничего сложного, и я удивлен, что никто раньше не связал между собой такие очевидные факты. Слово и символ смерти имеют ограничения, и дело не только в их влиянии на здоровье адепта. Проблема в том, что можно назвать эхом. Любой адепт в состоянии использовать этот символ для собственной защиты. Всегда и везде. Однако это касается только особ, которые непосредственно атакуют. Нет и речи в убийстве сотен или тысяч солдат. Это возможно только тогда, когда адепт защищает свою территорию. Вы понимаете, господа? Свою территорию в этническом смысле. Вероятно, каждое слово силы требует определенное количество первичной материи, в этом суть истинной магии. В случае с theokataratos это естественно, потому что они созданы из первичной материи. Они сами являются магией. Однако и в людских телах есть следы этой субстанции, ведь мы созданы по образу и подобию Божьему. Это слово требует своего рода резонанса, его звук достигает останков умерших людей, которые сотни или тысячи лет жили на данной территории. Оно действует, если его произнесет кто-то, чьи предки там захоронены. Потому немцы могли использовать это слово на Поморье, а россияне – нет. Потому поляки выиграли с его помощью битву под Варшавой. Вы понимаете значение этого факта? Война закончена, по крайней мере та, что мы знаем. Мы непобедимы на своей территории. Шум почти оглушил Рудницкого, делегации перекрикивали друг друга, не соблюдая этикет и повестку дня. Лишь через несколько минут председатель успокоил собравшихся и снова дал слово алхимику. – Я не знаю, что еще могу добавить, – устало сказал Рудницкий. – Как вы, поляки, намерены воспользоваться этим открытием? – спросил кто-то враждебно. – Оболенский, – прошептал Томала. – Это вопрос к военным и политикам, – ответил алхимик. – Однако очевидно, что атака на Варшавскую республику – это самоубийство. Кто бы ни был нападавшим, – решительно добавил он. – И еще одно: я позволил себе разослать письма во все крупнейшие газеты. Завтра или послезавтра об этом, как вы назвали, «открытии» узнает весь мир. На тот случай, если кто-то решит, что стоит все же рискнуть. Правительство, которое осознанно пошлет на смерть своих солдат, рухнет. А теперь, господа, позвольте откланяться, мне больше нечего добавить. Когда он шел к выходу, его шагам вторил стук трости, в зале воцарилась мертвая тишина. * * * Рудницкий вытащил карманные часы. Рефлекс, поскольку до сих пор большинство предметов он видел, как цветные пятна. Вокруг сновали отельные гости, разговаривая на нескольких языках, никто не обращал внимания на одинокого мужчину в темных очках. По крайней мере, алхимик на это надеялся. – Улажено! – отчитался Анквич. – Портье пообещал передать ваше письмо генералу, как только тот вернется с конференции. – Багаж? – Уже в карете, что ждет на улице. – Тогда идем. Анквич взял алхимика под руку и помог выйти на улицу. – Куда едем? – спросил кучер по-немецки.