– Это только медицина двадцатого века! – процедил он. – А должно было быть лучше! Ты говорила, что врачи довольны. – Операцией. Но рана и дальше не хочет заживать, а плечо выглядит так, как выглядит. Некоторые доктора уехали под разными предлогами. – Что?! – Они поняли, что так или иначе ты умрешь, и не хотят нести за это ответственность, поскольку все знают, что царь заинтересован в тебе. На поле боя остался только Кольцов и несколько молодых докторов. Но, может, не будет все так плохо. – Ну да! Я поправляюсь просто на глазах! Кто-то постучал в двери, и через минуту в палату вошел слуга с миской супа. – Ты должен поесть, – сказала Анна. – Я покормлю тебя. Неожиданно Самарин ощутил страшный голод. – Слишком жидкий супчик, – заметил он. – Может, есть стейк? – Пока с тебя хватит и бульона. Если удержишь его в желудке, попросим добавку. Но не раньше чем часа через два-три. Генерал жадно проглотил теплый и удивительно вкусный бульон, ощущая, как отпускают желудочные спазмы. – Подумать только, а я ведь не люблю бульон, – буркнул он. – Еще будешь и кашку манную нахваливать, – ответила Анна с улыбкой. – Только бы дождаться… – Дождешься, – прошептала она. – А сейчас отдыхай. Самарин хотел возразить, но усталость победила его, а слова жены помогли осознать, что он совсем истощен. Он уснул, ощущая ладонь Анны на своей щеке. * * * Служанка отложила зеркало, после чего помогла Самарину надеть рубашку. Кожа на правой руке была красная и натянутая, время от времени плечо пронзала страшная боль, но культя все еще кровоточила, правда, умеренно – все это к неумело скрываемому ужасу врачей. Как сказала Самарину Анна, его случай квалифицируют как «необычный», и в одном из петербургских отелей прошел даже научный симпозиум на эту тему. Только то, что его участники – известные врачи со всей страны, никак не помогло найти не только решение этой проблемы, но и диагностировать болезнь Самарина. – Где моя жена, Федорович? – спросил генерал. Сразу после окончания офицерского училища Федор Федорович Урусов был назначен к нему ординарцем. Они вместе служили на Кавказе почти десять лет, и Федорович не раз и не два спасал Самарину жизнь. Когда врачебная комиссия списала Урусова на гражданку, генерал доверил ему управление одним из своих имений. После свадьбы работодателя Федор Федорович переехал с ними в Арсеньево. – Совещается с врачами, – ответил седой мужчина. – Или снова с ними ругается. Проклятые коновалы, – буркнул он. – Ругается? Она мне ничего не говорила. – Ругается. Про карболовую кислоту. – Что? – Они хотели вас натереть этим свинством, чтобы бороться с инфекцией. Помните, как обрабатывали рану Ваньке Румсдорфу? Ему сожгло кожу, словно его держали над огнем, а ногу все равно пришлось потом отрезать. Самарин мрачно кивнул. Военные медики охотно злоупотребляли средствами дезинфекции. – А что Анна? – Сказала двум таким, что скорее их намажет карболкой, чем позволит приблизиться к вам с этим, цитирую: говном. Когда она по-настоящему злится, то вставляет польские словечки. Вчера, когда она выкинула этого жандарма, тоже кричала на него по-польски. – Какого, к черту, жандарма?! – Глобачева. – Ты шутишь?! – Нет, он вроде бы пришел вас проведать. Анна Петровна вызвала Анвельта и несколько солдат и приказала его вывести. Сказала, что если его еще раз увидит в госпитале, то прикажет использовать его как мишень для огненных заклинаний, а то, что от него останется, сметет в коробку из-под обуви и отправит семье как поминальный сувенир… – И что, Глобачев правда ушел? – с недоверием спросил генерал. – И ты запомнил это слово? Поминальный сувенир – это что-то! – Ушел как миленький, – заверил Урусов. – Анна Петровна говорила серьезно, это было видно, я боялся, что она сама вытащит нож и всадит ему лезвие между ребрами. К счастью, Анвельт ее удержал. А что до моего образования, так я окончил гимназию в Одессе. Ну, почти окончил, с последнего года обучения меня выгнали… – Этот гад, должно быть, уже пожаловался царю. – Сомневаюсь, – сухо ответил мужчина. – Ему бы тогда пришлось признаться, что графиня Самарина его прогнала, как собаку? Кроме того, его величество полюбил вашу жену. – Когда это он успел? – После того нападения. Она ворвалась в офис Сиверса с группой вооруженных до зубов крестьян и, размахивая револьвером, потребовала ввести чрезвычайное положение. Я уверен, что его величество получил об этом исчерпывающий доклад. – Но как это относится к… – Я думаю, что царь сомневался в Анне и ее преданности вам и монархии. А с тех пор как эта же организация пыталась убить наследника престола, его величество воспринимает подобные преступления как личные. Поэтому тот факт, что поймали десяток бандитов, его не слишком взволновал, а вот если бы не ваша жена, они убежали бы. – Может, и так, – буркнул генерал неуверенно. – Но Глобачев – страшная свинья, он будет мстить. – Если попытается, то закончит в коробке из-под обуви, – пожал плечами Урусов. – Если дело касается вас, то Анна Петровна не любит шутить. Она правда может приказать солдатам его убить, и Глобачев об этом знает. – Они бы не выполнили такого приказа. – Еще как выполнили бы! Даже глазом не моргнули бы. Все знают, что это тайная полиция вас в анклаве оставила и, если бы не поляк, вы бы погибли со всем подразделением. Если Глобачев не идиот, то все понял. Хотя он знает, что вы не зайдете так далеко. А вот ваша жена не будет сомневаться. – Мне еще этого не хватало, – вздохнул Самарин. – Надо с ней поговорить. – Будьте вежливым, – сказал слуга. – Такая женщина встречается раз в жизни. – Ох, Федорович, Федорович, старый ты романтик… – Я на пятнадцать лет старше вас, – возмутился мужчина. – А нет ли у вас имения где-то в западных губерниях? – А что? Мечтаешь о милой польке? – А почему бы и нет? Его величество никогда не жаловался на знакомство с Кшесинской, да и вам не на что жаловаться. Может, и в мое окошко заглянет солнышко? Самарин беспокойно заерзал: разговор прервал очень энергичный и чисто символический стук – никто не ожидал разрешения войти, – на пороге появились двое неизвестных генералу докторов. – Ваше превосходительство, – поздоровался высокий худой мужчина с моноклем в глазу, – меня зовут Коборин, мой коллега – профессор Петраускас. Мы хотели бы установить сроки лечения. – Немедленно, – поддержал его тучный медик с налитым, апоплексическим лицом. – Какого лечения? – недоверчиво спросил Самарин. – Прижигание раны, дезинфекция карболовой кислотой, чередуя с йодом и каломелем, – перечислил худой. – А возможно, и амбрин. К сожалению, доктор Кольцов пренебрег этим аспектом, отсюда и последствия. – Каким аспектом? И где Кольцов? – Антисептическим, – проинформировал его с улыбкой толстяк. – Но это несущественно, пациент не должен углубляться в медицинские вопросы. Где Кольцов? Он ушел в отставку. Я лично считаю, что это недопустимо, к счастью, мы были в Петербурге. Директор госпиталя, монсеньор Самохин, попросил нас о помощи, – пояснил он. – Как это ушел в отставку? – Он утверждал, что не может вам помочь, – отозвался Петраускас. – Это недопустимо. Если бы это зависело от меня, то я забирал бы у таких врачей дипломы! Клятва Гиппократа обязывает нас… – Я так понимаю, что вы, господа, в состоянии мне помочь, – прервал его тихим злорадным голосом генерал. – Ну… – Коборин вытянул губы. – Конечно, мы не можем давать гарантий, однако можете быть уверены, что в отличие от нашего коллеги мы будем бороться до конца. – Это не поможет, – холодно сказала Анна. Графиня Самарина появилась, словно джинн из бутылки, неся телефон странной конструкции. Идущий за ней слуга разматывал кабель. – Олаф хочет с тобой поговорить, – проинформировала она мужа. – Что это такое? – Модель с усиленным динамиком и микрофоном, новое американское изобретение. Благодаря ему разговоры будут слышны на расстоянии в несколько метров, и не нужно прикладывать трубку к уху. – Ну что там? – буркнул генерал в сторону аппарата.