Уже знаю ответ. И оттого чувствую себя странно. Внутри, кажется, просыпается гудящий осиный рой. — Ему была нужна земля и дом. Пусть получит их. Назови мне имя, и я все сделаю, — говорит ненормально спокойно, а сердце мое почему-то ноет. — Спишем на несчастный случай — я все устрою так, что не придерешься. А остальное предоставь своим советникам. Твой отец получит то, что ему нужно, а ты, может быть, немного приблизишься к прощению за смерть сестры. Наверное, именно тогда я впервые по-настоящему увидел темноту, что разлилась за радужками цвета летнего неба. Вэл молчит, и молчу я. Обвожу взглядом линию чуть приоткрытых губ, замечаю знакомую родинку на щеке. Изучаю красивые черты лица, пытаясь увидеть хоть малейший след улыбки. Отчаянно хочу разглядеть ее, цепляюсь за былые образы, никак не желая принимать настоящее. Но мне приходится. Ветер колышет портьеры, мажет кисти по полу. Сквозняком врывается в кабинет, шелестит листами бумаг на столе. А потом я говорю: «Да». Вэл ориентируется во мраке как ночная птица. Удивляет, открываясь с неизведанных, чуждых мне сторон. Всеми силами пытаюсь разобраться в том человеке, что носит на руке мой браслет. И каждый раз терплю поражение. Все, что я знал о ней — думал, что знал, — все подвергаю сомнению. Кличка, которая вросла в ее кожу, став маской, хорошо известна на Дне. Вэл приходит туда с уверенностью хозяйки, чуть ли не вышибая дверь ногой, и никто не осмеливается возражать. Я дал ей полномочия говорить от моего имени. Я дал ей право решать чужие судьбы. Но она почти не пользуется своим правом. Не лезет в то, что ее не касается. Помню, лишь однажды, заявившись в ратушу, покрытая грязью вперемешку с кровью, распугав девиц из канцелярии своим видом, она улыбнулась мне широко, не скрывая злобного довольства. В тот день она убила какого-то пропойцу, который насиловал свою малолетнюю дочь. Узнала об этом по чьей-то наводке — очередной выпивоха из Дна решил выслужиться перед ней. С недавних пор это стало привычной традицией. Я почти не удивлен. Вэл преступила свои же правила и убила мужика, не прикрываясь тьмой, ставшей ее сущностью, и не нападая бесчестно из-за спины. Убила посреди дня, смотря в глаза, повалила его пьяного на землю прямо в свинарнике, сапогом пнув из его рук ведро с помоями. Она вонзила кинжал ему в грудь, а потом поднялась и долго наблюдала, как бестолковые свиньи жрут своего недавнего хозяина. Она рассказала мне это сама в подробностях и широко улыбалась до тех пор, пока не закончила. На щеке ее подсыхала бурая капля, а на подбородке мазком виднелась чужая кровь. Я слушал ее и воочию видел глубокий, сырой колодец, полный черной воды. Тогда Вэл впервые набрала из этого колодца целое ведро и подняла к свету. Голос крыса становится тоньше. Слишком много ненужных эмоций. Улавливаю вопросительную интонацию, с неохотой отворачиваюсь от своей Второй. Крыс молчит и выжидающе смотрит. Встречает мой прищуренный взгляд и тут же, нервным движением облизывая губы, опускает глаза. Глубоко и шумно вздыхаю. И понимаю, что совершенно не помню, о чем он говорил. А потому не нахожу ничего лучше, кроме как задать вопрос, на который редко кто из побывавших в этом кабинете может дать внятный ответ. — И что вы хотите услышать от меня? — Голос мой холоден, но интонацию немного повышаю. Вопросительно приподнимаю бровь. Спокоен, не позволяю себе и капли раздражения. Крыс смущается, сглатывает раз-другой, неловко пожимает плечами и просит прощения за излишне смелую просьбу. Занятно, ведь я даже не понимаю, о чем он говорит. Многозначительно молчу, и крыс просит позволения сесть на место. Киваю ему, а сам почти смеюсь. Стискиваю челюсти, на миг опуская взгляд, рассматривая бумаги, лежащие передо мной. Всяко лучше, чем позволить нехорошей улыбке показаться на губах. Самодовольные напыщенные идиоты, полагающие, что мне есть дело до их надуманных проблем. Трясущиеся от страха, заискивающие передо мной, боящиеся слово против сказать — почти презираю. Но игнорировать их вечно не получится, а потому поспешно говорю себе, что поручу разобраться с делом крыса волку. Главное, не забыть. Не скрыть язвительную полуулыбку на губах. Усилием воли заставляю себя принять серьезный вид и спешно сворачиваю собрание, отдавая быстрые и конкретные распоряжения. Посетители низко кланяются, выскальзывают в дверь, торопясь уйти. Жестом отправляю волка вслед за ними. Смотрю ему в спину, зная, что он чувствует мой взгляд. На несколько секунд замираю, наслаждаясь его ставшими напряженными плечами, — прожигаю глазами насквозь, не скрывая намерений. Умею так лучше многих. Дверь захлопывается, в замке поворачивается ключ — волк правила выучил — на сегодня с меня достаточно посетителей. Облокачиваюсь локтями о стол, закрывая лицо руками. Устало выдыхаю. Усмехаюсь своей сегодняшней несобранности, потираю переносицу двумя пальцами. Бросаю хмурый взгляд на заваленный бумагами стол. И чувствую невесомое прикосновение чужой ладони на затылке. Поднимаю голову, встречая отрешенный взгляд голубых глаз. Улыбаюсь, потому что на лице Вэл нарисовано глубокое уныние. Скинула капюшон, лицо сонное, будто она и вправду спала. Подошла к моему креслу и остановилась, прижавшись бедром к деревянному подлокотнику. — Я думала, они никогда не замолчат. — Рассеянно перебирает пальцами мои волосы. — В следующий раз я прилягу на софе с твоего позволения. — Легкая ухмылка рисуется на красивых губах. — Нет, даже без твоего позволения. — Говорил же — тебе необязательно присутствовать, — усмехаюсь в ответ, а мысли уже улетают. Нежные руки, ласкающие незатейливо, подчиняют себе против моей воли. Так происходит всегда, и я давно перестал искать ответ на извечный вопрос — почему. — Обязательно. Как же я буду жить без ценных сведений о сборах с арендаторов? — Вэл замечает что-то в моем лице, прищуривается и низко наклоняется, касаясь уха горячим дыханием. Шепчет тихо, вызывая невольную дрожь, скользнувшую по плечам. — Милорд, мне показалось или вы совсем не поняли, что от вас хотел тот крыс? Читает меня как книгу. Она одна во всем мире. А значит, все слышала, не позволяя себе уйти в мысли, даже умирая от скуки. В этом вся Вэл. Улыбаюсь, но, судя по отсутствующей реакции, выходит плохо. Смиренно прикрываю веки и прижимаюсь виском к теплым губам. Слишком устал и не хочу ничего и никого, кроме нее. — Иди ко мне, — говорю тихо. Поднимаю руку и кладу ладонь на ее шею. Под пальцами мягкость волос. Люблю ее волосы, люблю ощущать запах душистого мыла и неповторимый аромат ее самой — моей Второй. Так пахнет только она — теплом и пряностями, которым нет названия. Невообразимо нежные губы скользят по моей щеке, кончик языка оставляет дразнящий влажный след. Чуть поворачиваю подбородок, вжимаясь ртом в ее рот. Моя ладонь поднимается выше, пальцы хватают пряди волос, стянутые в высокий хвост. Знаю, что ей больно. Недовольно шипит и морщится, а мокрый язык отвечает предательски нетерпеливо. Выдыхает и зубами прихватывает мою нижнюю губу, замирая. Замираю и я. Обожаю это. Обожаю бесконечное противостояние, от которого страсть кипит в венах, вздохи становятся жадными, хрипы рваными, а горячая дерзость в голубых глазах плещется через край. Мои пальцы сильнее сжимают, почти на кулак наматываю каштановые волосы. Сердце стучит в груди, желание волнами омывает тело. Чувствую, как горячо становится внутри, как занимается огонь, поднимается черным мехом над человеческой сущностью Зверь, отзываясь на наши извечные игры. Дышу тяжело, распахиваю глаза и встречаюсь с прищуренным взглядом своей Второй. Сдвигаю брови в шутливом недовольстве, и ее губы тут же растягиваются в ухмылке. Расслабляет челюсти, языком до невозможного медленно проводит по моему рту, цепляя зубы, оставляя влагу. Отпускает меня, а я отпускаю ее волосы. Кулак разжимается, гладкие пряди скользят между пальцев. Вэл выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз, тихо посмеиваясь. Огромные глаза на худом лице влажно блестят, искрят огнем, дразня и заигрывая. Нам не нужно ничего говорить. Мы все понимаем. Едва завидев Вэл, Иминика с визгом бросается вперед, выдергивая маленькую ладошку из руки матери. — Не упади! — встревоженно восклицает Якова ей вслед, но девочка, конечно, ее не слышит. Несется голыми ножками по песку, увязая почти по щиколотку. Рыжие волосы облаком поднимаются над головой, легкое платье, украшенное роскошной вышивкой, парусом раздувается, путаясь в ногах. Это платье подарил ей я. Вернее, сделал вид, что собственноручно приготовил подарок для маленькой и очень милой девочки. Платье, естественно, купила Вэл и буквально заставила меня преподнести его малышке. Она всегда думает о подобных мелочах. Говорит, что нужно помнить о членах своей стаи. Я помню, но в платьях не понимаю ровным счетом ничего. Вэл поспешно пихает мне поводья своей лошади, ступает вперед на пару шагов и присаживается на корточки, протягивая навстречу девочке руки. Улыбается так широко, озаряясь настоящим счастьем, что я невольно замираю, почти уже отвыкнув видеть ее такой. Раш бросается следом за хозяйкой, заливисто лая, увязая лапами в песке. Морщусь от его громкого собачьего скулежа. Бестолковый пес, с присутствием которого я давно смирился.