Киваю. Следующий. Брита выступает вперед, выдвигается как таран из недр кабинета, принимая от волка документы. Он наклоняется к ней, что-то шепчет, отдает необходимые распоряжения. Она кивает и разворачивается, тяжелой поступью направляясь к выходу. Дверь чуть слышно прикрывается за ее широкой спиной. Не люблю, когда во время совещаний кто-то выходит или заходит, но Брита всегда решает по-своему. Если она посчитала, что бумаги скрофа требуют незамедлительного перемещения в казначейскую, — ее не остановит даже мое молчаливое недовольство. Год назад по шутливому совету Вэл взял себе в секретари фурию — думал, это будет забавным. Хотелось посмотреть на сникшие под натиском архивной мегеры лица своих советников. Оказалось, таким необдуманным поступком лишь создал неумолимую силу, которая иногда грозила обрушиться даже на меня. Когда Брита появляется на пороге кабинета, почти что теряюсь под ее усердным напором. Но работу свою она выполняет беспрекословно и излишне кропотливо — не подкопаться при всем желании. Впрочем, такого желания просто не возникает. А Вэл, судя по насмешливым ухмылкам, знала, что так будет. Одна из ее излюбленных тем для обсуждения — нескончаемое противостояние советников и моего секретаря. Ее полные эмоций рассказы скрашивают наши вечера. Давясь смехом, она в красках рассказывает о том, как Вемир был с позором отправлен прочь от дверей моего кабинета, притащившись в настолько грязных сапогах, что комья грязи сыпались на пол. Широко распахнув сверкающие голубые глаза, Вэл утверждает, что это разбудило в Брите настоящего демона преисподней. Молчу и просто любуюсь ею. Приятно видеть на лице своей Второй такую редкую теперь улыбку. Иногда я задумываюсь о правдивости этих историй, но Вэл уверяет, что не приукрашивает ни единым словом. Бриту наверняка опасаются все служащие в ратуше и управе, вместе взятые. Несказанно радует, потому что мой бывший секретарь был слишком болтлив и неисполнителен, а потому, надеюсь, работа подручным в казармах городской стражи пришлась ему по вкусу. Ухмыляюсь. Смотрю на правую руку, останавливаю взгляд на крупном перстне. Тускло блестит, трогаю его пальцами, ощущая гладкость металла. Символ власти, который я получил от прежнего наместника. Власти, которая дается так непросто. Приподнимаясь со своего места, очередной проситель, типичный худощавый крыс с подвижными черными глазками, потерявшимися на узком лице, начинает тянуть знакомую песню: налоги растут, доходы сокращаются. Послушать их всех, собравшихся в моем кабинете и с умным видом восседающих за столом, — так весь наш город уже несколько лет как должен был погрязнуть в нищете. Удивительное дело — не погряз. А потому с ленцой отворачиваюсь, бросая беглый взгляд на Вэл. Стоит по правую от меня руку, немного в отдалении, прислонившись к стене. Взгляд — остекленевший. Смотрит перед собой в пустоту, ладони засунуты в карманы кожаного плаща, одну ногу согнула в колене. Кривлю губы в усмешке, чуть покачивая головой. Ничего удивительного, что она опять ушла в свои мысли, от скуки забывшись, где находится. Не выносит собрания, считая их самой утомительной частью моей работы. Я почти солидарен с ней — выдержать несколько часов заунывных и порой беспочвенных требований под силу немногим. Я не заставляю ее присутствовать на подобных совещаниях, но она всегда с недовольным лицом возражает. Настаивает, что должна быть в курсе моего окружения и возможных назревающих проблем. Понимаю разумность ее слов, но все равно немного жалею свою Вторую, вынужденную выслушивать зачастую совершенно ненужную ей информацию. Рассматриваю ее, краем уха улавливая медлительную сбивчивую речь крыса. Слышу несколько ключевых слов, мгновенно понимаю предмет разговора и тут же перестаю о нем думать. Темный, почти черный плащ Вэл расстегнут, полы распахнуты, узкие штаны с ремнями на бедрах обтягивают длинные ноги, черная туника плотно облегает тело. Накинула на голову капюшон — по привычке скрывает свое лицо, не вынося пристального к себе внимания. Длинные волосы стянуты на затылке в хвост — из-под капюшона виднеется только пара прядей. На бедрах в кожаных ножнах висит кинжал. Никак не могу заставить ее отказаться от подобного оружия в пользу более широкого короткого меча. Противится, говоря, что ей так удобнее. Удобнее избавляться от неугодных мне. Сердце каждый раз стискивают невидимые когти, когда я задумываюсь о том, в кого превратилась девушка, наивная и дарящая своей улыбкой солнце, встреченная мной много лет назад на тех проклятых болотах. От той — прежней — Вэл осталось так мало. Иногда кажется, что она безотчетно копирует меня, изображая бесстрастность и хладнокровие. Носит капюшон, скрывая лицо, превращаясь в ту, кого я почти не знаю. Ее не особо любят в городе: потому что она человек и потому что заняла место близ наместника. Вэл окутана презрением подобно савану, былые промахи и лживые сплетни тянутся за ней шлейфом. На нее смотрят свысока, не считая за ровню, обсуждают тихим шепотом, бросая в спину язвительные и колкие взгляды. Но никто, даже осмелевшие выпивохи, не смеют открыть рот и высказать ей в лицо свои гадливые мысли. Опасаются, потому что знают, насколько она значима для наместника. Прекрасно понимают — одного ее слова достаточно, чтобы обрушить на себя мой гнев. Вижу, как меняются лица прохожих, когда они узнают стройный силуэт моей Второй, одетой в темное. Она проходит мимо, чаще оставаясь в тени, чем выходя на редкое в наших краях солнце. Не поднимая глаз, не касаясь и краем одежды, ловко лавирует сквозь толпу и кажется словно не человеком, а текучей водой. Но меня ей не обмануть. Знаю, как напряжены плечи под кожаным плащом, как остро ее зрение, как быстры движения рук, отточенные за долгие часы тренировок. Всего один подозрительный жест, один неугодный взгляд — и ладонь ее предупреждающе ложится на рукоять кинжала. Отрастила клыки и когти, потому что иначе в нашем мире нельзя. Как бы я ни пытался защитить Вэл, мне не оградить ее от плавающей на поверхности липкой, точно дерьмо, грязи реальности. Она часто рядом. Сопровождает меня, ни во что не вмешиваясь, неслышная и незаметная, по своему обыкновению следует позади на расстоянии трех шагов. Идет, склонив голову, но знаю — она наблюдает за всем, что происходит вокруг. Замечает то, что не замечает никто другой. Во время долгих поездок ее лошадь шагает в стороне, я не вижу ее, но уверен — она всегда видит меня. Несмотря на то что зачастую Вэл проводит весь день рядом, мы почти не разговариваем. У нас просто нет на это времени. Дела наваливаются грудой, одно за другим, и только к вечеру перекидываемся парой слов. Иногда даже не успеваем пообедать. С трудом понимаю, как я упустил тот момент, когда Вэл превратилась в ту, кого оставила в своем городе. Помню, как предлагал ей вернуться в казенный дом, работать вместе с Дэни, но она только слабо улыбнулась и покачала головой. Она могла выбрать что угодно, стать кем угодно, но предпочла вернуть себе прошлое имя. Тень. Я долгое время не осознавал, что ее, привычной для меня, давно не существует, видя за красивыми голубыми глазами улыбчивую девчонку. Только не было там больше никакой девчонки. Сейчас, спустя время, я в полной мере осознаю, что она хотела сказать той фразой. Ты спрашиваешь — кто я? Может быть, наконец та, кто тебе нужен. Теперь я могу быть тебе полезной, мой Первый. Больно оттого, что так глупо. Я никогда не хотел, чтобы она была полезна. Она была мне нужна не за что-то, а вопреки всему. Такая, какая есть: немного наивная, ошибающаяся, мечущаяся и бесконечно верящая мне. Открытая и полная солнца. Но меня не обмануть. На дне ее голубых глаз я всегда видел силу. Темную и мало чем отличающуюся от моей. Теперь она владела ею, заполнив до предела, плескалась во взгляде, искажала черты лица, заостряя их, стирая улыбку, рисуя ядовитую усмешку. Моя вина в том, что я никогда не желал признавать сокрытый в ней мрак. До сих пор не понимаю своих чувств — сожалею ли о том, что потерял ее прежнюю, уничтожил своими же руками, или мне следует гордиться ею, как гордятся успешным, почти сравнявшимся с учителем учеником. Вэл и сейчас не любит вид крови, избегает публичных казней, но с легкостью избавляется от тех, кто приносит мне проблемы. Скрывшись под покровом ночи, она исчезает, неслышная и неприметная. Сливается с тьмой, ступая по осколкам себя прошлой. Всегда одна. И лишь черный пес сопровождает ее. Почти не задает вопросов. Все, что ей обычно нужно, — это имя. Непрошеные воспоминания лезут в голову, затмевают все мысли, и взвинченный голос крыса отдаляется, превращаясь в неразличимую вязь звуков. А образы уже перед глазами, навязчивые, точно осоловевшие мухи. Хлопает дверь, я слышу тихие шаги по толстому, глушащему все звуки ковру. По мягкой, почти кошачьей поступи я узнаю ее, еще не почувствовав знакомый аромат кожи. Стою у приоткрытого окна, отодвинув тяжелые портьеры, и смотрю вниз на сверкающую после обильного летнего дождя площадь. Горячие солнечные лучи ослепляют, отражаясь от стремительно высыхающих луж. Вэл заходит в кабинет, уверенно присаживается на край стола и долго молчит, наблюдая за мной. Никакого приветствия, едкого замечания, а значит, пришла по делу. Краем глаза вижу, как она складывает руки на груди и чуть склоняет голову. — Отец тебя ненавидит, — наконец произносит она, смотря на меня из-под длинных ресниц. Не вопрос — лишь твердая уверенность в голосе. — Знаю, — ровно отвечаю, вдыхая теплый воздух. Легкое дуновение ветерка мягко шевелит кисти портьер. У нас короткое лето. Никогда не успеваешь насытиться. А заняв этот кабинет, я почти перестал замечать его, пролетающее за стеклами высоких окон. — Я все решу. Просто скажи да. Оборачиваюсь, внимательно вглядываясь в ее лицо. Серьезное, на губах ни следа улыбки. — О чем ты? — Сдвигаю брови, встречая взгляд потемневших, почти синих глаз.