Усиливающийся ветер швырялся колючим снегом, путал волосы. Длинная полоса пляжа казалась серой и безжизненной. Грязно-черный лед, застилающий озеро, отчего-то замерз неровными глыбами у самого берега. — В лице поменяйся, — бросил Раза через плечо, устремляя взгляд на одинокую фигуру впереди, чьи длинные, собранные в хвост волосы трепали ледяные порывы ветра. — Если я сказал, что не трону его, значит, не трону. Пригляди за лошадью. Не смея возражать краткой, с трудом отличимой от приказа просьбе, Вэл оставила его и Шейна на берегу промерзшего озера. Она волновалась, борясь с собой, понимая, что ничего не может изменить. А потому послушалась, покинув берег, не попытавшись возражать. Тропа возникла ниоткуда, до ушей донесся глухой лошадиный храп. Вэл ступила на твердый неровный наст, припорошенный поземкой, и наклонилась, отряхивая от налипшего снега высокие сапоги. Конь дернул ухом, повернул тяжелую морду, вопросительно посмотрел и громко недовольно фыркнул. — Извини, я не твой хозяин, — сказала Вэл и тут же ошеломленно замолчала, услышав в собственном голосе дрожь. Она сглотнула, осознавая, как сильно ее колотит. И холод казался не единственной причиной накатившей лихорадки. Вэл сжала зубы. Волнение стиснуло внутренности — невыносимое, несущее почти боль, — оно вдруг оказалось таким сильным, что грозило свести с ума, если в ближайшее время высокий силуэт в черном не замелькает между деревьев. Вэл положила дрожащую руку на теплую шею высокого коня и невидящим взглядом уставилась на лоснящуюся шкуру. Минуты тянулись долго и томительно, слившись в нескончаемое вязкое болото. Реальность утратила свой смысл, и Вэл не могла бы с уверенностью сказать, сколько она стоит так: минуту, полчаса или час. Судя по тому, с какой уверенностью холод пробирался под одежду, минуло куда больше времени, чем могло показаться. Голова наполнилась несвязными мыслями, образами, не несущими в себе никакого смысла: сплошь эмоции и давние видения, заполняющие собой колеблющуюся тревогой пустоту в груди. Постепенно из путаницы лиц и событий сложилось одно лицо и одно событие — синие глаза, мертвенно-блеклые, смотрящие в серое небо, и длинные светлые волосы, потерявшие свой блеск, испачканные красным. Сердце пропустило удар, острая боль хлынула через край алым. Вэл задержала дыхание, вдавила ладонь в твердую шею лошади и тихо заскулила, прикрывая веки. Случись это — что ей оставалось? Единственно верный ответ не удивил. — Я не… смогу… — произнесла она чуть слышно и оттолкнула от себя лошадь. Конь покосился на нее круглым глазом и переступил копытами. Вэл выпрямилась, обвела холодный, занесенный снегом пролесок ошалелым взглядом. По рукам пробежала судорожная дрожь, Вэл сжала кулаки, онемевшими от холода пальцами впиваясь в ладони. Она нисколько не преувеличила, когда приняла то, что куда страшнее смерти было безумие. А оно было рядом, подкралось из теней вокруг, ступило в круг света, того и гляди готовое наброситься и сожрать. Вэл однажды потеряла Шейна и продолжила жить дальше. Она потеряла Никса и пережила это. Но потерять волка еще раз… Она отчаянным усилием заставила собственные мысли замолчать и поморщилась от порыва ледяного ветра, впечатывая в разум единственную надежду — на то, что Раза сдержит слово. И едва не подпрыгнула на месте, когда прямо за спиной услышала тихий смешок. Вэл резко обернулась, широко распахнутыми глазами впиваясь в ухмыляющееся лицо Раза. — Смотря на тебя, хочется воззвать к вашим богам, — усмехнулся он, приближаясь. — Видела бы ты себя — чуть краше мертвеца. Расстегнутый кожаный плащ хлопал на ветру, черные волосы беспощадно трепал ветер. — Ра… — растерянно произнесла Вэл, судорожно пытаясь понять, как ей удалось пропустить его приближение, почему не услышала шагов по скрипучему снегу. Раза, казалось, прочитал что-то в ошарашенном лице и многозначительно хмыкнул. — Думаю, тебе интересно знать, что мы решили все, что должны были. Волк рассказал мне много… занимательного. Ты была права, когда говорила, что мне стоит его выслушать, — проговорил Раза, не скрывая сквозившей в голосе досады. Он приподнял брови, оценивающим взглядом обводя забывшую, как нужно дышать, Вэл, поморщился и с явным раздражением сказал: — Не волнуйся ты так, твой волк отправился домой в целости и сохранности. Научись доверять мне. Я всегда держу свое слово. Вэл, чувствуя, как смущение овладевает ею, поспешно отвернулась, опуская взгляд, протянула руку и коснулась лоснящейся морды черного коня. Облегчение, хлынувшее подобно долгожданному дождю, распустило тугой узел в груди, позволило вдохнуть полной грудью. Освежающим холодом проник в легкие морозный воздух. — Как его зовут? — хрипло спросила Вэл, поглаживая коня по гладкому лбу. Она не могла молчать, но и не в силах была говорить о том, что произошло на сером пляже, а потому выпалила первое, что пришло в голову. — Вэлли, — спокойно ответил Раза, приближаясь к покатому боку лошади и поправляя седельную сумку. Даже не глянул в ее сторону. Вэл вскинула голову, изумленно смотря на Раза, мгновенно забывая все терзания и волнения. — Что? — Удивление было не скрыть при всем желании. — Что? — Раза нарочито тяжело вздохнул и бросил на Вэл улыбающийся взгляд. — Ты назвал своего коня… Вэлли? — неопределенно дернула плечом Вэл, с недоверием поглядывая на Раза. — Ты назвала свою собаку Раш? — парировал Раза, приподнимая брови. Он потянул ремень, проверяя подпругу, хлопнул коня по крутому боку. Лошадь фыркнула, чутко прядая ушами, переступая на месте. Вэл промолчала, не в силах произнести ни слова. Раза изогнул губы, видя, что она буквально растеряла весь свой дар речи. Усмешка его приобрела отчетливо иронический оттенок. — Какая ты все-таки милая временами. — Он вставил ногу в стремя и подобрал кожаные поводья. — Шучу. Я никогда не назвал бы свою лошадь таким дурацким именем. Его зовут Ливень. Раза легко вскочил в седло, черный конь затряс головой, чувствуя знакомую руку, натягивающую поводья. — Кто называет лошадь Ливнем? — пробормотала Вэл, пряча невольную, но отчего-то застенчивую улыбку. Изматывающая тело лихорадка ослабевала, но не отпускала, дрожью прокатываясь по плечам. Раза протянул руку, кивком головы отбрасывая черную прядь со лба. — Я так называю. Садись. Или пешком пойдешь? Пешком идти Вэл была не намерена, а потому вложила свои окоченевшие пальцы в широкую и теплую ладонь Раза, одним ловким движением взлетая на спину черного коня, оказываясь позади мужчины. — Знаешь, я думаю, у нас все получится, — вдруг сказал Раза. — Может быть, мы должны были все это пережить. Слова его прозвучали внезапно, неожиданно, выдергивая из усталого морока. Вэл вскинула голову и внимательно посмотрела на Раза. Конь, которого она вела под уздцы, мотнул головой и потянулся губами вниз, силясь ухватить с утоптанной снежной дороги брошенный кем-то засохший хлебный ломоть. Раза толкнул его в бок, и конь обиженно фыркнул, покосившись на исчезающий под копытами лакомый кусочек. До города оставалось недолго, распахнутые восточные ворота виднелись впереди, продуваемые холодными ветрами, несущими по земле легкую поземку. — Да, наверное, ты прав, — сказала Вэл, смотря на фигуры стражников, прогуливающихся со скучающим видом вдоль городской стены. Стражники кутались в телогрейки, растирали ладони. Заметно холодало. Раза остановился, дернул повод, заставляя коня встать с усталым вздохом, и сделал шаг к Вэл. Руки его обвили тонкую талию, привлекая к себе. Она ощутила теплое дыхание на шее и положила ладони на широкую грудь. Отвороты плаща под пальцами оказались холодными и жесткими. — Наверное? — шепнул Раза, носом проводя за ее ухом, по самому краю волос. Вэл скованно улыбнулась и несмело подняла глаза. — Если ты так говоришь, значит, все получится, — негромко сказала она, представляя, как на них глазеют стражники. Картина и впрямь была занятная — наместник города, обнимающий свою шлюху. Старо, привычно и совсем не трогает. — Когда все кончится, я хочу… — сказал Раза и замолчал, делая глубокий вдох, вдыхая запах темных волос. Вэл ощутила, как мурашки скользнули по плечам, и поежилась от волнительного предчувствия слов, готовых сорваться с его губ. Она знала, что в следующую секунду произнесет Раза. Знала и боялась этого, будто вновь чувствовала лезвие у своей шеи. Вэл не была готова говорить о своей боли. Не была готова разделить ее с кем-либо. И никогда, вероятно, не будет к этому готова. — Я хочу, чтобы у нас был ребенок, — полушепотом, проникая словами прямо в душу, проговорил Раза. — Мы начнем все сначала, так, как и должны были когда-то…