Вместо слов она подняла руки и стащила с плеч плащ. Не опустила взгляда, неторопливо раздеваясь, наблюдая, как так же неспешно Раза снимает штаны. Вэл вздернула подбородок, посмотрела в прищуренные, полные неприкрытого, оголенного желания черные глаза и мельком заметила, как на его груди, скользя под гладкой кожей, извиваются змейки. Черный зверь был рядом, так близко, что дыхание его угадывалось в судорожных вздохах Раза. Вэл хотела его увидеть. Хотела протянуть руку и почувствовать мягкую шерсть. Хотела коснуться пальцами острых клыков. Желала ощутить их на своей шее. Уже не ухмылка, а неясная болезненная гримаса исказила губы. «Что ты сделал со мной, Раза? Кто я такая рядом с тобой?» Ледяное пламя хлестало в крови, разносилось по венам, заставляло сердце молотом бить по ребрам, затрудняя и без того рваное хриплое дыхание. Воздух показался тяжелым, душным, заполняющим легкие жаром, голая кожа горела. Вэл наклонилась, стаскивая кожаные сапоги. Она откинула их в сторону, даже не посмотрев. Потянула вниз штаны, с трудом удержавшись, чтобы не запустить под ткань нижнего белья руку, ощутить пусть и не чужое, но прикосновение. Штаны упали куда-то вниз, босые ноги ступили на холодный песок, просочившийся между пальцев. Она подняла голову, выпрямляясь, и глянула на шагнувшего к ней Раза. Но Раза она не увидела. Вэл не почувствовала, пропустила тот миг, когда человек стал зверем. В шаге от нее, выпрямившись на задних лапах, стоял черный баргест. Грудь как клинком пронзило. Вэл застыла на месте, забыв, как нужно дышать. И в наступившей тишине, в играющем тенями полумраке она услышала только шум собственной крови в ушах, протяжный и гулкий. А затем, спустя мгновение, слуха коснулось тяжелое дыхание зверя. Вэл слабо скривилась, стараясь выдавить подобие улыбки. Вышла ненормальная нервная усмешка. Но никакого страха. Ни капли. Зверь глядел прямо в лицо, не сводя тяжелого взгляда. Прерывисто и глубоко дышал, приоткрыв пасть. Белые клыки, блестевшие от слюны, виднелись под черными губами. Вэл медленно обвела глазами длинную морду, острые треугольные уши, сглотнула и нерешительно посмотрела вниз, мгновенно теряясь. Ненормальное желание поглотило ее, путая мысли. Вэл втянула горячий воздух носом и дернула уголком губ, выдавая секундную нерешительность. А потом баргест шагнул вперед, приблизившись к ней вплотную, и шерсть коснулась голой кожи. Она почувствовала мягкое, нежное прикосновение, щекочущее, запустившее океан проклятущих мурашек по плечам. Горячее дыхание ошпарило шею. Вэл запрокинула голову, опуская руки на широкие плечи зверя. Пальцы погрузились в шерсть, погладили, ощущая стальные мышцы под толстой шкурой. Дрожь прошлась по сильному звериному — так похожему на человеческое — телу. Баргест низко склонил морду, прижимая уши, уткнулся мокрым холодным носом в ямочку между ее ключиц. Зверь шумно выдохнул, заставляя вздрогнуть, с трудом удерживая себя в рваном сознании. Опасный, способный разорвать в мгновение ока. Никогда еще Вэл не понимала этого с такой ясностью. Все их игры, все провокации, издевки и насмешки — все это дразнило зверя, пробуждало его, но человек всегда брал над ним верх. Что стоило Раза не убить ее тогда, в своем кабинете, когда клыки уже сомкнулись на хрупкой шее? Что стоило Раза оставаться человеком? Вэл почувствовала себя слабой: ощутила свою наготу наплывом осознания, захотела стыдливо прикрыться, спрятаться, внезапно поняв всю ничтожность и хрупкость человеческого тела. Какой она была жалкой перед ликом черного пса. Невыносимо давящее чувство обрушилось внезапно, сметая все мысли. Вот оно. То, чего она так желала, грызущее изнутри клыками. Правдивое до тошноты. Она хотела быть слабой. Беззащитной. Покорной. Хотела полагаться на кого-то так же, как на саму себя. Хотела вручить свою жизнь в чужие руки и принять чужую жизнь в свои. Желала безоговорочно доверять во всем, млела от одной лишь мысли, что вера в того единственного, кто рядом, станет ее инстинктом. Навсегда. Черный баргест, чье дыхание согревало шею, — чего желал он? Ответ самого зверя не имел никакого значения. Жестокая ирония, очередная — какая уже по счету? — злая насмешка судьбы. Его желания были открыты перед Вэл, неутоленные и объяснимые. У Раза ведь никого не осталось. И Вэл, казалось, впервые поняла это, будто увидела огромную, выжженную пустыню с высоты птичьего полета. Никого больше, кроме нее, слабого человека. Слепленная из событий прошлого и настоящего иллюзорная жизнь потемнела и дрогнула. Вэл задержала дыхание. В повисшем вокруг плотном, ощутимом почти физически полумраке она почувствовала, как напрягся темный зверь. Дернулось треугольное ухо, коснулся мокрым мазком кожи холодный нос. — Ра, — разлепив сухие ноющие губы, тихо произнесла Вэл, лаская пальцами густую шерсть, — я всегда буду рядом с тобой. Я больше не уйду. Никогда. Она замолчала, ощущая, как словно сжалось сильное тело под пальцами, как сбилось горячее, опаляющее шею дыхание. Не соврала ни слова. Не нужна ей была свобода с того самого момента, как высокий незнакомец в черном прижал ее своим телом к стволу дерева, закрывая от неведомого монстра. И за что она боролась все эти годы? Что она искала в самой себе, не в силах принять простую истину — ее прошлую, ту, кем она была когда-то давно, больше не существовало. Черный пес забрал ее навсегда. Спрятал под густым мехом цвета ночного неба. И извечная борьба оказалась бессмысленной, обернувшись щемящей и тоскливой пустотой. — Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни задумал, — прошептала Вэл. Сердце заколотилось, как попавший в силки испуганный заяц, но страха и в помине не было. Лишь уверенность. — Даже если ты прольешь по улицам этого города реки крови — я буду рядом. И если ты попросишь убивать для тебя — я это сделаю. Я все сделаю для тебя, мой Первый. Она замолчала, прикрывая веки, и дрожащей, ослабевшей рукой провела вверх по большой мохнатой голове, касаясь мягких ушей. Совсем не ждала ответа, а потому едва заметно дрогнула, когда, опаляя дыханием щеку, зазвучал негромкий рычащий голос. — Не имеет значения… — глухо сказал Раза, — что ты ко мне чувствуешь. Люби кого угодно, но… будь моей. Вэл застонала, сжимая черную шкуру, заскулила, запрокидывая голову, кусая губы. Она захотела сказать так много, задыхаясь от нахлынувшей беспощадной боли. И промолчала. Что бы она ни пыталась выразить, объяснить: о любви или ненависти, о сумасшедшем безумии, которое правило ими обоими, — это ничего не могло поменять. Эти пресные чувства показались бесцветными, потерявшими свою силу. Они стали просто словами, набором звуков без смысла. Потому что было что-то много большее, чем горячее признание любовников или сжигающее чувство неприятия. Потому что жизнь не состояла из одной лишь любви или ненависти. Вэл могла бы рассказать Раза о верности. О том, как сомневалась и искала, как мучилась, обманувшись, и как была сильна и неистребима боль от разбитых надежд. Могла рассказать о том, какова затаенная горечь предательства на вкус. Вэл почти желала поведать Раза о том, что берегла в самом сердце, спрятав глубоко, не позволяя распуститься и опутать податливую, бьющуюся в рваном ритме плоть. Она хотела поведать ему о несбывшихся надеждах, о наказании, которое будет преследовать их обоих до конца жизни. Об их детях, которым не суждено родиться. Она хотела бы попробовать объяснить ему, как тяжело прятать от самой себя настоящие чувства, поддерживать их, не смея изничтожить, но и не позволяя им овладеть собой. А еще она хотела, — понимая, что никогда не сделает этого, — рассказать о том, что иногда кожаный шнурок может быть прочнее драгоценного металла. И что в этом мире под синим небом ничто не происходит без причины. И привязанность человеческая многогранна, сверкая подобно драгоценному камню. Она могла озвучить вслух, что не мыслит себя без него. Что готова землю грызть ради своего вожака, лишь бы вожак этот верил ей. Беззаветно и непоколебимо. Много всего. И лишь один взгляд, стальной, — скользнувший по лицу взгляд зверя, — смял и выбросил все мысли прочь. Вэл пошатнулась, чувствуя, как слабеет под коленями, когда мягкий язык провел по ключицам длинную дорожку. Долгим, горячим прикосновением. Нереальным. Ненормальным. Восхитительным. Вэл потеряла голову, одуревшая, забывшая все, что крутилось в голове, все невысказанные слова и возражения. Она подставила шею под волнующие прикосновения влажного языка, чувствуя холодящий кожу след там, где зверь вылизывал ее. Мохнатые пальцы сжали бедро, горячее дыхание окатило щеку, коснулось виска, всколыхнуло волосы на затылке. Баргест вжал ее в себя одним резким движением, надавливая на поясницу, опускаясь широкой лапой ниже, трогая ягодицы, сжимая их крепко, причиняя боль. Вэл застонала, запрокидывая голову, сжатая объятиями. Она попыталась сделать вдох и засипела, упираясь ладонью в широкую грудь. Тепло языка опустилось по шее, по плечу, ниже, еще ниже. Вэл тут же охнула, когда зверь навалился на нее, придавливая голой спиной к холодному камню стены. Быстро сглотнула, чувствуя сухость в горле. Под прикрытыми веками разлилась блаженная темнота, а тело сладостно заныло, купаясь в желании.