Она сглотнула, с неохотой возвращаясь мыслями к разговору. «Серьезному ведь разговору, Вэл. Приди уже в себя!» — Да мне не важно, пугает тебя смерть или нет. Она пугает меня. Тебе… — она запнулась, пытаясь найти нужные определения, замешкалась, понимая, что нет лучших слов, чем те, что пришли на ум первыми, — …нельзя умирать. — Нельзя? — Брови Шейна удивленно взлетели вверх. — Я не разрешаю, — твердо сказала Вэл, не отводя прямого взгляда. — Если с тобой что-то случится, я просто… я не могу больше терять близких людей. Ты очень много значишь для меня. Очень много значишь. Не то. Не те слова. Их было ничтожно мало, они не передавали истины, но Вэл не могла подобрать нужных, правильных. Непостижимая связь, возникшая между ними, оказалась сильнее времени. Она даже оказалась сильнее смерти. Горькая ирония привкусом осела на языке. Кто бы мог подумать, что понравившийся Рашу светловолосый мужчина обретет такое значение? Вэл не понимала себя, не понимала своих чувств. Одно она знала точно — они были настоящими. Не менее настоящими, чем больная, с самого начала ненормальная любовь к Раза. — Не разрешаешь? Дэни была права, ты умеешь быть милой, когда это тебе нужно. — Шейн поднял руку, заправляя светлую прядь за ухо. Под ребрами невольно сжалось, когда взгляд уловил едва заметное дрожание его пальцев. Не такой сильный и хладнокровный, как Раза. Не умеет скрывать свои эмоции под маской равнодушия. И оттого куда более понятный сердцу. — Мы прошли такой долгий путь. Ты единственный в этом городе, кто действительно… кому я нужна. Ты всегда поддерживал меня, не отказывался… — Вэл замялась, ощущая, как неприятно вспотели пальцы, сжала руку в кулак и разжала, проводя ладонью по голому бедру. — Зефф даже не сказал о том, что ты жив, а Рам боялся со мной разговаривать. И Дэни… все они живут с оглядкой на Раза. Все, кроме тебя. — Вэл, — Шейн развернулся, усаживаясь удобнее, положил тяжелую ладонь на ее колено и несильно сжал, — может быть, потому, что я никогда не принимал Раза как своего лидера? Вэл облизала губы и опустила глаза, смотря на руку Шейна на своей ноге. И тут же смутилась, путаясь в ощущениях, отчетливо понимая, что, несмотря на невозможную изматывающую усталость, тело желает большего, чем легкие прикосновения. — Нет, не поэтому. Не только поэтому. — В горле неприятно пересохло. Вэл кашлянула, не отводя взгляда от длинных пальцев, чуть заметно поглаживающих худое колено. — Совсем недавно я смогла сказать Раза то, что раньше никак не получалось. Наверное, пришла пора и нам поговорить откровенно. — А разве мы не говорим? — Голос Шейна прозвучал неожиданно смиренно, покорно. Вэл вскинула подбородок, заглядывая в лицо напротив. Увидела в синих глазах бесконечную печаль и поняла, что не имеет никакого права следовать своим желаниям. Просто потому что потом, много позже, это причинит боль сидящему перед ней мужчине. И одновременно невнятная вина, безмолвно кричащая о верности Раза, густым широким мазком черной краски разрезала белый покров желания. А следом злость ярко-алого цвета окропила смятенную душу веером непрозрачных капель. Вэл злилась, потому что любила Раза. Потому что ненавидела в себе эту любовь. Как много боли принесло это необъяснимое, глубокое, почти уже ставшее звериным чувство? И как много боли оно принесет в дальнейшем? Она стиснула зубы, медленно выдыхая воздух, затем потянулась через кровать и сунула руку под матрас, вытаскивая плохо различимый в темноте кожаный подвяз для волос. Посмотрела на него долгим взглядом, отбрасывая последние колебания. Нет. Хватит сомнений. Если завтра все закончится, то оно закончится только так. — Я носила такой же кожаный шнурок в память о тебе, — негромко, тщательно подбирая и выверяя каждое слово, сказала Вэл. — Твой шнурок. Он значил для меня не меньше, чем золотой браслет Раза. Может быть, даже больше. Шейн беззвучно выдохнул. — Вытащила у меня из кармана? — Натянуто ровный голос дрогнул, выдавая волнение. — И когда ты успела, воришка? — Тот совсем истерся, да и я отдала его тебе. Так что придется довольствоваться тем, что есть. — Вэл кротко улыбнулась. Именно так, как и должна была улыбнуться. — Уж извини. Казавшаяся естественной намеренная небрежность, с которой звучали произнесенные слова, Шейна не обманула. — О чем ты? — Волк не купился на маску мнимой уверенности, смотря на Вэл как никогда серьезно и собранно. Она моргнула, внимательно и вдумчиво рассматривая Шейна. Вспотевшие пальцы сжали тонкий подвяз. Больше никаких улыбок, никакого притворства. Никакой игры, поддерживающей на плаву ее шаткое равновесие. Вэл устала от самой себя. Быть правильной и такой, какой должно, какой ее хотели видеть все вокруг, какой ее хотел видеть Раза, никогда не получалось. Как бы она ни старалась, ошибки повторялись одна за одной, а мир рушился снова и снова. Искать виновных не значило изменить действительность. Обвинить себя значило смириться. Она не хотела смиряться, но и действительность изменить не могла. — Я не знаю, что будет завтра, Шейн, — серьезно произнесла Вэл, смотря в полные тихой грусти внимательные глаза, — смогу ли я спасти себя. Но если смогу, то спасу и тебя тоже. По-другому не будет. Сказала и замолчала, скованно пожимая плечами. Озвученные, давно крутящиеся в голове мысли звучали совсем не так, как она их чувствовала. Недостаточно. Мало. Неправильно, не так, как нужно. — И я хочу, чтобы ты знал — у меня здесь никого нет. Кроме тебя. — Вэл подалась вперед к самой шее мужчины, где под ровной кожей билась тонкая венка. Она прижалась щекой к ткани серой туники, потерлась макушкой о подбородок, оставляя влажный след от мокрых волос на его коже. Провела пальцами по бедрам Шейна, ощущая грубую ткань штанов, и прижалась всем телом, ластясь, как пугливый брошенный щенок. И вздрогнула, когда горячие руки обняли за плечи, крепко сжимая, почти причиняя боль. — Даже Раза… он — это совсем другое. — Вэл пылко зашептала, пока еще были силы, пока не растеряла нестерпимое желание высказаться до конца, опустошить заполненную до краев чашу. — Шейн, ты должен понимать, что я никогда не смогу принять твой браслет. И я не буду твоей любовницей, никогда… Голос подвел, задрожав. — Вэл, что ты… — слабо проговорил Шейн, и она, покусывая губы, отстранилась, заглядывая в его потерянное лицо. Секундное замешательство, а потом, чувствуя сквозь тонкую ткань сорочки скользящие по спине ладони, Вэл вздернула подбородок, приближая лицо к лицу волка. Так близко, что судорожное, сбившееся дыхание Шейна опалило щеку. — Ты — мой, — шепнула на выдохе, не отводя взгляда. — Помни об этом. Мой друг, мой… От хриплого вздоха, сорвавшегося с губ Шейна, волна дрожи скатилась по плечам. Вэл, теряясь, почувствовала широкую ладонь между лопаток — оглаживая плавно, рука стекла по спине вниз, сминая ткань. Она задрожала, ощущая чужие пальцы поверх тонкого нижнего белья. Черта так близко, уже виднеется. Лишь немного не хватает, чтобы переступить ее и погрузиться в чернильно-черный мрак. Пока оставалась решимость, пока слова еще не растерялись в затуманенном желанием рассудке, Вэл зашептала чуть слышно: — Я не знаю, кто ты для меня. Прости меня за это, пожалуйста! Ты… просто мой. Мой волк. Она отстранилась, вынуждая Шейна опустить руки, и с досадой поморщилась, когда горячие ладони оставили откровенное в своих желаниях ноющее тело. Склонила голову, посмотрела долгим взглядом на его дрожащие, напряженные запястья. Взяла ладонь Шейна в свою, переплетая пальцы, и замерла, погибая от ноющей в груди боли. Сомнение очертило свой путь, задев несильно, напоминая о себе, но тут же исчезло, растворившись во мраке. Сжатый во вспотевшей ладони шнурок скользнул по коже, обвивая правую руку Шейна, перехватывая запястье. Один оборот, второй. Тонкий, но крепкий узел и два кончика, свисающие по руке вниз. Было невероятно страшно поднять глаза и встретить взгляд волка. Решение, которое Вэл приняла за них обоих, могло оказаться ошибкой. Увидеть разочарование или непонимание на лице Шейна казалось беспощадным приговором. Почти мгновенно панический ужас опутал сердце, как будто стискивая его колючими ветвями. Уколол стальными шипами, рождая страх упасть с самой вершины своей уверенности и разбиться, понимая, что на этом все. Окончание их долгой, очень сложной истории. Вэл боялась, что увидит насмешливую улыбку на губах Шейна. Увидит каплю презрения или надменности в холодном лице. Она одернула себя, напоминая, что Шейн не Раза. Выдохнула, поднимая голову, заглядывая в серо-черные в темноте глаза. И сдавленно заскулила, когда вместо ответа губы волка накрыли ее рот нежным и очень долгим поцелуем, лаская обветренные, потрескавшиеся, а оттого чувствительные губы. Неторопливо, точно примеряясь, растягивая удовольствие. Мягко скользнул в послушно приоткрытый рот влажный язык, а пальцы коснулись затылка, приглаживая влажные волосы. Внизу живота заныло. Предвкушение, самое сладкое, рождающее чувства, затаилось в глубине тающего тела, знакомым волнением покалывая кончики пальцев. Терять себя было привычно. Плавиться под чужими руками тоже. Забил в голове тревожный колокол, напоминая о неправильности, о ненужности происходящего. О Раза. Вэл не слушала внутренний голос, не понимала поднимающегося внутри непонятного, неудобного чувства. И остановилась только тогда, когда представила боль, которая настигнет Шейна в тот самый момент, когда он не просто примет известное знание, что выбор давно сделан, а увидит все своими глазами. Вэл провела языком по нежным губам, прижалась сильнее, желая прикосновений, желая ощущать влажное тепло чужого рта, а потом отодвинулась, пряча взгляд за завесой волос.