Хищник ли перед ней, играющий со своей жертвой, или человек, утомленный, почти… сломленный? — Ра, — растерянно пробормотала Вэл, глубоко внутри с болью принимая серьезность прозвучавших слов, — прекрати, я не хотела… — Не сомневаюсь, что ты не хотела. — Раза вынул из ящика небольшой стеклянный пузырек и выпрямился, поднимая его на уровень глаз. Он прищурился, ухмыльнувшись, рассматривая прозрачную жидкость с черными вкраплениями. Вэл узнала сразу же, не желая принимать правды, отбрасывая мысли, как сухие листья. Она моргнула, смотря не на пузырек, — на Раза, чье белое исхудавшее лицо застыло чуждой маской. За окном стемнело. Вэл поймала себя на этой случайной рваной мысли, сдвинула брови, вглядываясь в лицо Раза, отмечая игру теней на высоких скулах. Небольшой камин в углу кабинета вспыхнул, рассыпая сноп искр; с треском осело прогоревшее полено. Язычки разгорающегося пламени внутри, где-то в груди, прямо посередине, рядом с зачастившим сердцем, лижущие пока еще осторожно, примеряясь, понемногу причиняли боль. Не острую, а неприятно тягучую, еще терпимую. — Это что, Черная соль? — ощущая внезапную сухость во рту, приглушенно спросила Вэл, делая шаг вперед. — Ты принимаешь соль? Конечно, принимает. Мозаика складывалась давно, часть за частью, открывая неприглядную картину, которую Вэл не желала бы видеть, будь у нее выбор. Но выбора не было. — Иногда. Когда чувствую себя в полном дерьме. Вот как сейчас. — Раза легонько встряхнул пузырек, всматриваясь в закружившиеся в водовороте пузырьков черные крупицы. — Не бери на свой счет, впрочем. Носок сапога запнулся о ворс ковра. Вэл остановилась, влажными блестящими глазами смотря в бледное отстраненное лицо. — Ра, ты же не серьезно, правда? — Голос дрогнул, выдавая волнение. Внутри, под ребрами, скручивались огненные жгуты, опутывая внутренности, обжигая болью. И боль эта имела цвет — ало-красный. — Замолчи. Я не желаю слушать твои нравоучения. Раза игнорировал ее, не отрывая прищуренного взгляда от содержимого пузырька. Вэл увидела, как в нетерпении дернулся его кадык, как кончиком языка, показавшегося на мгновение, в предвкушении он провел по нижней губе. Она разозлилась. Гнев поднялся в ней удушающей волной, перехватывая горло. Дрожь пронзила тело: почти ослепляющее безумие, накатившее стремительно, стирая краски реальности, превращая все перед глазами в расплывчатое тусклое пятно. — Как давно? — грубо спросила Вэл, непроизвольно сжимая кулаки. Она зажмурилась, приказывая себе успокоиться, и медленно выдохнула, поднимая веки. Раза, уловив новые интонации в ее голосе, скользнул по ней заинтересованным взглядом. — Прекрати ныть. Ты же знаешь, что мы не люди. — Явно издеваясь, смотря прямо в голубые, горевшие злостью глаза, он выдернул деревянную пробку, а затем, приподняв в молчаливом тосте стеклянный пузырек, опрокинул его в рот. Вэл зашипела, ощущая, как пылает кожа. Тело превратилось в сжатую пружину, она чувствовала каждую мышцу, напряженную и взвинченную, как у зверя, приготовившегося к прыжку. Руки, сжатые в кулаки, неприятно вспотели. — Это не значит, что соль не вредна для тебя. Зачем это тебе? Ты разрушаешь себя. Ты же сам боролся с этим дерьмом! Раза поморщился — Вэл вспомнила горький привкус настойки. Впрочем, возможно, ему были неприятны слова, сказанные грубо, с презрением в сердитом голосе. Раза резким движением задвинул ящик, крутанул ключ и выпрямился, поднимая взгляд. Провел ладонью по губам, выжидая. — В городе соль не достать. Тебе ли не знать, Кролик. — Ключ исчез во внутреннем кармане расстегнутой куртки. — Этим ты себя успокаиваешь? Хороший же из тебя наместник, — раздраженно произнесла Вэл, проводя языком по зубам. — Весьма неплохой, — парировал Раза, насмехаясь. И тут же чуть заметно пошатнулся, дернул уголком рта, на миг прикрывая веки, прислушиваясь к себе, но в кресло не сел. Вэл с презрением смотрела на него, удивляясь нечеловеческой выносливости: удержаться на ногах и вполне неплохо соображать после принятия соли удавалось не каждому. Никому из тех, кого она знала. — Значит, так сильный Раза спасает себя? — ядовито сказала она, безуспешно борясь с охватившей ее злостью. Раздражение душило, заставляло сердце биться часто и почти больно. Она остро ненавидела Раза. В эту самую минуту, смотря в черные, блеклые, смертельно уставшие глаза, Вэл ненавидела и бесконечно жалела стоявшего перед ней мужчину. Чувства едко горели, отравляя кровь. Вэл не отводила взгляда от Раза и чувствовала яд, стремящийся по венам. Казалось, еще немного — и сердце не выдержит, сдавшись. Она искала верное слово, пытаясь дать название своим ощущениям, описать их, жаждала найти объяснение своей ярости, словно, озвучив главное, она смогла бы разобраться в себе. Нужное слово крутилось на языке, дразнило, почти показавшись, и тут же исчезало в горячем гневе. Безуспешные попытки поймать ускользающую истину злили еще сильнее. Глаза Раза стали почти неузнаваемыми, пелена опустилась на них, делая его взгляд полупьяным, тусклым, лишенным былого блеска. — Накрыло? — с досадой спросила Вэл, наблюдая за Раза. — Нравится? Ты запретил мне, а сам, оказывается, вот чем развлекаешься в свое удовольствие. Не ожидала от тебя. Раза ответил не сразу, поднимая руку и закрывая ладонью глаза. Он будто выдерживал паузу, а потом медленно, с чувством произнес: — Иди в пекло, Валлери, вместе со своими ожиданиями. Вэл дернулась как от затрещины. В груди полыхнуло жаром. Она ошалело посмотрела на него, не веря своим ушам. Злые слова ударили, не щадя, становясь осязаемыми, чувствительными. Вэл было не удивить грязными словечками, она частенько слышала в свой адрес бранные проклятия, только никогда прежде не ощущала себя так — точно на голову вылили ушат помоев. Она удивилась своей реакции, с горечью понимая, как близко принимает сказанное Раза. Он отнял руку от лица, устремляя на Вэл затуманенный, но удивительно проницательный взгляд. — Видела бы ты себя, — пьяная улыбка показалась удивительно неприятной, — ну и выражение! Признайся, ты разочарована во мне? Сильный Раза — так ты назвала меня? Тебе всегда нравилось видеть меня таким: сильным и исключительно благородным! Я знаю. С того самого момента, как я спас твою жалкую шкуру в том лесу. Раза засмеялся хриплым чужим смехом, сделал неуверенный шаткий шаг навстречу — от Вэл не укрылось, как соль завладевала его телом, — и остановился, рассеянно оглядываясь вокруг, с трудом сосредотачивая взгляд. — А ты не сильный и не благородный? — тихо спросила Вэл, не рассчитывая на ответ. Она подмечала каждое движение Раза, видела, как он теряет контроль над собой, над своим разумом, из последних сил удерживаясь на ногах. — Ты сейчас рухнешь, — ровно произнесла она, смотря в бледное, осунувшееся лицо. — Иди ляг на софу! Горечь разочарования прокатилась по горлу подобно Черной соли, почти физически ощущаясь вкусом во рту. Все вокруг с восхищением обсуждали невероятное трудолюбие наместника, сетуя с искренним сожалением во взглядах на его необходимость оставаться в своем кабинете до утра. Теперь Вэл сомневалась, была ли это единственная причина, по которой Раза ночевал в ратуше. Скорее, одна из причин. Вэл могла только догадываться, как часто он, прощаясь с ней, повернув ключ в двери и, наконец, оставшись в одиночестве, открывал заветный ящик стола, вынимая пузырек с круглой деревянной пробкой. Знала ли его сестра, его Вторая, о не самых безопасных увлечениях брата? Если они жили вместе, она должна была заметить в нем изменения. Даже Вэл заметила. Почему сестра ничего не предпринимала, не пыталась остановить эту попытку саморазрушения, не желала разобраться в причинах, бросивших ее брата на самое дно? От роящихся в голове мыслей было физически плохо. Раза зажмурился, сжимая пальцами переносицу, пошатнулся, мотнул головой, разбрасывая по вспотевшему лбу черные волосы. Вэл видела, как он едва удерживает себя на грани сознания, и не чувствовала почти ничего, кроме злости и глубокого, тошнотворного разочарования. А еще острого, болезненного и очень тонкого — как игла, входящая под кожу, — ощущения безграничной жалости. В дверь постучали. Громко, требовательно. Вэл вздрогнула всем телом, не ожидая. Она повернулась, удивленная, услышав звук открываемой двери. Кого принесло так не вовремя? И кто смеет соваться в кабинет наместника, не дождавшись разрешения? Раза поднял голову, хмыкнул, растягивая губы в неприятной улыбке. «Ждал, — с гадким осадком поняла Вэл, — потому и не возражает, премерзко улыбаясь». — Прощу прощения, наместник. — Взгляд синих глаз не задержался на Вэл, скользнув мимо с деланым пренебрежением. Деланым ли? — Думал, ваш отец пробудет дольше. Вот купчая. Все готово, как вы и просили. — Положи и проваливай. — Раза качнулся, с трудом удерживаясь на ногах, жестом указывая на стол. Вэл не смотрела на Шейна, не отрывая застывшего взгляда от Раза. Челюсть свело от накатившего понимания. Раза даже не пытался принять серьезный вид, скрыть свое состояние. А Шейн, казалось, нисколько не удивился: бросил один оценивающий взгляд, небрежно скользнул глазами, отмечая детали, и отвернулся, проходя к столу. Вот оно как, значит. Помощник наместника в курсе его пристрастий. Давно ли? И собирался ли он предпринимать что-либо по этому поводу? Сомнительно, раз не нашел возможности рассказать об этом, посчитав ничего не значащим увлечением. Это открытие потрясло настолько, что Вэл вскинула голову, впиваясь взглядом в лицо волка; она широко распахнула глаза, ощущая, как теряется в водовороте эмоций. Шейн знал. Все это время — он знал. Вэл ощущала себя обманутой. Дважды. — Погоди. — Голос Раза прозвучал глухо, обрывисто.