За ним, было слышно, побежали, топали. Бежать было тяжело, капитан же был в кольчуге, с ружьём и при сабле. Но до горы было не так и далеко, да и сама гора казалась не такой уже высокой. Капитан бежал, отплёвывался, шапка наползала на глаза, он поправлял её. Добежав до горы, капитан остановился и оглянулся. Сзади бежали его солдаты, все четверо. А больше никто не бежал. Всё остальное капитаново войско стояло плотно сбившейся толпой, а впереди их стоял на коленях Имрын и бил в бубен. Бубна слышно не было. Ну и чёрт с ними, подумал капитан, крикнул своим не отставать и первым полез на гору. Гора была как гора, каменная, крепкая. По горе вилась тропа. Капитан шёл по ней, торопился. Его догоняли его люди. Капитан снял шапку, на ходу утёрся, пошёл дальше. Тропы уже почти не было видно, капитан продирался сквозь стланик, спешил. Потом, понемногу, стланик кончился, теперь под ногами был снег. И, хоть ярко светило солнце, снег уже не горел серебром как вчера, а был обычным грязным летним снегом. Капитан остановился. Дальше идти не хотелось, потому что, думал капитан, зачем? Они же явно опоздали, Атч-ытагын их обогнал, зарезал дурака адъюнкта и ушёл, никого и ничего здесь уже нет! И вдруг капитан почуял табачный дым. Табак был дрянной, шалауровский, старик только что его курил, дым не успел ещё развеяться, скорей! И капитан снова побежал! Ну, или быстро пошёл, так будет правильней, потому что капитан сильно устал. Его догнали солдаты. Они все тоже скользили в снегу, но поднимались на гору всё выше и выше. На горе кто-то кричал как будто бы, они бежали… И, наконец, взбежали! Первым взбежал, конечно, капитан, осмотрелся и увидел, что кто-то лежит на снегу, а вокруг него столько кровищи, что как будто барана зарезали. Капитан кинулся туда, а тот человек лежал ничком, капитан отбросил ружьё, наклонился к лежащему, перевернул его… И отшатнулся! Это был никакой не адъюнкт, а это был старый чукча, в одной руке он держал трубку, а вторая была скрючена от холода. И всё его лицо было в снегу, глаза неживые, остекленевшие, рот приоткрыт, перекошен… Но капитан его узнал! Это был старый Харгитит, Атч-ытагынов шаман. А, тотчас же подумал капитан, давно он не видел Харгитита, говорили, он крепко хворает, а вот он и дохворался! Капитан распрямился, осмотрелся. Его люди расступились. Капитан увидел вкопанное в снег бревно с рисунками. Бревно было расколото, порублено, вокруг него валялись щепы. – Нехорошее бревно, – сказал Синельников. – Беду приносит. Капитан посмотрел на Синельникова. Тот стоял с двумя ружьями – своим и капитановым. Капитан забрал своё ружьё и осмотрелся. Внизу, неподалёку от горы, были видны стоящие толпой казаки, юкагиры. Но они были видны не очень отчётливо, потому что с неба пошёл снег. Снег шёл густой, хлопьями, и вскоре внизу совсем ничего не стало видно. Капитан посмотрел вверх. Верха тоже видно не было, был только один снег. А после там ещё вдруг каркнул ворон. И ещё раз! И захлопал крыльями! А самого его видно не было. Потому что это же атч-ытагынов ворон, сразу понял капитан и крикнул: – Пыжиков, стреляй! Пыжиков, почти не целясь, стрельнул! Да и куда там тогда было целиться?! Ворона же видно не было, и он опять громко захлопал крыльями. – Пли! – крикнул капитан, и стрельнул первым. – Пли! Пли! И Синельников, Костюков и Меркулов тоже по разу стрельнули. А теперь все стояли и прислушивались. Было тихо, падал снег. – Вот так! – злобно воскликнул капитан. – Сдохла птичка! Застрелили мы её! А теперь за мной! Левое плечо вперёд! И, развернувшись, быстрым шагом пошёл вниз. Солдаты пошли за ним. Все молчали. Снег сыпал всё меньше и меньше, а после совсем перестал. Теперь всё вокруг было видно хорошо, разборчиво, то есть была видна река, а перед ней пустошь, белая от снега, а на пустоши стояло, выстроившись, наше войско: впереди юкагиры с луками и с копьями, а наши с ружьями стояли во втором ряду, то есть всё было сделано правильно, по уставу. Вот только против кого они так построились, видно пока что не было. Только было видно, как Шалауров, стоявший перед нашим войском, то и дело поглядывал куда-то вбок, за гору. Да кто ещё там может быть, в сердцах подумал капитан, чукчи конечно же, и чертыхнулся. И почти сразу увидел, что он угадал. То есть они тогда как раз сошли с горы и почти сразу увидели чукчей, сотни примерно две, не больше. Они тоже были, как и юкагиры, с луками и копьями. Перед чукчами валом лежали нарты, с три десятка или даже больше. Вагенбург, подумал капитан и велел своим остановиться, перезарядить ружья и примкнуть штыки, а после опять скомандовал прибавить шагу. Ярко светило солнце, снег быстро таял. Подойдя к войску, капитан велел солдатам пристраиваться к нашим, а сам сразу прошёл дальше, то есть туда, где впереди всех прохаживался вправо-влево Шалауров. Подойдя к нему, капитан снова глянул на чукчей и спросил, откуда они вдруг взялись. – Да хрен их знает, ваше благородие, – в сердцах ответил Шалауров. – Никого тут поначалу нигде не было! А после вдруг снег повалил, а как после перестал валить, так эти будто из-под снега вылезли. Без колдовства не обошлось, ей-богу! – И тотчас же спросил: – А что там на горе? – И там тоже не без этого, – нехотя ответил капитан, ещё раз посмотрел на чукчей и прибавил: – А чего эти хотят, не говорили? И где сам Атч-ытагын? – Он к ним ещё не выходил, – ответил Шалауров. – А их шаман? – И его тоже не было. Выносили только его бубен. Я его бубен сразу узнал. Значит, и он здесь где-то рядом. Капитан молчал, задумавшись, поглядывал на чукчей, а потом сказал: – Да, он тут совсем рядом, на горе, лежит. Брюхо вспорото, везде кровища. А нашего адъюнкта нет нигде. И серебра, конечно, тоже. Шалауров медленно снял шапку и перекрестился. Посмотрел на гору, помолчал, потом сказал: – Что же это такое творится? Солнце опять зашло за тучу, поднялся ветер, опять начало мести позёмку. Чукчи стояли как забор, не шевелились. Сзади подошёл Имрын, спросил, не случилось ли чего. Капитан сухо ответил: – Мой названый брат исчез. Вместо него там лежит Харгитит, его там убили и распотрошили. Имрын, обернувшись, помахал рукой. Подошёл Илэлэк. Имрын стал что-то быстро-быстро говорить по-юкагирски. Илэлэк сильно нахмурился и, повернувшись к капитану, сказал: – Такое иногда бывает. И они не виноваты, а это твой названый брат слишком сильным оказался. Но его ещё можно спасти. Иди и скажи, что ты отдашь им Харгитита, если они отдадут твоего названого брата живым и невредимым. Капитан посмотрел на Шалаурова. Тот покачал головой и сказал: – Ох, я ни за что бы не поверил! Им человека убить – как раз плюнуть. Капитан ещё подумал и сказал: – Ладно, посмотрим, как оно будет на самом деле. И обернувшись, велел позвать Костюкова, и чтобы тот взял с собой трубу. Пока Костюкова звали, пока он собрался и пришёл, капитан кивнул Синельникову и передал ему своё ружьё. Теперь капитан держал руку на сабле, как Дмитрий Иванович, и поглядывал по сторонам, примечая, всё ли у них в порядке. Подошёл Костюков, поднял трубу, утёр мундштук и приготовился играть. Капитан махнул рукой, Костюков заиграл чисто, громко, и они вдвоём пошли. Глава 20 Идти нужно было всё время в гору. И чем дальше они шли, тем лучше видели чукчей. И тем этих чукчей становилось всё больше и больше! Потому что, как оказалось, за первыми чукчами, которые стояли за вагенбургом, шагов через сто стояли ещё одни чукчи, и ещё, тоже по сотни две, и тоже с копьями, просто их за бугром видно не было. Вот стервецы какие, думал капитан, полез бы сразу – порубили бы как Шестакова, земля ему пухом, и перекрестился. Пошли дальше. И когда подошли к вагенбургу, то увидели, что дальше за горой стоит небольшая летняя яранга, а возле неё расхаживают люди, все вооружённые. Эту ярангу капитан сразу узнал – это была старая атч-ытагынова яранга, вся в заплатах, но Атч-ытагын её очень любил, говорил, что она приносит ему удачу, потому что когда он берёт её с собой, то ни от кого не бегает. И его покойный отец, прибавлял Атч-ытагын, не бегал, и дед, а шили деду эту ярангу пленные огненные таньги. И Атч-ытагын, улыбаясь, спросил: – Знаешь, кто такие огненные таньги? – Знаю, – ответил, также улыбаясь, капитан. – Это мои земляки. А самый главный мой земляк, и самый сильный, это Йакунин. Или, говоря по-нашему, Беспощадно Убивающий. Так или нет?! И после того разговора Атч-ытагын никогда больше не спрашивал у капитана, кто такие таньги. И также и сегодня промолчит, если не отдаст адъюнкта! Подумав так, капитан хмыкнул, осмотрел стоящих за перевёрнутыми нартами воинов, сделал знак Костюкову молчать, повернулся к старшему из воинов, а это был умилык, то есть силач, Кэт-Аймак, и строго сказал: – Сбегай к своему хозяину и передай ему, что сейчас к нему придёт Большой Каптана. Кэт-Аймак злобно прищурился, но ничего не сказал, а развернулся и пошёл к яранге. Капитан кивнул, Костюков снова заиграл. Теперь он играл походный марш. Капитан обернулся на наших. Наши стояли прежним строем, Шалауров прохаживался впереди всех, поглядывал на капитана, ждал. Капитан тоже ждал. Чукчи, стоявшие за нартами, делали вид, что не замечают его и не слышат Костюкова. Снег в поле уже весь растаял, земля стала мокрая, скользкая. Наконец вернулся Кэт-Аймак, Костюков замолчал, капитан повернулся к Кэт-Аймаку, и тот сказал, что Великий тойон Атч-ытагын согласен его принять. Капитан скрипнул зубами, но смолчал. Чукчи убрали одни нарты. Капитан прошёл в образовавшийся проход и пошёл дальше, к Атч-ытагыновой летней яранге. За ярангой, в низине, капитан увидел пасущихся оленей. И чем дальше шёл капитан, тем он видел оленей всё больше и больше. Капитан начал считать их, считал примерно сотнями, и быстро получилось больше тысячи, а он их ещё и половины не пересчитал. Вот уже как Илэлэк обрадуется, подумал капитан, а как Черепухин! И прибавил шагу, и уже почти что подошёл к яранге. Возле неё стояли воины, по четыре с каждой стороны, но капитан, их будто бы не замечая, подступил к яранге. Входной полог в ней был откинут. Капитан, наклонившись, вошёл, осмотрелся. В яранге горел маленький огонь в чувале и было душно и сумрачно. По ту сторону огня сидел Атч-ытагын в золочёном китайском халате и в золочёной же шапке. Капитан его впервые таким видел, но ничего об этом не сказал, а просто остановился и внимательно посмотрел на Атч-ытагына. Но тот и тогда не подумал вставать, встречать гостя, хотя какой я ему гость, подумал капитан, стоя на месте. – О! – наконец сказал Атч-ытагын. – Это очень хорошо, что ты ко мне пришёл, не нужно тебя искать, ты сам приходишь. Капитан, не дожидаясь приглашения, сам, придерживая саблю, сел напротив, то есть по другую сторону чувала, и осмотрелся. В яранге было совсем пусто. Никого там больше не было, и никаких вещей. Вот даже как, насмешливо подумал капитан, а ты робеешь, тойон, не веришь в свою сегодняшнюю викторию, если перед битвой всё своё добро попрятал! А вслух, конечно, он сказал другое: – Чего это у тебя вдруг так пусто? Может, тебя кто-нибудь напугал? Так ты назови мне его, и я заступлюсь за тебя. – Хе! – весело сказал Атч-ытагын. – Не надо за меня заступаться. Но если кому-нибудь другому вдруг будет надо, я могу сам за него заступиться. Видел, сколько у меня оленей? Так вот если придут все мои воины, то они всех этих оленей съедят за один присест! – И с чем же ты тогда останешься? – спросил капитан. – Со своими воинами, конечно! – гордо ответил Атч-ытагын. – Они пойдут и пригонят мне оленей ещё столько, сколько я им прикажу. – А! – сказал капитан. – Вот, оказывается, кто украл оленей у моего верного слуги Илэлэка. Он приходил ко мне и жаловался. – Илэлэк не мужчина, – презрительно сказал Атч-ытагын. – Потому что если настоящий мужчина думает, что у него что-то украли, то он идёт и отбирает это обратно, а не жалуется. И при этом ещё нужно доказать, что это его олени. – Сделать это очень просто, – сказал капитан. – Илэлэковы олени все помечены. У них у каждого на левом ухе, сзади, выжжено тавро чёрной выдры. – Ухо можно и отрезать, – сказал Атч-ытагын. – И что тогда скажет Илэлэк? – Тогда Илэлэк уже ничего не скажет, – сказал капитан. – Но зато скажу я. Месяц тому назад я отправил своих людей в место, называемое нами Устье Великой Реки. А когда я через семь дней приехал туда, все эти мои люди были уже убиты. – А зачем они туда приезжали? – спросил Атч-ытагын. – Они разве не знали, что есть наш берег и есть их, что им нельзя переходить на наш берег, так же как и нам нельзя переходить на их? – Так это, значит, их убили твои люди? – спросил капитан. – Разве я такое говорил? – спросил Атч-ытагын. – Я только сказал, что твои люди перешли на чужой берег, а это очень опасно. – Хорошо, – подумав, согласился капитан. – Тогда вот что. В том месте, о котором мы сейчас с тобой говорим, я нашёл трупы восьмерых моих людей. А девятого трупа я не нашёл. А это был самый важный их моих людей. И ты его знаешь! Это был тот наш учёный человек, которого вы назвали нашим шаманом. – А! – радостно сказал Атч-ытагын. – Это ты говоришь про того злого человека, который нюхал нашу землю и примерялся выстрелить в наше солнце? Так я тебе ещё тогда сказал, когда гостил у тебя, что остроголовый старик заберёт его к себе и сожрёт вместе с потрохами. И вот, получается, он его уже сожрал, раз вы нигде его не нашли. – Нет, почему же, – сказал капитан. – Мы его потом нашли. На Чёрном острове! – На Чёрном острове? – с удивлением переспросил Атч-ытагын. – Вы что, нашли там его труп? – Нет, – сказал капитан. – Ещё раз говорю: мы там нашли его следы! – И куда они вас привели? – спросил Атч-ытагын. Капитан очень хотел сказать, что на Серебряную гору, но всё же удержался и сказал другое: