– Что это здесь такое было? – Люди плясали, – ответил Панюйко. – И если бы я пришёл раньше, то я бы тоже здесь плясал, потому что как удержишься, когда все пляшут?! Да и как тут не плясать?! Привезли мертвеца, а он вдруг ожил, разве это не радость? Разве у вас часто такое случается? Капитан ничего не ответил. Панюйко усмехнулся и опять заговорил: – Видишь, в какую сторону следы? Как солнце вертится, так и они бегут. Они его убить хотят, а он рождается! Они его на старом месте убивали, не убили, принесли его сюда, а он и здесь не убивается! Вот он какой живучий, видишь?! – Вижу, – ответил капитан, уже не глядя на следы, а глядя только на Понюйко. И спросил: – А где этот человек сейчас? – Э! – на растяжку ответил Панюйко. – Сколько они ни крутили его, а так и не смогли скрутить насмерть. Тогда им стало стыдно перед ним, и они стали говорить, что нельзя такому сильному человеку умирать в таком слабом месте, как здесь, где лежат одни старики и старухи. Сильному человеку надо лежать в почётном месте, поэтому они забрали его отсюда и повезли дальше. – Куда? – тут же спросил капитан. – Э! – невесело сказал Панюйко, оглядываясь по сторонам. – Что-то мне стало не до твоих вопросов, потому что я учуял свою смерть! Остроголовый старик выследил меня, и вот он уже схватил меня за сердце! – Тут шаман и в самом деле положил руку себе на грудь, поморщился… Но тут же засмеялся и сказал: – Но уже поздно! Всё уже случилось! Я всё увидел! А теперь и ты должен увидеть это! И ты увидишь! Ты только скажи Илэлэку, чтобы он отвёл тебя на гору, а дальше ты сам всё поймёшь. А пока… Но дальше он уже ничего не сказал, а упал на колени и опять стал хвататься руками за грудь, лицо у него стало серое… А после он повалился на землю и замер. Капитан хотел поднять его, но капитана удержали. Капитан сердито обернулся. Сзади него толпой стояли юкагиры, вид у них у всех был очень неуверенный. Но тут вперёд их вышел Илэлэк, и толпа немного осмелела. Илэлэк, не глядя в сторону Панюйко, велел посмотреть, что случилось. Двое из его людей с большой опаской подошли к Панюйко, положили его на спину, задрали ему кухлянку, и всем стало видно, что на груди у Панюйко темнеет небольшое пятно. Юкагиры снова замерли. Никто ничего не говорил. – Что это? – спросил капитан. – Это его убил остроголовый, – сказал Илэлэк. – Невидимой стрелой убил, так, чтобы кровь не вытекла. Теперь он будет не живой, но и не мёртвый. И хоронить его нельзя, он сам в землю уйдёт. Как эти! – И Илэлэк указал на следы у столба. Капитан хотел ещё раз наклониться над Панюйко, но Илэлэк тут же сказал: – Нельзя на него смотреть, не то сам здесь останешься! Уходить отсюда надо! Быстро! И он повернулся, и пошёл обратно, к лодкам. И все его люди пошли за ним. И капитановы тоже. И Шалауров, и Ефимов. А после и сам капитан. На берегу они быстро расселись по лодкам, отгребли на другую сторону реки и высадились там. Потому что, сказал Илэлэк, совсем отсюда уходить пока нельзя, иначе предки обидятся и напустят на них порчу. – Кроме того, – прибавил Илэлэк, – мои люди остались без шамана, и теперь, пока не появится новый шаман, они не решатся плыть дальше. – А долго ли ждать нового шамана? – спросил капитан. – Я думаю, – ответил Илэлэк, – этой ночью предки его нам выберут. Если, конечно, мы будем к ним почтительны! И капитан отдал команду ставить лагерь. Илэлэковы и наши люди развели костры, поели. Потом Илэлэк махнул рукой – и его люди начали плясать под бубен. Капитан хотел уйти к себе, но Илэлэк сказал, что ему надо обязательно остаться, и капитан остался. Илэлэк обрадовался и сказал, что это очень важно, потому что их мёртвые предки сейчас смотрят на них, вспоминают свои давние времена и от этого становятся добрее. А так мёртвые, они же очень мстительные, продолжал Илэлэк, и вдруг тихим голосом спросил: – Что тебе Панюйко перед смертью говорил? Капитан подумал и ответил: – Панюйко не успел договорить. Он только сказал, что ты всё знаешь. Илэлэк вздохнул, долго молчал, потом сказал: – Я ничего не знаю. И никогда знать не хотел. И я не пошёл бы за оленями, если бы не Панюйко. Это же он всё затеял! Он был очень беспокойный человек! Ему всё время не сиделось на месте! И вот теперь он лежит на острове, он мёртвый, но мне от этого легче совсем не стало. А ведь я вначале очень радовался! Я думал: вот он теперь мёртвый, и больше не будет околдовывать меня. А получилось не так! Он и оттуда, с острова, всё время кричит мне, учит меня, как малого мальчишку, и у меня раскалывается голова! Я не хочу его слышать, а слышу! Почему он никак не умрёт и почему он хочет моей смерти?! – Разве он хочет этого? – спросил капитан. – О! Ещё как! – воскликнул Илэлэк. – Поэтому как только я скажу, куда нам надо идти и что делать дальше, опять явится остроголовый старик и теперь убьёт уже меня! И тогда уже я буду мёртвым и не давать тебе покоя! А после и тебя тоже убьют! – Ладно, ладно, – сказал капитан. – Ты можешь мне не говорить, куда нам надо идти, а ты просто веди нас туда, вот и всё. Или мы с тобой уже не делаем общее дело, не гонимся за Атч-ытагыном? А ведь после того, как мы догоним его и отрубим ему голову, я освобожу твоего сына, и он будет гостить у вас не только до Рождества, а и до самого лета! Илэлэк молча смотрел на капитана. Капитан спросил: – Так далеко ли отсюда то место? – Нет, – ответил Илэлэк. – Два или три дня вверх по реке. – По этой? Илэлэк ничего не ответил, как будто он не расслышал. И больше ничего уже не говорил, а после встал и ушёл к своим пляшущим воинам, но сам не плясал, конечно, а просто стоял и смотрел на других. А капитан сидел один, и ни о чём ему не думалось. Просто шумело в голове, и всё. К нему подошёл Шалауров, сел рядом, помолчал немного, а потом спросил, что ему говорил Илэлэк. – Почти что ничего, – ответил капитан. – Только сказал, что осталось три дня. – А! – понимающе заулыбался Шалауров. – Тогда я знаю, что это за место такое, про которое он говорит. Оно называется Обром-гора, там раньше жил царь-соболь, от соболей там всё тогда пищало! И вот оттуда, с самого верха, так говорят, можно увидеть Серебряную гору. И эта гора не только вся из серебра, но это ещё и очень почётное инородческое мольбище. Так что если они решили нашего Григория убить, то там для этого самое подходящее место, прости, Господи. И Шалауров широко перекрестился. А капитан в сердцах подумал: дураки! как можно с такими дураками что-то сделать, кого-то спасти? И вот не спасёшь! И вот после вернёшься в крепость… Ну и так далее. Капитан, не глядя на Шалаурова, встал и пошёл по стойбищу. По-летнему было ещё довольно светло, но небо уже плотно затянуло тучами, накрапывал мелкий дождь. Юкагиры уже больше не плясали, стало тихо. Капитан проверил посты и вернулся к своей палатке. Шалаурова там уже не было. Спать совершенно не хотелось. Капитан сидел, смотрел на остров. Дождь перестал, над островом начал подниматься туман. Потом в тумане засверкали огоньки, они были синие, холодные. А у покойников какие ещё могут быть, подумал капитан… И вдруг почувствовал, что засыпает. А огоньков становилось всё больше и больше! Тогда капитан окликнул Синельникова и велел ему передать Илэлэку, чтобы они опять плясали. И они плясали – по переменке, всю ночь, – и огоньки почти исчезли. Капитан заснул. Следующий день начался с того, что в войске у Илэлэка объявился новый шаман и звали его Имрын. Он был невысокого роста, толстоватый, настороженный и всё время оглядывался по сторонам. Но зато когда он сел в их переднюю, бывшую панюйкину лодку, и начал бить в бубен, то его гребцы сразу прибавили, да так, что капитановы гребцы стали едва за ними поспевать! И так они всем войском шли очень быстро до самого полудня, но, правда, потом течение усилилось, грести становилось всё тяжелее, и капитан, чтобы не вымотать людей, отдал команду не спешить. И не спешили. На привале капитан велел призвать к себе Имрына, но тот не пришёл, потому что, как сказали капитану, шаман беседует с предками и будет беседовать с ними всю ночь. Капитан послал к нему Синельникова. Синельников вернулся и сказал, что шаман лежит возле костра и не шевелится и не дышит. А ещё, сказал Синельников, его колют ножом, а из него кровь не идёт. – Ну и чёрт с ним! – сказал капитан, лёг на другой бок и вскоре заснул. Второй день был такой же, как и первый – грести было тяжело, а река и берега были пустые. То есть за весь тот день, как и за предыдущие, они никого не встретили, и даже никого издалека не видели. Только уже ближе к полудню по левую руку показалось небольшое стойбище, так называемый летник, а дальше по большой поляне, ближе к горам, паслось стадо оленей. Их было явно меньше полутысячи. Так же и воинов в тех шести чумах не могло быть много. К тому же это были не чукчи, а юкагиры, что ещё больше упрощало дело. Капитан велел всем пристать к берегу и выходить и строиться, и сам вышел вперёд. Рядом с ним встал Костюков и начал трубить «заряжай!», а Меркулов и Синельников, конечно, с ружьями, а с ними ещё с десяток юкагиров, пошли к стойбищу. Оттуда им навстречу вышли двое, старик и мальчишка. Синельников спросил, кто они такие, старик сказал, что он здешний тойон, его зовут Тимкуй, в стойбище сейчас одни дети и женщины, а все мужчины ушли на охоту. Синельников повёл старика к капитану. Мальчишка пошёл за ними следом. Капитан встретил тойона приветливо, усадил рядом с собой, угостил табаком и спросил, проходили ли здесь какие-нибудь люди с большим стадом. Старик ответил, что да, проходили вчера, никого не тронули и ушли вон туда, в то ущелье. Кто это были такие, спросил капитан. Это были чукчи, ответил старик. А был ли с ними кто-нибудь похожий на меня, спросил капитан. Может, и был, сказал старик, но он не рассмотрел его, потому что тот человек лежал ничком на нартах и лица его не было видно. – И подходить к нему было нельзя! – прибавил старик. – Говорили, он сильно больной. От такого заразишься и сразу умрёшь. – А сам он говорил чего-нибудь? – спросил капитан. – Говорил, но очень неразборчиво, – сказал старик. – Я даже думаю, что он говорил на каком-то непонятном мне наречии. – А почему ты так думаешь? Старик смутился и сказал, что он, наверное, зря им это сказал. На что капитан ответил, что не зря, и велел Синельникову, который переводил их разговор, дать старику ещё табака, три пачки, и трубку, и новый нож. Старик всё это получил, его отпустили, и он пошёл к себе обратно. А с ним пошёл Илэлэк опять с тем же десятком воинов, и потом капитан наблюдал, как Илэлэк ходил между пасущимися оленями, брал их за голову, задирал и смотрел, какие у них на ушах были выжжены знаки, не его ли. Потом Илэлэк вернулся, без оленей, очень злой, и ничего не стал рассказывать. Капитан спросил у него, что им теперь делать – продолжать ехать и дальше по реке или оставлять лодки и идти в то ущелье, которое им показал старый нойон. – Я не знаю, – сказал Илэлэк. – Я не шаман. Я только одно знаю, что в том месте, которое нам сейчас показали, чукчи могут устроить засаду и перебить нас всех. А там, куда я вас веду, никакой засады нет. Капитан задумался и ещё долго смотрел на то место, на которое показывал старик, а потом велел садиться в лодки. Не понравилось ему то ущелье! И тот старик не понравился! И ещё вспомнились рассказы про битву на реке Эгаче, когда убили Шестакова, потому что Шестаков спешил. А капитан спешить не будет! И они поплыли дальше. Плыли они целый день и никого не встречали, потом у них был ночной привал, потом они опять поплыли, плыли долго… Глава 17 А потом капитан увидел по левому борту гору. Она была довольно высокая, её вершина была закрыта облаком. И это и была та самая Обром-гора, капитан её сразу узнал и оглянулся на Илэлэка. Но тот сидел в свой лодке и делал вид, что ничего особенного не случилось. Капитан опять стал смотреть на Обром-гору. Когда капитан ездил в Анадырск или возвращался оттуда, он всегда проезжал мимо Обром-горы, но никогда возле неё не останавливался. Нечего ему там было делать, никогда он не верил в царь-соболя! А вот сейчас, думал капитан, он наконец посмотрит это место. Гора понемногу приближалась, уже было отчётливо видно, что она довольно крутая и густо покрыта мелким лесом, а местами просто голокаменная. И ещё: гора отстояла от реки шагов на триста, между ними лежала пологая пустошь, покрытая мхом, а кое-где на ней даже росли кусты. Когда войско подплыло ещё ближе, капитан встал в лодке и опять оглянулся на Илэлэка. Тот утвердительно кивнул. Капитан скомандовал причаливать. Они причалили, вышли на берег, вытащили лодки и начали устраивать стойбище, рубить кусты и разжигать костры. Капитан время от времени поглядывал на гору, на облако, закрывающее её вершину, и думал, что это самая обычная гора, потому что по дороге на Анадырск встречаются горы и повыше, и покруче. А в этой что особенного? Что Шалауров говорит, будто здесь раньше жил царь-соболь? Так Шалаурова только послушай! Да и соболи в таких горах не водятся, не любит соболь голый стланик, ему подавай листвяк, а здесь листвяка нет совсем. Подумав так, капитан обернулся и увидел стоящего рядом с ним Илэлэка. Илэлэк тоже посмотрел на гору, на висящее на ней облако, и, улыбаясь, сказал, что облако – очень хороший знак. Почему так, спросил капитан. Да потому, продолжая улыбаться, сказал Илэлэк, что если бы вершина была голая, то снег, лежащий там, сильно искрился бы, и мы, поднимаясь наверх, там ослепли. А если бы висела туча, то это бы означало, что гора гневается на нас, и, если мы станем подниматься наверх, начнётся буря, и молнии поубивают нас. – А если облако? – спросил капитан. – А если облако, то это значит, – сказал Илэлэк, – что гора ещё не решила, что с нами делать, и, может быть, она ещё пощадит нас. Поэтому мы не должны торопиться. Зачем нам прямо сегодня спешить подниматься на гору? Мы можем это сделать и потом, а пока мы просто будем ублажать гору своими песнями и танцами. Мы – это мои воины, а твоим воинам лучше молчать, чтобы гора не знала, что к ней пришли чужие. Или делала вид, что не знает! И Илэлэк улыбнулся. А капитан подумал и сказал: – Непонятно мне всё это. Если человек может видеть, то он видит. А если не может, то не видит, и никакая гора ему в этом не поможет. – Какой же ты смешной! – сказал Илэлэк. – Неужели ты веришь в то, что обычные человеческие глаза могут видеть на три, а то и на все десять дней пути вперёд? Но ведь те десять дней ещё не прошли, а ты уже сегодня хочешь увидеть то, куда ты к тому времени придёшь! Тут он и в самом деле засмеялся. Капитана взяла злость, и он сказал: – Так ты что, собираешься здесь петь и плясать до той поры, пока это облако не развеется? А если на это уйдёт много дней?! – Зачем много?! – спросил Илэлэк. – И зачем чего-то ждать? Я же уже сказал: сегодня мои воины будут петь и плясать, чтобы гора ублажилась, а завтра мы с тобой, ты и я, с особыми приготовлениями, поднимемся на гору и узнаем всё, что нам нужно узнать. Или даже, правильнее, можно. Вот и всё! Или ты боишься, что пока мы будем здесь веселиться, Атч-ытагын придёт к Серебряной горе и принесёт твоего названого брата в жертву? Капитан молчал, он не хотел об этом говорить. Тогда Илэлэк сам сказал: – Очень хорошо, что ты не хочешь говорить о своём брате вслух. Твоё молчание очень поможет ему. А пока что пойдём к моим людям, они ждут нас. И капитан и Илэлэк вернулись в стойбище. Там всё уже было готово. Илэлэк махнул рукой, его новый шаман по имени Имрын ударил в бубен и начал плясать, за ним начали плясать все остальные юкагиры. Так они плясали очень долго, до ночи, правда, летом ночь в тех краях светлая, поэтому капитан всё видел – и как они плясали, и как обкуривались дурманным дымом, пили грибную настойку и снова плясали, и пели. А наши молча смотрели на это. Один капитан не смотрел, а лежал, отвернувшись, и думал, что, пока они тут веселятся, Атч-ытагын со своими людьми идёт к Серебряной горе и, может, даже уже и пришёл к ней. Как тут заснёшь? И он лежал, ворочался, потом сам не помнил, как заснул. А утром проснулся и первым делом посмотрел на гору. Облако висело на прежнем месте, вершины горы видно не было. Капитану дали тёплой воды в котелке, он побрился, выпил чаю с сухарём и велел послать за Илэлэком. Пришёл Илэлэк. Он был в новой кухлянке, в новой шапке, на поясе у него висели три ножа, очень хороших, капитан их сам ему дарил когда-то. А теперь капитан встал, ему подали саблю, он подошёл к Илэлэку, и тот повёл его из стойбища. Никто за ними не шёл, они шли одни по пустоши к горе.