Глава 5 Ночь всё не заканчивалась. Время замедлилось, не выпуская из своей тягучей ловушки. Владу оперировали сломанную в нескольких местах руку, вправляли вывих, зашивали рванную рану над бровью, обрабатывали многочисленные гематомы, делали рентген и МРТ. А я все это время сидела в холодном коридоре и ждала. Слез уже не было. После обморока эмоции высохли, уступив место равнодушию. Спина ныла из-за неудобного железного стула с короткой спинкой, но я почти не двигалась. Бездумно смотрела перед собой, теребила в дрожащих пальцах уже высохшую ватку с нашатырем и иногда проваливалась в мутную дрёму. Гера приехал в больницу, когда операция уже подходила к концу. От усталости я едва смогла открыть глаза, услышав шаги. — Ты как? — Мицкевич похлопал меня по плечу и со вздохом опустился на соседний стул. — Нормально, — улыбнулась я. — Может, домой поедешь? — Нет. Дождусь, пока Влад очнется после наркоза. Гера хотел поспорить, но заметив, как я упрямо поджала губы, покачал головой. — Что у него? — Сильное сотрясение, куча ссадин, вывих и сложный перелом. Говорят, глаз чудом не потерял. — я немного помолчала и тихо спросила: — Гер, он что, вообще не сопротивлялся? Или Тихомиров на ринг дубинку принес? Мицкевич замялся. — Гер? — Не знаю, Алис, — сдался он. — Наверное, он хотел быстрее закончить бой и поехать к отцу. А Тихомиров пронюхал и с садистским удовольствием оттягивал нокаут. Другого объяснения у меня нет. Будь у меня чуть больше сил, я бы снова заплакала. Больничный запах вдруг показался нестерпимо резким и захотелось выйти на воздух, но ноги не держали. Откуда-то потянулся сквозняк и принес с собой запах хлорки. Грохнуло железное ведро и к нам, тяжело шаркая, подошла санитарка. — Ноги поднимите, — недовольно буркнула она: — Расселись. Гера послушно оторвал от пола ноги, а я все-таки заставила себя встать и поплелась к выходу. — Пойдем. Подышим, — устало попросила удивленного Мицкевича. Игнорируя недовольное шипение санитарки, парень кивнул и догнал меня. На улице пахло свежестью после ночного дождя, прохладный воздух вынуждал ёжиться. Небо только начинало светлеть. До того, как солнце встанет оставалось еще не меньше часа. Людей вокруг не было, а из звуков до нас доносились только редкое пение птиц и далекий вой сирены. Территория больницы утопала в зеленых деревьях, на ветвях которых уже появлялись редкие желто-красные листья. Осень входила в свою стихию. Дожди лили едва ли не ежедневно и с каждой ночью становилось холоднее. Мы выбрали сухую лавочку под навесом еловых веток и присели. Гера галантно предложил мне куртку, но я отказалась. Я, по крайней мере, была в водолазке и пиджаке с длинным рукавом, а вот у Мицкевича под курткой виднелась лишь майка. — Ты дозвонилась до его отца? — спросил друг. Я почти задремала, то и дело передергиваясь от холода, но встрепенулась, услышав вопрос. — Он сам мне позвонил, — отозвалась, стараясь, чтобы зубы не стучали друг о друга громко: — с другого телефона. Сказал, что на даче. А его мобильник украли сегодня утром, поэтому не смог дозвониться до Влада. Гера присвистнул. — Все так серьезно? — парень ошеломленно потирал горбатую из-за нескольких старых переломов переносицу: — они так тщательно все спланировали? Я пожала плечами: — Может и совпадение. Но слабо верится. Мицкевич согласно кивнул. — Ты сказала ему, что Влад в больнице? — Нет, — нервно мотнула головой: — у дядь Саши больное сердце. Романов меня бы убил. Я сказала, что был тяжелый бой, а теперь он отдыхает. Гера снова понимающе замолчал, а я вздрогнула, когда за шиворот с еловой лапы упало несколько ледяных капель. С каждой минутой становилось светлее. Кажется, мы оба задремали, потому что, когда рядом раздалось тактичное покашливание, и я распахнула глаза — солнце уже показалось над горизонтом. — Вы ждали, пока закончится операция Романова? — высокая грузная медсестра в серой вязаной кофте поверх халата, выжидающе смотрела на нас. — Мы, — я вскочила, забывая про сон. Гера потёр глаза и кивнул. — Все нормально, — черты сурового лица женщины неожиданно смягчились, губы тронула утешающая улыбка : — Перевели в палату. Спит. — А можно к нему? — Часы посещения висят у входа. Приходите к восьми. Я нервно выдохнула и опустилась обратно на скамейку. Хотелось спорить и упрашивать женщину, чтобы пустила меня к Владу прямо сейчас, но слова не шли. — Наблюдала я за тобой, девочка, — неожиданно вздохнула медсестра, положив мне на плечо тяжелую руку: — Иди. Но, если что, ты зашла самовольно. Я тебя не видела. Не в силах поверить удаче, я снова вскочила и быстро закивала. — И не реви. Все с твоим парнем нормально будет. Я не стала разубеждать милосердную женщину в иных связях между мной и Владом. Искренне поблагодарила ее, обняла Геру на прощание и бросилась ко входу, поскальзываясь на сырой после ливня земле. — Палата 256! — донеслось мне вслед: — второй этаж направо! Влад лежал у окна в тесной палате на троих, повернув разбитое лицо к двери. Над бровью несколько швов, левый глаз опух, на скуле огромный синяк, голова перемотана, сломанная рука лежала на тяжело вздымающемся боку. Белоснежный новый гипс едва не светился на фоне чистого, но посеревшего от времени и частых стирок больничного пододеяльника. Я тихо прикрыла дверь, стараясь не разбудить соседей по палате и самого Романова. Взяла у стены низкую табуретку и присела рядом с кроватью. — Слава Богу, — устало прошептала, прежде чем сжала в обеих ладонях теплые пальцы здоровой руки друга, положила голову на матрас рядом с его плечом и благополучно провалилась в нервный сон. Глава 6 Сквозь сон я чувствовала, как одеревенели мышцы. Свернутая поясница ныла, плечи затекли, но я не пыталась сменить позу, потому что тогда теплую ладонь Влада пришлось бы отпустить. — Завтрак! Неожиданный окрик вырвал из дрёмы. Я открыла глаза, и тут же зажмурилась, ослепленная ярким светом. Осеннее солнце настойчиво заглядывало в окно и уже успело нагреть мне макушку. Я моргнула, медленно разогнулась и посмотрела на Романова. Друг, видимо, тоже только что проснулся. Он сонно щурился и оглядывался, пытаясь понять, где находится. — Лис, ты почему здесь? — голос после долгого сна хрипел, и парень закашлялся. Я улыбнулась, облегченно выдохнула и аккуратно освободила ладонь из хватки Романова. Он всю ночь крепко сжимал её в ответ, а теперь онемение медленно и неприятно таяло. Свободной рукой я поспешно помассировала кожу, чтобы избавиться от ощущения уколов мелкими иголочками. — Как ты себя чувствуешь? Влад окинул себя взглядом, задержался на загипсованной руке и мрачно констатировал: — Хреново. Я понимающе кивнула. Завтрак разносила та самая медсестра, что на рассвете пустила меня в палату. Она тепло улыбнулась и, поставив на прикроватную тумбочку порцию с кашей для больного, сунула мне в руку коробку печенья и пару чайных пакетиков. — Бокалы в тумбочке, кулер с кипятком в коридоре, — прошептала на ухо: — покушай, девочка. — Спасибо! — я едва сдержалась от желания крепко обнять добрую женщину. — И ты тоже, ешь и выздоравливай. — покачала головой она, ставя рядом с тарелкой стакан с крепким чаем: — такой большой и сильный, а девушку заставляешь переживать. Она за ночь со стеной уже начала сливаться. Персонал ставки делал: свалится — не свалится. Щеки загорелись. Я кашлянула, поймав тяжелый взгляд друга, и несдержанно улыбнулась — заплывший глаз, швы и огромный синяк делали его попытки выглядеть грозным комичными. Медсестра покачала головой, еще раз пожелала приятного аппетита и ушла, оставляя после себя едва заметный запах медицинского спирта. — Давай я тебя покормлю. — тихо произнесла я. — Лис, иди домой. — мрачно отозвался Влад. — Ты сам не справишься. — возразила терпеливо: — Врач сказал: тебе пока нельзя двигать рукой.