Ваня раздраженно передернул плечами. — Я еще раз тебе повторяю, Влад, — пытаясь не поддаваться гневу, произнес он: — Я ни черта не понимаю, точно так же, как и ты. Парни не злились друг на друга, да и повода не было, но оба были взбудоражены настолько, что могли начать драку. Оба это понимали, и оба, не сговариваясь, решили временно помолчать, чтобы не натворить дел. Влад сосредоточенно смотрел на тапочки, которые уже засыпал снег. Ступни замерзли, но он не обращал на это внимания, погрузился в мысли и нервно тряс ногой. Беспокойство сводило с ума. Перед глазами все еще стояло зареванное лицо Алисы с застывшем на нем выражением ужаса, и от этой картинки что-то болезненно сжималось в груди. Да лучше бы его Тихомиров еще десять раз на ринге избил, чем еще хоть раз увидеть Лис в таком состоянии. — Я останусь сегодня с ней, — тихо проговорил он спустя несколько минут молчания. — Я не сомневался, — одобряюще кивнул Ваня: — На ночь одной ей точно нельзя оставаться. Но дать немного прийти в себя в одиночестве — необходимо. Влад кивнул. — Что мне ей сказать? Никитин снова достал из кармана пачку сигарет и со вздохом посмотрел на последнюю. Время уже давно перевалило за полночь, а круглосуточных ларьков в их городе никогда не было. Значит, либо придется оставить последнюю на ночь, либо скурить сейчас и мучиться до утра. Еще раз вздохнув, он все-таки достал зажигалку. — Не пытайся убедить ее, что все, что она видела — ложь. — сделав первую затяжку и проглатывая горький дым, задумчиво протянул он: — Но и не говори, что это — правда. — Замечательно, — мрачно фыркнул Влад: — И что мне тогда говорить? — Попытайся просто обходить эту тему. Ей главное сейчас успокоиться. Завтра утром я приеду, попробуем опять поговорить. Она поспит и станет легче, а там уже разберемся. Лис — умная девочка. Романов кивнул. Друзья пожали друг другу руки и пожелали спокойной ночи. Влад исчез за дверью подъезда, а Ваня задумчиво покосился на окна квартиры подруги, единственные, где еще горел свет, выбросил дотлевшую сигарету и устало побрёл к машине. Глава 17 Впервые за долгое время из сна меня вырвал не надоевший звонок будильника в кромешной темноте, а ласковые солнечные лучи. Они приветливо щекотали ресницы, грели кончик носа и заставляли жмурить закрытые веки. Я сонно потянулась, с трудом вытащив руки из-под тяжелого пухового одеяла. Наброшенный сверху плед сполз на пол, кожу царапнула прохлада — из открытого окна в комнату задувал легкий ледяной ветерок. Тяжелые шторы были распахнуты, и как только я открыла глаза, их тут же ослепило полуденное солнце. Голубое небо светилось редкой для позднего ноября чистотой. Утро было бы до невозможности уютным и светлым, но стоило вспомнить о вчерашнем вечере, как все краски вдруг снова погасли. Тело пробила дрожь, и я медленно села. Подняла плед, укуталась в него, спустила ноги на пол, нащупала злополучные тапочки и побрела в комнату. Когда ребята ушли, от пережитого шока, усталости и таблеток успокоительного — я вырубилась прямо на диване. Если проснулась в комнате, да еще укутанная с головы до ног, то меня туда точно кто-то перенес. О моей любви спать с открытыми окнами, зарывшись в несколько одеял, знал только Влад, поэтому вид спящего в комнате друга меня не удивил. Большой Романов не помещался на диване. Длинные ноги свисали над полом, спина неудобно извернулась, а руки парень сложил на груди. Я не стала будить его. Осторожно стянула плед с плеч, укрыла парня и присела на пол у дивана, уткнувшись подбородком в подтянутые к груди колени. В зале было теплее, но легкий сквозняк, выдувающий из-под двери, холодил босые ступни. Я чувствовала себя ужасно. Жгучий стыд за вчерашнюю истерику мешался с недоумением, а вот страх слабел. Произошедшее казалось далеким кошмаром, и я с трудом пыталась вспомнить хоть какие-то детали. Ничего не получалось. Сейчас, когда квартира тонула в свете солнечных лучей, ужас вчерашнего вечера окончательно потух, оставив лишь смутные воспоминания. Казалось, я не пережила сама те странные события, а просто посмотрела фильм и благополучно забыла его сюжет Я услышала, как Влад зашевелился. Оторвала голову от коленей и подняла взгляд на друга. — Проснулась? — голос Романова охрип. Он потер глаза и перевернулся на бок. Теперь его лоб почти прикасался к моему, поэтому я смущенно отвернулась. — Прости меня… — говорить об этом было еще труднее, чем думать: — Влад, я такой ерунды вчера вам наговорила… Я снова замялась и прижала к горящим щекам прохладные ладони. Романов сбросил плед, и сел на пол рядом со мной. — Лис… — Чувствую себя последней истеричкой, — продолжала глухо: — правда, Влад. Я так виновата перед тобой и Ваней. На плечи легла горячая рука. Друг вздохнул и притянул меня к себе. Сердце стучало в ушах, а по коже бегали мурашки, и, я совершенно не могла понять: из-за сквозняка или безумной близости Романова. Парень, видимо, подумал, что дрожать я начала из-за страха, потому что теснее прижал к себе и начал гладить по голове. — Влад, — я отстранилась только потому, что боялась разреветься от нахлынувших чувств. Мы всю жизнь были лучшими друзьями, но настолько близко к нему и в прямом, и в переносном смысле, я не ощущала себя ни разу. И эти эмоции сейчас казались лишними. — Ты чего? — парень бережно провел ладонью по моей встрепанной макушке. От обеспокоенного взгляда стало еще хуже, и я все-таки выбралась из его рук. Села на диван и обняла подушку, чтобы Влад не смог обнять меня снова. Удивительно, я до смерти этого хотела и не хотела одновременно. — Влад, как думаешь, слова Вани вчера… Они могут быть правдой? — Какие именно? — друг нахмурился, тоже пересел с пола на диван, но обнимать больше не пытался. Лишь положил руку на спинку, и я ощутила тепло его ладони рядом со своей шеей. — Ну, что такое иногда случается, — я опустила голову: — Что это просто стресс. Что я устала, поэтому такое привиделось… Я же не могу быть сумасшедшей? Последнее прозвучало с надеждой, а Влад вдруг разозлился. — Лис! — он повысил голос, выдохнул и заговорил спокойнее: — Хватит называть себя чокнутой. Ты не сошла с ума. Ты же знаешь, Никитин — отличный профессионал. Если он сказал, что такое бывает — значит, такое бывает. Ничего страшного не случилось. Слышишь меня? Я послушно кивнула. В голове варилась каша. Оказывается, не доверять своим глазам — чертовски сложная задача. И что я пыталась добиться вчера от Влада и Вани, если сама не могу разобраться: верю себе или нет? Вроде точно видела погром, но так же отчетливо видела идеальный порядок, когда мы уже поднялись с полицией. Мелькнула мысль, что кто-то пытался зло пошутить, но я даже представить не могла, от кого могла заслужить настолько идиотский розыгрыш. — Ты простишь меня? — я с надеждой подняла глаза на Романова. Тот фыркнул и наклонился. Лба коснулись его теплые сухие губы. — Что ты себе придумала? — вздохнул он: — Мне не за что на тебя обижаться. Я благодарно улыбнулась. Нужно обязательно извиниться перед Ваней и забыть все, как страшный сон. Решив так и поступить, я со стоном откинулась на подушки и прикрыла глаза, а наблюдающий за мной Влад покачал головой и поднялся. — Иди в душ, я приготовлю завтрак. — Ты же не умеешь, — устало улыбнулась: — хочешь меня отравить? На руки прыгнул Снежок, и я с наслаждением зарылась пальцами в пушистую шерсть. Влажный нос кота уткнулся мне в запястье, а большое тело завибрировало от громкого мурчания. — Ты на мясо по-французски даже не рассчитывай, а от моей яичницы еще никто не умирал, — парировал Влад и уже из кухни крикнул: — Ваня обещал в обед заскочить. Эта новость необычайно ободрила. Я попрошу прощения у друга прямо сегодня, и завтрашний день со спокойной совестью можно начинать с чистого листа. Глава 18 Надежда провести выходные дома в компании Снежка и интересного сериала рухнула. Если первый день прошел отлично: я извинилась перед Никитиным, окончательно успокоилась, провалялась с ноутбуком в кровати до глубокой ночи и без проблем заснула после успокоительного чая, то второй оказался безнадежно испорчен. Я видела папу за несколько дней до командировки. Он вернулся из рейса и приходил в гости — мы с мамой еще не помирились, поэтому идти к нам домой я отказалась. В итоге мама обиделась еще сильнее, и сегодня папа снова предпринял попытку нас помирить. — Дочь, — папин голос в трубке телефона звучал виновато, из-за чего мои уши стыдливо загорелись: — Я разрываюсь между вами. Ты же знаешь, мама тебя любит и думает, что делает все для твоего блага. Да, может не очень хорошо выходит, — я услышала, как он усмехнулся: — но ты же знаешь ее характер. В конце концов, попробуй не обращать внимания. Давай сегодня просто поужинаем? Про командировку свою расскажешь. Мама, между прочим, очень волновалась. Да и я тоже. Я через два дня в рейс уезжаю. Встретьтесь хотя бы сейчас, пока я дома. Только папы умел строить между нами мосты перемирия. У мамы всегда был тяжелый характер, а я не умела с ним мириться, и, чем старше становилась, тем серьезнее возникали конфликты. Я понимала, что папа прав, понимала, что мама на самом деле меня любит, как и я её, но избавиться от обиды не получалось. Желания идти домой не было, но я все-таки сдалась, поэтому вечером сидела в родительской квартире и чувствовала, как от витающего в воздухе напряжения, сводит скулы. Папа, как мог, пытался разрядить обстановку, но и у него ничего не получалось. Мама смотрела на меня немигающим взглядом, под которым я даже жевать нормально не могла. Пришлось отложить вилку и забыть про аппетитную лазанью. Я не хотела просить прощения, чего добивалась мама, но нужно было хоть что-то делать. — Мам, — я старалась, чтобы голос звучал спокойно: — Давай, пожалуйста, просто поедим. — Я тебе мешаю есть? — она обиженно поджала губы, а я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза: — В чем ты еще хочешь меня обвинить? Я устало опустила руки на колени. Пальцы нервно затеребили свисающий под стол край темной скатерти. — Карина! — попытался оборвать жену папа, но та только махнула на него рукой.