Сказала один раз и долго молча ждала реакции. Минут через пять Шурик вышел на лестницу: — Чего тебе? — Закурить дай. Последнее желание. Федя курил «Приму», младший братишка на «LD» разорялся. Он прикурил для меня сигарету и вставил в губы. От первой затяжки закружилась голова. Саша повернулся ко мне спиной и направился к лестнице. — Подожди! — морщась от сигаретного дыма, лезшего в глаза и зацепив сигарету зубами, крикнула я. — Скажи, зачем тебе это нужно? На кой черт? — с младшим братом я избрала тон закадычной подружки. Вряд ли тон на него действовал, но отчего-то Александр немного затормозил шаг. Соучастий в убийстве трех человек, подготовка четвертого… это вам не фунт изюма, это тяжесть, с которой четыре ступеньки преодолеть тяжело. — Саша, пока не поздно, надо послать ее подальше. Зачем тебе это все? Пока ты никого не убил… Федьку хоть пожалей, он вообще не при делах. Тела Хорских скоро найдут, их уже ищут в карьерах, выйти на вас дело часов или дней. С Хорских и надо было начинать. Упоминание покойных танцоров остановило Александра тут же — он даже ногу на весу задержал. — Федька проговорился? — спросил, не оборачиваясь, стоя ко мне напряженной спиной. — Еще тогда, в пятницу, — кивнула я. — Помнишь, он предложил тебе «каблук» к «этим» скинуть? Я услышала и зацепилась. Потом менты мне карту дали, я по ней радиус очертила. В нем есть ваша деревня. — Рената сказала, что ты ничего не помнишь, — все так же стоя лицом к двери, произнес парень. — А ты ей верь, много она знает, ваша Рената. Лучше позвони и спроси, — что я делала все воскресенье утром? Я сидела в своей комнате и считала повороты. — Она сказала, что ты ничего не помнишь, — упрямо повторил он. — В пятницу, с испуга. А к воскресенью отдохнула и три часа над картой сидела, повороты считала. — В минуты отчаянья женщины врут особенно убедительно, каждая становиться Книппер-Чеховой и даже Станиславский не крикнет ей «не верю!». — Федьку спроси, он тебе скажет — о трупах в карьерах, я ему сама сказала. Спроси, спроси! Саша, вас ищут! И обязательно найдут. А она — выпутается. Подумай сам, сегодня я привезла в вашу деревню одежду. Ее мне дала мама. Перед отъездом я ей сказала куда направляюсь, меня видели здесь ваши соседи, ваша бабушка врать не станет. Вас найдут! В очерченном радиусе есть деревня Козлово, как думаешь, долго менты будут по округе шарить? А? Я их человек, они будут искать! — И крикнула: — Да, очнись ты, ради бога!! Еще не поздно! Я захлебнулась словами, недокуренная сигарета давно выпала из губ и тлела под ногами. Повернувшийся, наконец, Саша рассматривал меня с самым угрюмым выражением лица. — Она все равно тебя убьет, — выдавил в итоге на все мои реплики. — Да. Она и вас убьет. Когда-нибудь. И эту истину, — свидетелей убирают, — она поняла давно. Вот тут-то и прозвучали слова Станиславского: — Не верю. Я тебе не верю. — Ах, не веришь?! — хрипло и несколько истерически я хохотнула. — Да она вчера днем предложила мне работать на нее!! Сказала, — мне нужны такие люди как ты! Как думаешь, долго она делала выбор — вы с Феденькой или троюродная сестрица? Сутки, Саша, ей понадобились сутки! Ведь если бы я осталась рядом с ней, вас пришлось бы убрать. Когда-нибудь, рано или поздно, но мы бы встретились, и я опознала бы тебя по голосу. Рената не стала бы рисковать, жалость не ее стиль. — Я тебе не верю… — заторможено повторял Шурка. Он уже сидел на верхней ступеньке и тупо смотрел под ноги. — Позвони ей. И дай мне трубку. Я скажу ей, что согласна и напомню о прошлом разговоре. — Надеешься нас подловить? — усмехнулся парень. Но он уже начинал задумываться. — Саша, обещаю тебе, — я добьюсь оправдательного приговора! У меня есть связи, есть деньги. — Саркастическая усмешка собеседника показала, что он был готов к такому предложению. — Не веришь, да? Но подумай сам — ты видел мою машину, видел документы на нее… Нисан оформлен на меня. А это дорогая машина. Ты открывал мой бумажник, там была платиновая пластиковая карта. Как думаешь, каким клиентам, банки выдают такие карты? Саша — я долларовый миллионер!! Саша, это правда! Я не так богата, как Рената, но я не прошу никого убивать! Я обещаю помощь! И я не одна. Ты слышал такую фамилию — Туполев? — Саша вовсе не реагировал на мои слова, и я продолжила давление. — Конечно, слышал, это Хозяин Города. Он мой друг. Он друг Кутепова, он направил меня к ним. Если со мной что-нибудь случиться, ты заимеешь такого врага, что легче будет самому удавиться, он тебя на орбите Марса разыщет. — Пугательные слова я произносила весьма ласковым, увещевательным образом. — Саш… отпусти меня пока не поздно… — Про Туполева, долго думала? — Нет. Тебе достаточно позвонить по телефону и он тебе ответит. Только десять-пятнадцать человек в Городе знают этот номер мобильника. Хозяин всегда отвечает на этот вызов. В любое время. Проверь. Я — его друг. И он мне обязан. Жизнью. Все испортил Феденька так и не уподобившийся отключиться в пьяной коме. Он вывалился из «кабинета», пыльной тряпочкой повис на перилах и, грозя кому-то грязным кулаком с оттопыренным указательным пальцем, пробурчал: — Ну до чего ж эти ищейки хитрые! Шурка, она все знает. — И икнул. — И про карьеры и про… — Федя!!! — перебивая, заорала я. Брат собирался рассказать Александру, что я знаю об инъекции глюкозы. Но я могла знать что угодно, но только не это. О подмене шприца известно только троим — Ренате, Шуре и Федору с его слов. Выдав мою осведомленность, Федя показал бы, как много сболтнул мне спьяну лишнего. А я играла в «бойся, нам все известно». На единственном, достоверно объясняемом факте, — сами дурни громко разговаривали в пятницу, а «мы» теперь в карьерах ищем, — я создала нагромождение из полуправды, полулжи. Только так можно было убедить главного помощника Рената, что милиции известно больше, чем она думает… И вот: — Федя!!! Скажи Саше, что я уже все знала о карьерах!! — Хитрая ищейка, — кивнул Федя. Пригвоздил, что называется. Глазами утонувшими в слезах, я смотрела как Александр берет из коробки на верстаке кусок чистой обтирочной материи, катает из нее кляп и подносит к моим губам. Я дернулась, отвернула голову: — Не надо, Саша, пожалуйста, не надо. — Ты слишком много говоришь, — упрекнул он. Я отворачивалась, как могла: — Я буду молчать. Только один последний вопрос, — ты хочешь, чтобы меня убили на твоих глазах? Он швырнул тряпку в коробку и, тяжело топая, поднялся в «кабинет». Федя, все еще перекинутый попой кверху через перила, скосил глаза на брата и, кое-как поставив себя перпендикулярно полу, качнулся в том же направлении. Было понятно, что мне удалось лишь чуть-чуть пошатнуть, поколебать странное, гипнотическое влияние сумасшедшей девушки на двух братьев. Рот мне не заткнули и это первая уступка. Маленькая, но победа. Окрыляла, но не слишком. Послушание Ренате, видимо, вошло в привычку, так беспрекословно подчиняются солдаты командиру, — даже если он не прав, он командир. За десятиминутный разговор, такую связь, вряд ли разрушишь. Но рот мне все таки не завязали. И это давало надежду. Кричать, приглашать к разговору, я не стала. Александр вышел на крыльцо «кабинета» сам. С голубой эмалированной кружкой, над которой поднимался пар, он сел на ступени и, глядя себе под ноги, произнес: — Она спасла нашу бабушку. Отвезла в больницу, обеспечила лучших врачей, лекарства… Мы уже не надеялись, что бабушка поправиться. Но Рената ее вытащила. — По этому ты так ей благодарен? — тихо спросила я. — Она сказала, что мы ее семья. Саша замолчал и отхлебнул чая. Он не стал больше ничего объяснять, я догадалась сама: больная девушка решила создать себе семью. Придумать. Выпестовать. Она надеялась, что так ей будет легче. Нашла стариков, покорных старших братьев, целую деревню, где ее любили и обожали. И купалась в этом обожании. Но в какой-то момент поняла, — подделать отца не удаться. Каждый день она видела его, занятого, недовольного, женатого на чужой женщине и принадлежавшего, как ей казалось, всем, кроме нее. Когда не выдержала изуродованная в детстве психика, и произошел окончательный перелом, можно только догадываться. Толчком могло послужить настойчивое желание отца иметь наследника мужского пола, приезд Коваленко, что угодно другое. Психика Ренаты не выдержала. Последней каплей стала связь отца с няней. Это ее добило. — Саш, братьев не заставляют убивать… — Она не заставляет, — негромко сказал Саша. — Она просит только любить и верить. Она нас не предаст, она всегда будет рядом. Да, связь такого рода разрушить практически невозможно. Рената все же сделала себе новую семью. «Только любите меня, верьте, и я всегда буду рядом». Против таких слов трудно подобрать аргументы. — Саш, но если ты ее любишь… то должен понимать — Ренате нужна помощь. Она превратит семью в банду. Вы скоро все покроетесь кровью. Следующей станет Света. С нерожденным ребенком. Неужели ты этого не понимаешь? Ей нужна помощь. Врача, специалиста… она нацелена на самоуничтожение, как торпеда… она утащит вас за собой. — Бабушку жалко, — выдавил Саша. — Но предать… нет, я не могу. — А уговорить? — Она не услышит. — Странная у вас любовь — в одни ворота, — усмехнулась я. — Тебе не понять, — парень покачал головой. — Что ты знаешь, когда безысходность, когда в деревне второй год нет света, когда старики загибаются один за другим, так как до скорой не дозвониться… Что ты об этом знаешь?! Девяностолетняя бабка на своем горбу хлеб за три километра носит! Дома до крыш снегом заносит! Она одна пришла нам на помощь, в каждой избе ее фотография рядом с иконами стоит. Ее, не твоя! И мне ее предать?! — Саша, — я тоже постепенно начинала кричать, — я обещаю тебе, что уговорю Туполева взять вашу деревню под патронаж! Вас не оставят! — Кто?! Ты?! Твой вонючий олигарх?! — и добавил тише: — Еще скажи, губернатор… — Не скажу. Но за себя и Туполева отвечаю. — Поздно, Софья. Слишком поздно. — Но ты же еще никого не убил! Я все знаю, на тебе нет крови! — Все равно. Или с ней до конца… или все равно конец. — Рената крепко обработала парня. Может, на гипноз водила? — Нет, нет!! Еще не поздно… Мои слова прервал грохот кулака, обрушившегося с той стороны на ворота. На мгновение мы замерли. — Откройте! — раздался повелительный голос Ренаты. Оказывается уже ночь. В распахнутые ворота помигивая смотрели звезды, белое лицо Ренаты не попадало под свет лампы и казалось мутным пятном на фиолетово-черном фоне. Стоя за воротами, она слушала давно. — Говоришь, я сумасшедшая? — подойдя ближе, спросила звенящим шепотом. — Помощь мне нужна?! — И с размаху влепила пощечину. — Это тебе помощь нужна. Патологоанатома, сучка! Я нормальнее вас всех вместе взятых! Я, я делаю и создаю, а вы только разрушаете! Путаетесь под ногами и мешаете жить! А во мне нет лени, нет страха, и потому вы меня боитесь! Боитесь, потому что я лучше и умнее. Кто не дотронулся до смерти, тот не поймет жизни! А я ее трогаю… я понимаю, вам — не дано… это приходит свыше. Батюшки святы, да она целую философскую базу под свое сумасшествие подвела! Дай ей волю, свою религию создаст — «Дом Неведающих Страха», например. — Куда ворона летит, туда и глядит, — прозвучал внезапно голос. Текст вклинился между возвышенными репликами, Рената поперхнулась восклицательным знаком и обернулась на голос.